Андрей Воронин - Инструктор спецназа ГРУ
- Здравствуйте, Ольга Ивановна, - поздоровался Илларион. Женщина торопливо, едва заметно кивнула и поспешно отвела глаза.
- Ну, капитан, - сказал Илларион, глядя прямо в худое желтоватое лицо Ряб-цева, самой примечательной деталью которого был длинный и какой-то извилистый нос, - может быть, теперь вы объясните цель своего визита?
И он первым уселся в свое любимое кресло, чувствуя, как упирается в поясницу револьвер.
- Приступайте, - сказал сержантам Рябцев, ища глазами, куда бы сесть. Поскольку с утра пятницы уже прошли целые сутки, в течение которых Илларион Забродов копался в своей домашней библиотеке, от порядка, наведенного бесценной Верой Гавриловной, не осталось и следа - книги громоздились повсюду, в том числе и на сиденье второго кресла.
- С вашего позволения, - сказал капитан, перекладывая книги на стол и усаживаясь. - Гражданин Забродов, если не ошибаюсь?
- Разумеется, - сказал Илларион. - Или вы рассчитывали застать здесь кого-то еще?
Капитан принял это не моргнув глазом. А из него мог бы выйти толк, решил Илларион. Если бы он не был такой продажной шкурой, из него определенно могло бы получиться что-нибудь стоящее.
- Гражданин Забродов, - продолжал между тем капитан, - вы подозреваетесь в совершении убийства с целью ограбления.
Ольга Ивановна тихо охнула, а второй понятой снова сдернул с головы свою кепку.
- Чепуха, капитан, - лениво сказал Илларион, краем глаза наблюдая за шарившими по углам сержантами.
Сержанты, как и следовало ожидать, не церемонились - вокруг стоял треск и грохот, из-за которого Иллариону было трудно сосредоточиться на капитане. Здоровенный детина с лицом, как две капли воды похожим на те, что лежат обычно на прилавках мясных отделов любого гастронома, когда в продажу поступают свиные головы, зацепил прикладом автомата любимую вазу Иллариона, и та, ударившись о паркет, с сухим треском разлетелась вдребезги. Несчастная Ольга Ивановна вздрогнула, словно ее ударило током.
- Это японская ваза, - вежливо пояснил Илларион Рябцеву, - очень старая. Одиннадцатый век. Я не в курсе теперешних рыночных цен, но думаю, что тысячей долларов дело вряд ли ограничится.
Капитан только хмыкнул. Он явно чего-то дожидался, и Илларион полагал, что знает, чего именно.
- Ну же, капитан, - все тем же непринужденным тоном сказал Забродов, - не томите. Право, это невежливо как по отношению ко мне, так и к вашим понятым, которым не терпится узнать, чего ради их сюда притащили.
Рябцев не спеша достал из пачки сигарету и прикурил от одноразовой зажигалки неприличного розового цвета,
- Не валяй дурака, Забродов, - сказав он, картинно выпуская дым в потолок. -- Нам все известно. Имеются свидетели, которые видели, как ты свернул шею букинисту Гершковичу.
Понятая Ольга Ивановна снова охнула и закатила глаза, словно намеревалась потерять сознание. Ее коллега и товарищ по несчастью выронил свою кепку и, проявив неожиданную галантность, подхватил женщину, не давая упасть.
Илларион разглядывал капитана Рябцева, с безразличным видом пускавшего дым в потолок, и думал о том, какое впечатление весь этот цирк произвел бы на него, будь он простым инженером или, скажем, учителем. Словесником, например. Убойное получилось бы впечатление, решил он. То есть просто наповал. Ни с того ни с сего вдруг врываются ребята в форме, с автоматами наперевес, шмонают квартиру и говорят: колись.
И - в морду. Ну, это у нас еще впереди, сначала они найдут, что надо, отпустят понятых, а потом уж будет разговор. Поговорим, решил он. Ох, как поговорим. Сержанты - мебель, они, возможно, и не в курсе, чем именно занимаются. Но ты, капитан... Ты-то точно знаешь, что делаешь. Ох, смотри, капитан.
- Капитан, - сказал он, - пока понятые здесь, у тебя есть шанс ничего не найти и благопристойно удалиться туда, откуда пришел. Подумай, капитан. Потом будет поздно. Нехорошее дело ты затеял. Плохо может кончиться, учти.
Мужик в кепке выпустил Ольгу Ивановну и смотрел во все глаза - впитывал впечатления. Сержанты двигали мебель, безбожно царапая паркет. Капитан невозмутимо курил.
- Есть, Сергеич, - донесся из ванной голос одного из сержантов.
- Давай сюда, - приказал капитан и зашарил глазами по столу, ища пепельницу.
Илларион быстро выдернул пепельницу из-под пухлого тома исландских саг и поставил ее перед Рябцевым.
- Мерси, - сказал Рябцев.
- Угу, - ответил Илларион, глядя в сторону ванной.
