Анна и Сергей Литвиновы - Бойтесь данайцев, дары приносящих
– Ты дура, дура, честное слово! – схватился за голову Иноземцев.
– Да ладно, не дрейфь! Меня сто раз еще отсеют, по здоровью или по анкетным каким-нибудь данным.
– Это твой генерал придумал, да?
– Какая тебе разница!
– Значит, он. Что-то он сам не хочет на макушку ракеты влезать, и чтоб ему под задницей триста тонн горючки зажгли! Тебя посылает.
– Брось, Владик! Ты такой правильный и такой скучный. У‑уу, хуже Провотворова.
– Ладно, но имей в виду: я против.
– Ну, тебя я спрашивать не буду.
– Я еще пока твой муж.
– А насчет «муж-не муж» – и развестись можно.
Владик глубоко вздохнул, сорвал в отчаянии с головы шапку-пирожок и пару минут шел рядом молча, отстранившись от нее. Разговор повернул совершенно не в ту сторону, куда он планировал. Можно сказать, в противоположную.
– Ладно, отложим эту историю, – вздохнул Владик. – Просто я хочу, чтоб ты знала: я против этих твоих планов. Но я о другом. – он подумал, что его программа-максимум, запланированная на сегодняшний визит: предложить Гале снова сойтись и жить вместе, вряд ли в нынешних условиях выполнима. Но вот программа-минимум, или деловая часть, вполне заслуживает обсуждения. И он продолжил: – Я как раз хочу, чтобы ты со мной НЕ разводилась, по крайней мере, официально. Я думаю и тебе, в свете подготовки к полету в космос, – слегка съязвил он, – подобное пятно в биографии будет ни к чему, но, главное, дело заключается в другом. Ты, наверно, слышала: у нас в Подлипках мощное строительство развернулось. Пятиэтажные дома один за другим лепят. Я нашу семью на очередь поставил. Представляешь, нам, с тобой и с Юрочкой, будет положена двухкомнатная квартира, отдельная, с собственной ванной, газовой колонкой! Санузел, правда, совмещенный – но как-нибудь перетерпим. Говорят, через три-четыре года очередь реально подойти может. А я еще планирую к Королеву на прием по личным вопросам пойти – все ж таки он маму мою помнит. Да и я не напрасно больше года на полигоне просидел – ускорит ведь главный конструктор очередь, как ты думаешь?
– То есть, – спровоцировала она, – пока я и Юрик проживаем с генералом, ты хочешь получить за наш счет жилье и наслаждаться там один, в двухкомнатной квартире?!
– Да нет же! Я такого не говорил!
– Как? Только что, по сути, сказал.
– Нет! Наоборот! Я предлагаю, – он выпалил то, что сперва рассчитывал высказать, потом от своего намерения отказался, а теперь вдруг выговорил, не думая и не беспокоясь о последствиях. – Я предлагаю забыть все плохое, что между нами было. И, слушай, уходи ты от своего Провотворова. Возвращайся ко мне. Зачем он тебе нужен? Он ведь старик! Будем жить снова вместе, с Юрочкой. Ему тоже нужен настоящий отец.
– А у тебя с той женщиной – все кончено? – спросила она почти наугад. До нее не доходило никаких слухов, однако год назад она видела Владика не в меру веселого и даже шального, и тогда твердо решила, что у него – роман.
– Да. Давно. И у меня сейчас никого нет.
– Значит, ты снова делаешь мне предложение? – почти смеясь, промолвила она.
– Можешь считать, что да.
– В прошлый раз был прыжок с парашютом и наследное бриллиантовое кольцо.
– А сейчас – пожалуйста. – Он преклонил перед ней в снегу одно колено и взял за руку в вязаной варежке.
– А кольцо? – совсем уж засмеялась она.
Тогда Владик быстро смастерил из фольги от фантика «Мишки косолапого» колечко, стащил варежку с правой руки Гали и надел его ей на палец.
– Спасибо, я подумаю, – величественно молви-ла она.
Лера
После встречи в «Пльзени» Мария Стоичкова из жизни Кудимовых исчезла. И не видела ее Лера (как и другие герои нашего повествования) больше никогда. Вдобавок никаких не поступало сигналов от главного противника: получены ли ответы? И как их расценили?
«Не дергайся, – сказал ей по этому поводу Пнин. – Они информацию твою съели, теперь проверяют. Решают, насколько тебе можно доверять».
