Татьяна Коган - Амнезия души
Гретхен взяла Ивана за руку. Он покорно позволил увести себя в спальню.
Джек тряхнул головой, возвращаясь в настоящее и с удивлением обнаруживая, что сидит в машине с выключенным двигателем на парковке перед собственным домом. Выбрался из салона, захватил спортивную сумку и поднялся в квартиру. Ужинать не хотелось, он налил себе сто граммов бренди, выключил во всех комнатах свет и устроился в кресле возле окна. Прошло больше трех месяцев с момента последней встречи с Гретхен, а Джек до сих пор помнил каждую мелочь.
Стыдливый смех, перерастающий в глухой стон возбуждения. Загорающийся страстью взгляд. Осторожные движения, с каждой минутой все более смелые и откровенные. Любопытные пальцы, изучающие каждый миллиметр тела. Требовательный выдох, приказывающий наращивать темп и не останавливаться, ни в коем случае не останавливаться. И раздраженный животный возглас, когда Джек все-таки замирает, дразня разгоряченную партнершу. Мокрая дорожка на блестящем от пота животе. Ощутимые укусы, синяки от которых будут держаться дольше недели. Ненасытные губы, жаждущие выпить всю его энергию до самой последней капли.
Джек не помнил, чтобы секс когда-либо приносил ему такое удовольствие. Это было нечто гораздо большее, чем физиологическое соитие, – это была химическая реакция двух элементов, взаимодействие, рождающее немыслимую по силе взрывную волну.
Стояла глубокая ночь, когда они, утомленные и умирающие от жажды, лежали на кровати, восстанавливая дыхание. Джек нашел силы дотянуться до бутылки с минералкой, открутил крышку и подал ее Гретхен. Она посмотрела с благодарностью и, выпив половину содержимого, протянула бутылку обратно.
– Ты ничего такой, резвый, – удовлетворенно улыбнулась медсестра, откинувшись на подушки.
Джек скосил на нее лукавый взгляд:
– Почему ты не озвучила свою просьбу еще в клинике? Регулярное осуществление ее украсило бы мои скучные больничные ночи.
– Дура была, – вкрадчиво прошептала Гретхен и тут же рассмеялась.
– А между тем любому известно, что немецкие медсестры только и думают, как бы стащить с пациента штаны.
– Ха-ха. Поддался темной стороне немецкого кинематографа?
– Каюсь, сестра, грешен.
– Ты искупишь свои грехи, подарив Баварии маленького розовощекого бюргера.
Они проговорили до утра, иногда отвлекаясь на удовлетворение похоти. Они находились на одной волне, и эта неожиданная гармония заставляла Джека впитывать и запоминать каждую эмоцию, мелькавшую на лице медсестры, каждый оттенок ее голоса. Казалось, он участвовал в причудливой призрачной фантасмагории, и между тем не было ничего реальнее, чем эта странная страстная ночь.
В восемь утра Гретхен соскользнула с кровати и удалилась в ванную. Рассеянные солнечные зайчики прыгали на ее тонкой обнаженной талии, покуда она не исчезла за дверью. Послышался шум воды, смывающей волшебство угасшей ночи. Джек внезапно осознал, что больше никогда не увидит Гретхен. Не потому что не захочет – в своем желании он не сомневался, – а потому что в его услугах больше не нуждались.
Гретхен проявила удивительную честность. Она не скрывала симпатии к Джеку, но уточнила, что симпатия обусловлена обозначенной целью и никогда не перерастет в нечто большее. Иван Кравцов ценил в людях прямоту, но в тот момент почему-то не испытывал радости.
Он порывисто встал и направился в ванную. Не говоря ни слова, залез под душ, потеснив девушку. Они долго стояли, обнявшись под потоком воды, капли отскакивали от сплетенных тел, повисали в воздухе мелкой водянистой сеткой.
Гретхен первая выбралась из душа, Джек поспешно вымыл голову, вытерся и, накинув на бедра полотенце, вышел в комнату. Медсестра уже оделась и сидела на диване, сосредоточенно глядя перед собой.
– Мне нужно ехать, – сказала она, переводя взгляд на него.
Джек приблизился к Гретхен, опустился на пол и спрятал лицо в ее коленях. Ему хотелось сказать, что прежде он не переживал подобных по силе эмоций – даже во время игры. Слишком много событий наложились одно на другое – он едва справлялся с их напором. Нет сомнений: через пару недель сегодняшний экстаз будет вспоминаться со снисходительной улыбкой, но сейчас, в эту самую минуту, Джек искренен в своей ошеломляющей, восторженной растерянности.
Он поднял лицо и беззаботно улыбнулся:
– Я посажу тебя на такси.
Около девяти утра они покинули гостиницу. Воздух был по-лесному чист и насыщен кислородом. В Германии Джеку всегда легко дышалось.
