Екатерина Лесина - Кольцо князя-оборотня
Ведьма
Я проснулась от его взгляда. Спиной чувствую, как он на меня смотрит. Ох, и не к добру этот интерес. Егор. Интересное имя. Интересный человек. Я старалась не шевелиться, пусть смотрит, пока он думает, что я сплю, я в безопасности. Не знаю, что ему от меня нужно, но ведь нужно же, просто так посторонних людей в свою квартиру не впускают.
А здесь все по-прежнему, только цветов нет, раньше у меня было много цветов, но они умерли. Тогда мне казалось, что я умираю вместе с ними, но я выжила, а цветы нет. Когда у меня появится дом, настоящий дом, такой, в котором я смогу жить без страха, обязательно посажу цветы. И вокруг дома, и внутри. Будет красиво.
Будет. Я же ведьма, я знаю.
Захотелось плакать, это он виноват – не прогнал, дал помыться и даже покормил, вот я и расслабилась. Нельзя. Стоит расслабиться, и наказание последует незамедлительно. Мужчины опасны. Женщины, впрочем, тоже. В животе заурчало.
– Вставай… Как там тебя?
– Анастасия. – Притворяться дальше не было смысла, да и есть хотелось так, что, казалось, еще одна минута – и желудок сам себя переварит.
– Настасья.
Все мысли в тот момент у меня были исключительно о еде, может, поэтому показалось, что имя мое он пробует на вкус. Я же вчера представлялась. Вчера все было иначе, а сегодня… Не понимаю, что случилось ночью, но в воздухе пахло опасностью.
– Завтракать будешь? – поинтересовался Егор.
– Буду. Мне… Мне бы одеться.
– В шкафу посмотри. Я ничего не выбрасывал.
– Почему?
Он не счел нужным ответить. И ведь действительно ничего не выбросил. Даже Валюшин медвежонок сидел на диване, глядя на меня грустными пластмассовыми глазами, и от этого взгляда в душе расцветала тоска. Из шкафа я вытащила черные джинсы и темный свитер. Траур. А после авиакатастрофы я не носила траур, тогда это казалось мелочью, какая разница, черная на тебе одежда или белая, если внутри одна сплошная непроглядная темнота. Теперь же из зеркала на меня смотрела незнакомка со злым лицом и черными глазами. Это не я, я не такая, я полненькая и на щечках ямочки, когда улыбаюсь, а я часто улыбаюсь.
Улыбалась. Но той, другой Анастасии больше нет… Или… Я попыталась улыбнуться, губы изогнулись дугой, кожа на лице в одних местах растянулась, в других пошла складками, брови отчего-то поднялись вверх. Нет, это не улыбка, это посмертная маска какая-то.
Старуха. Егор вчера сказал, будто я – старуха.
– Ты чего там застряла?
– Иду. – Зеркало не хотело отпускать меня, ему нравилось отражать изменения, нравилось, что волосы у меня черные, словно у вороны, и глаза тоже, а кожа желтая. Кто сказал, будто зеркала любят красоту, по-моему, им больше по вкусу уродство.
Завтракали мы в полной тишине. Егор рассматривал меня, и, готова поклясться, безо всякого интереса, ну, так смотрят на не слишком удачную картину на выставке. Тогда какого черта я здесь делаю?
– Ну, рассказывай.
– О чем? – Тон мне не понравился. Сирена в голове завыла во весь голос, предупреждая об опасности. Бежать? Куда?
Охотник
Сегодня она выглядела иначе, но Егор, как ни силился, не сумел понять, в чем же разница. Она не стала моложе, она не стала красивее, она просто стала другой. Она рассматривала его с опаской и любопытством, отслеживала каждое движение и сердито наморщила лоб, когда Альдов поймал ее взгляд. Злая. Черная и злая. Короткие волосы топорщились перьями больной вороны, ввалившиеся щеки придавали лицу изможденный вид, но странным образом эта изможденность ей шла, так же как блеклые краски и мелкие трещины идут старинным фрескам. О фресках Егор лишь слышал, но отчего-то ему казалось, что ее лицо будет неплохо смотреться как раз на них. Особенно глаза, черные и злые.
Глупо ее рассматривать, нужно говорить, он ведь специально ждал утра, чтобы поговорить нормально. И не станет он с ней цацкаться, к черту доверие, к черту все психологические примочки! Если она не захочет помочь, у него найдутся свои методы.
– Ну, рассказывай.
Она вздрогнула и подобралась, как пантера перед прыжком. Нет, шутишь, не сбежишь, Альдов не для того с ней вчера возился, чтобы взять и отпустить.
– Рассказывай. Где была, что делала, кого видела… – В крови кипело дурное веселье. – О секте своей говори.
Анастасия сжалась в тугой комок. Значит, говорить не хочет, ничего, захочет.