В их следующую встречу – на той же конспиративной квартире – Лера решительно сказала (ей было гадко и стыдно от того, что между ней и Александром Федосеевичем в прошлый раз случилось): «Я не хочу, чтобы то, что между нами произошло, еще раз повторялось. Я замужем, и мне никаких левых приключений не нужно». Полковник на это ничего не отвечал, только пожал плечами. Ей казалось, что все миновало, бессовестный эпизод остался в прошлом и стал забываться, однако в следующую встречу Пнин, безо всяких предисловий, крепко обнял ее и стал раздевать – и она не нашла в себе сил противиться. А когда все кончилось, чувствовала себя одновременно и успокоенной, удовлетворенной, и грязной, подлой. Так повторилось и еще раз, через неделю, а затем Лера поняла, ругая и кляня себя, что ей это нравится, и она ждет этих встреч. Хотя непосредственно после каждой испытывает отвращение и к себе, и к своему новому сожителю – и даже к мужу, хотя Вилен здесь, видит бог, был страдающей стороной и совершенно ни при чем.
Виделись они с Пниным в рабочее время. Своему непосредственному начальнику в КБ Лера говорила просто: мне надо уйти – и убывала. Ведь Александр Федосеевич сказал, имея в виду ее окружение на работе: «Ты с ними построже. Я до них довел, что ты на нас работаешь. Потому тебя стали больше уважать и бояться».
– Зачем?! – возмутилась она. – Зачем ты им сказал? А вдруг среди них враг, и меня расшифруют?
– Я ведь не говорил им, – хмыкнул Пнин, – что ты подсадная утка для ЦРУ. Просто сказал, что ты – наша, и поэтому они должны тебе всяческое содействие оказывать. Подожди, еще по службе начнешь расти, как на дрожжах.
Лера вспомнила, что начальник стал на нее смотреть в последнее время с немым вопросом и некоторой опаской, и подумала: «И черт с ними! Пусть думают, что я стукачка. Для карьеры это даже полезно».
Разговор с полковником велся в кровати – той самой. Он продолжал свою «работу с контингентом», а заодно втолковывал девушке азы разведки: как различать и сбрасывать хвост, как надежно и безопасно оставлять сигналы и устраивать тайники. Упирал на личные примеры. В его речи то и дело проскальзывало: «Когда я был в Париже… в Вене… Стокгольме…» Лера про себя при перечислении иностранных столиц вздыхала, а потом спросила напрямки: есть вероятность, что она тоже в капиталистическом окружении окажется? И Александр Федосеевич ответил, как ей показалось, так же откровенно: «Есть. Если они, то есть ЦРУ, решат, что ты здесь, в Союзе, провалилась, и вывезут тебя на Запад. Но это будет совсем другая история, и говорить о ней пока слишком рано».
Почему она стала спать с Пниным? Если честно, физически это давало разрядку, которую она давно (а может быть, и никогда) не получала с Виленом. Но Лера его, конечно, не любила, не ждала с ним встреч и ни разу по нему не вздохнула. Хотя, разумеется, уважала его, как в своем роде начальника, авторитетного и много знающего человека.
А что Вилен? Он ничего не знал. Во всяком случае, Лера ему не говорила. Видел ли он ее изменившееся, довольное лицо, когда она в определенные дни возвращалась с работы, и с чем это связывал? А вот этот вопрос оставался открытым, и поднимать его Кудимова никак не хотела. Тем более что во всех прочих аспектах ее семейная жизнь протекала на пять с плюсом: отец и мама, и она с Виленом работали, прислуга Варвара стряпала и убиралась, по вечерам в субботу они время от времени посещали Большой театр – Лера сходила с ума по балету и молодой дерзкой приме Плисецкой.
Она уже стала привыкать к такой жизни и забывать, что должна нести крест двойного агента, когда Пнин, во время очередной их встречи на конспиративной квартире, сказал с дозой озабоченности: «Готовься. Кажется, американцы зашевелились».
Галя
Всех девушек-парашютисток выписали из госпиталя и велели ждать.
Галя вернулась на работу. Совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь в ОКБ узнал, куда она вербовалась. Да и нельзя было. Все на свете в Союзе было засекречено, а то, что касалось космоса, – втройне. Перед госпиталем начальству пришло письмо из центрального совета ДОСААФ, в котором просили предоставить товарищу Иноземцевой отпуск в связи с подготовкой сборной команды СССР по парашютному спорту к соревнованиям. Поэтому ни одна живая душа – ни подружки, ни мама – понятия не имела, как она провела последние три недели. Разве что Провотворов знал, в чем дело. И еще законный муж Иноземцев.
Секретность была ей на руку, потому что еще меньше желалось, чтобы кто-то проведал, что она пыталась – и потерпела неудачу. Несколько дней прошли в томительнейшем ожидании. Гале даже не мила была ни квартира в правительственном доме, ни генерал, вдруг отчего-то проникнувшийся к ней новой заботой. Только в присутствии Юрочки отпускало. В короткие часы послерабочего отдыха нянькать его, тетешкать, читать ему книжки, кормить, слушать новые словечки и прочий лепет было сущим наслаждением. Жаль только, что вечер так быстро кончался, и вот пора его укладывать и самой спать, чтобы завтра – на работу, из дома напротив Кремля, на метро и электричке, в Подлипки.