Открыв дверцу подъехавшего такси, усадил Гретхен на заднее сиденье. Протянул водителю деньги – их хватило бы, чтобы трижды объехать Мюнхен по кругу. Небрежно засунув руки в карманы брюк, Джек смотрел, как автомобиль выруливает на проспект и медленно удаляется прочь. Когда такси скрылось из виду, он двинулся по тротуару прогулочным шагом, не имея конкретной цели.
Была суббота. По всему городу с раннего утра открывались маленькие и большие блошиные рынки, где горожане избавлялись от ненужного старья и не пригодившихся в хозяйстве покупок. Там и сям на подъездах висели воздушные шарики и таблички с надписью «Flohmarkt», означавшие, что во дворе проходит распродажа. На импровизированных рынках выставлялись антиквариат и предметы искусства, бытовая техника и поделки, старые книги и монеты, медали и холодное оружие. В детстве Ваня Кравцов часто наведывался на блошиные рынки, отыскивая книги про рыцарей, игрушечные мечи и самодельные доспехи.
Джек бездумно слонялся по городу, пребывая в пограничном состоянии между иллюзией и реальностью. Он никак не мог определить, насколько объективны возникавшие перед глазами видения. В них не было ничего особенного, и тем не менее Джек не поручился бы, что не грезит наяву. Он слишком долго жил в темноте, так долго, что почти смирился с неизменным черным пространством, окружавшим его, вне зависимости от того, закрыты или открыты веки. Когда пространство наполнилось светом и заиграло красками, Джек еле устоял на ногах – так сильно было нахлынувшее упоение. Он отчаянно искал точку опоры, устойчивую эмоцию или воспоминание, способное сориентировать, удержать его на плаву. Но куда бы он ни смотрел – вне и внутрь себя, – не видел ничего статичного.
Джека трясло, как в лихорадке, но он не согласился бы сбить бредовый, почти болезненный жар, имейся для этого таблетки. Джек понимал, что вряд ли когда-то снова переживет нечто подобное, и позволял себе плыть по бурному течению, наслаждаясь собственным бессилием…
Стакан с бренди давно опустел, Джек задумчиво вертел его в пальцах. Электронные часы на дисплее холодильника показывали 00.00. Он неотрывно смотрел на мигающую секундную точку, покуда не высветилось 00.01.
«С днем рождения», – мысленно поздравил себя Джек.
Глава 15
Лиза завершила круг легким галопом, остановила лошадь и спешилась. Сегодняшнее занятие верховой ездой не принесло привычного удовольствия. Гнетущая апатия не отпускала, Лиза не могла сосредоточиться и задания тренера выполняла без энтузиазма. Неясная тревога поселилась в сердце, заставляя нервничать в тщетной попытке отыскать ее причины.
Лиза попрощалась с тренером и, снимая на ходу шлем, направилась в раздевалку. Последние пару лет она регулярно наведывалась в конноспортивный клуб, где оттачивала мастерство управления лошадьми. Она не ставила задачи стать лихой наездницей, ей нравились атмосфера ипподрома и ощущение полета – хлесткая грива в лицо, четкий ритм копыт, ветер в ушах и рвущееся навстречу пространство. Обычно даже короткая конная прогулка дарила ей умиротворение. Но не сегодня.
Настроение было никудышное, хотя поводов для печали не было. Жизнь текла спокойно, без происшествий и, казалось, больше не выкинет неприятных сюрпризов. У друзей все складывалось хорошо, таинственный мститель не появлялся, дочка стала общительней и ласковей, сделка по продаже корпорации покойного мужа обещала обернуться большой удачей, молодой любовник вел себя идеально. Единственное, что вызывало неудовлетворение, – процесс поиска сбежавшего маньяка. Полиция арестовала двоих подозреваемых, но Лиза не опознала в них преступника.
Иногда ей чудилось, что она напрасно терзается стремлением отыскать злодея. Некоторым загадкам не суждено быть разгаданными, некоторые дела никогда не будут завершены. Как ни тяжело отказываться от мести, нельзя не признать тот факт, что не каждая задача имеет решение. Время притупляет страдание, и неизвестность, еще недавно являвшаяся источником болезненного раздражения, превращается в прошлое. Надо научиться отпускать ненужное, позволять судьбе идти своим чередом.
Лиза допускала, что маньяка никогда не найдут. Вновь и вновь прикидывала, как будет существовать с мыслью об избежавшем правосудия мерзавце. Просыпаться по утрам, зная, что ее мучитель видит такое же синее небо и дышит тем же воздухом. Глумливо улыбается, вспоминая об издевательствах над любимой пленницей. Может статься, наблюдает за ней из окон дома напротив. Фантазирует, как через десять лет, постаревший, но не утративший сил и желаний, остановит на улице Настю и напугает ее до обморока.