– Знаешь, а я ведь тебя и посадить могу… – Сказки, конечно, нет такой статьи, по которой можно было бы упечь ведьму за решетку, но ей этого знать не полагается. Испугалась. Внешне не показывает, но Альдов чувствует ее страх, как свой собственный. Он там, в глубине ее глаз, похожих на перезревшие вишни. Удивительные глаза: зрачок сливается с радужкой, получается одна сплошная непроглядная чернота, которая живет своей собственной жизнью и ради забавы ловит отражения чужих лиц, чужих жизней…
– Я… я не виновата!
Ведьма
Он знал! Разумом я понимала невозможность этого, но вопреки разуму он знал. Иначе откуда угроза? Милиция. Он не зря упомянул милицию. И этот интерес. Что ему нужно? И что мне делать? Признаться, если он все равно в курсе дела, или врать?
Врать и изворачиваться, пока есть хоть малейший шанс, что он блефует. И бежать… Куда? Не важно, главное – бежать. Я не хочу в клетку, не хочу, я так долго жила в тюрьме и снова возвращаться? Нет, ни за что!
– Не виновата, значит? – Егор постучал пальцами по столу, выражение его лица не предвещало ничего хорошего. А руки… Господи, если он меня ударит, то разбитой губой дело не обойдется.
– Нет. Это случайно получилось.
– Где ваша секта находится? Где ты жила все это время?
– В приюте. Точнее, это не совсем приют, это вроде монастыря, там живут, работают, молятся.
– И зачем?
– Ну… – Как ему объяснить зачем? Я пришла туда, потому что хотела заслужить царство божие для дочери. А муж… я считала Толика грешным, ведь Андрей утверждал, будто… Глупости, господи, ну отчего я так искренне верила во все эти глупости? И как объяснить ту мою веру совершенно постороннему человеку, если я и сама не в состоянии понять ее? – Там очищаются.
– От денег? – ухмыльнулся он.
– От грехов. – И от денег тоже, мелькнула шальная мысль. Пожалуй, от денег пророк очищал куда лучше, чем от грехов. – Если много молиться, если встать на путь… То после смерти попадешь в царствие божие.
– А если не встать?
– Тогда в ад. – Так утверждал Андрей, а я верила, и сестры верили. Все ему верили, и Юлька тоже. Разочаровываться было больно, а еще больнее будет, когда меня найдут. Интересно, уже ищут или нет? Должны. Одна надежда – они не знают, кого искать. Нет, конечно, описание дадут, а вот имя… Сестра Анастасия. Ведьма Настасья. И все, ни отчества, ни фамилии, ни года рождения.
– Как назывался… приют?
– «Милосердие Господне».
– Красиво.
– Красиво… – согласилась я. Егор ждал продолжения рассказа, и не хотелось бы его разочаровывать. Опасно разочаровывать тех, кто сильнее тебя. – В приюте жили… Живут сестры. Официально они не монахини, ну, пострига не было, но сами себя они считают… монахинями.
– Сколько их?
– Около пятидесяти. Иногда меньше. Иногда больше, когда новых привозят. Некоторые умирают. Там свое кладбище. – А также свой пророк и свой подвал, в котором очень холодно и очень страшно.
– Возраст? – последовал еще один вопрос.
– Разный. Самой старшей около восьмидесяти. – И она безумна, она даже не понимает, где находится, и целыми днями скулит песни, эти песни раздражают всех, но заткнуть сестру Антонину не получается, она надежно укрылась за щитом собственного безумия и поэтому не боится ни угроз, ни побоев, ни даже подвала. Она просто не видит разницы.
– А самой молодой?
– Молодой… – Сколько же было Юльке? Тринадцать? Четырнадцать? Пятнадцать? Не знаю, боже мой, я же совсем ничего о ней не знаю, даже возраста. – Четырнадцать. Около того. Там… там не принято задавать вопросы, поэтому я не знаю точно.
– И как ее зовут? – Голос Егора звенел от напряжения. Зачем он спрашивает? Ответить? Внутренний голос приказывал молчать, но я снова его ослушалась.
– Юля. Ее зовут Юля. Звали.
Охотник
Она рассказывала неохотно, точнее, она даже не рассказывала, просто послушно отвечала на вопросы. И каждый раз Альдову казалось, что ответ не полон, что черноглазая ведьма оставляет что-то для себя, что-то очень важное и вместе с тем его, Егора, не касающееся. Ничего, он еще вытянет из нее все, выжмет до последней капельки информации, а потом…
Потом поедет в это «Милосердие» и заберет Юльку. Его дочь вернется домой, и они заживут как раньше, лучше, чем раньше, ведь он построил для Юленьки дом, у его принцессы будет свой собственный дворец. А ведьме, так и быть, в благодарность за помощь он оставит квартиру, в конце концов, не велика ценность.
Альдов мечтал, грезил наяву, и именно поэтому до него не сразу дошел весь смысл ее слов.