Оттуда появился давешний сержант со свиной физиономией, неся черный пластиковый пакет со стилизованным изображением Эйфелевой башни. В пакете угадывалось что-то увесистое, имевшее прямоугольные очертания. Илларион припомнил, что этот пакет он сегодня уже видел. Именно этот или точно такой же пакет был в руке встреченного им утром алкаша.
- Это ваше? - спросил Рябцев.
- Нет, - ответил Илларион, - ваше.
- Понятых прошу подойти к столу, - сказал Рябцев, доставая из кейса бланк
протокола.
Сержант водрузил пакет на стол и торжественно извлек на свет божий четыре потрепанных книги и Тощую пачку денег, перетянутую черной аптекарской резинкой. Капитан посмотрел на книги и едва заметно нахмурился. Илларион, проследив за его взглядом, искренне развеселился: правая рука капитана Рябцева явно не вполне представляла себе, чем занимается левая. На столе лежали "Два капитана" Каверина, изданные в 1949 году, перепечатка "Молота ведьм" восемьдесят девятого года, очень потрепанный экземпляр Джеральда Даррелла и роскошно изданный, но тоже знававший лучшие времена "Конек-горбунок". Илларион едва сдержал улыбку при виде всего этого великолепия, а Рябцев крякнул и полез за новой сигаретой.
Пока капитан заполнял бланк протокола и давал расписаться понятым, Илларион хранил молчание. Он тоже закурил и с интересом наблюдал за развитием событий, гадая, как носатый капитан будет выкручиваться из этой ситуации.
Наконец понятых отпустили. Гражданин в бейсбольной кепке по дороге к дверям бережно поддерживал Ольгу Ивановну под руку, приговаривая: "Осторожно, угол" и "Не споткнитесь, здесь порожек". Когда дверь за ними закрылась, все четыре сержанта собрались в комнате и привольно расселись кто где, картинно поигрывая автоматами. Илларион понял, что все они полностью в курсе, и успокоился: все были свои и можно было не стесняться.
- Ну что, гражданин Забродов, - начал капитан, - колоться будем или как?
- Дурень, - сказал ему Илларион, - кончай эту бодягу. Ты же влип по самое некуда, тебе бежать надо, спасаться, а не в сыщиков играть. Ты посмотри, что твои уроды мне подбросили. Да тебя любой следователь прокуратуры засмеет с такими вещдоками, даже малограмотный. Не умеешь - не берись.
Капитан помолчал, играя желваками.
- Ладно, - сказал он наконец. - Кончай так кончай. Давай так: покойного ты знал? Знал. Был у него накануне, покупал что-то. Дальше. Профессия твоя нам известна, а убит покойничек, между прочим, голыми руками - шею ему свернули, причем одним махом, он даже, наверное, и сообразить не успел, что ему башку откручивают. Тоже, между прочим, без специальной подготовки не сделаешь. Алиби у тебя нету - это нам известно. Деньжата из стариковом кассы у тебя - копейка в копейку его дневная выручка. Он, жидок этот, записи вел очень, между прочим, кстати. Что там остается - книжки? Книжки, не спорю, знатные, за такие человека порешить разве что с похмелья можно, да и то, если в голове две извилины. Так ведь их и поменять можно, как в библиотеке, понял? Дело техники. И потом, знаешь, сколько на одном моем отделении "висячек"? Все на тебя повешу, хотя тебе и половины хватит. Ты не сомневайся, мы их тебе хорошо пришьем, аккуратно зубами не оторвешь. Ясна ситуация?
- Дерьмо ты, капитан, - сказал Илларион. - Вешал бы свои "висячки", зачем же было старика убивать?
-Ты полегче, - обиделся капитан. - Старика твоего никто из моих ребят пальцем не тронул. Кто его грохнул - теперь до второго пришествия не дознаешься. Но всем удобнее считать, что это сделал ты.
- Хорошо, - сказал Илларион, оглядывая комнату. - Ты ведь пришел, чтобы что-то предложить. Давай, выкладывай.
Капитан сидел в кресле у дальней стены. Рядом с Илларионом, смяв массивным задом книги, прямо на столе устроился все тот же свинорылый сержант. Упираясь одной ногой в пол, а другой болтая в воздухе, он нависал над Забродовым горой потного мяса - видимо, по замыслу это должно было выводить Иллариона из равновесия. Еще один сержант разместился на подоконнике. Он безучастно покуривал, время от времени сплевывая в открытое окно и провожая каждый плевок задумчивым взглядом. Автомат он держал под мышкой и, насколько мог разглядеть Забродов, тот стоял на предохранителе.
Третий, длинный и худой, настоящая жердь, скучая, подпирал косяк двери, которая вела в прихожую. На лице его застыла вселенская тоска, и он периодически чисто рефлекторно начинал ковырять в носу мизинцем. Четвертый сержант, что-то тихо насвистывая сквозь зубы, изучал содержимое развороченных книжных полок. Руки его были едва ли не по локоть засунуты в глубокие карманы галифе.
