Марио Пьюзо - Сицилиец
В начале ноября в больших сицилийских поместьях убирают виноград и с этой целью туда нанимают рабочих из близлежащих деревень. Пишотта явился на площадь и записался на работу во владения герцога Алькамо. Первый день он трудился до седьмого пота, наполняя корзины гроздьями черно-пурпурных ягод. На винограднике находилось более сотни человек — мужчины, женщины и маленькие дети, и все они за работой пели. В середине дня им прямо там, под открытым небом, давали обильный обед.
Пишотта сидел в отдалении от остальных и наблюдал. Он обратил внимание на девушку, которая принесла из замка поднос с хлебом. Она была хорошенькая, но бледная — явно редко бывала на солнце. Да и одета она была лучше других женщин. Но главное, что запомнилось Пишотте, — это пренебрежительное выражение ее лица и то, как она избегала общения с другими рабочими. Девушка эта, как он выяснил, была личной горничной герцогини.
Пишотта тут же решил, что она-то ему и нужна. Гильяно, знавший о нравах Пишотты, строго наказал ему при сборе сведений не позорить местных девиц, но Пишотта считал Тури чересчур уж романтиком, не очень сведущим в нравах мира сего. Слишком большая их ждала добыча, да и девушка была слишком хорошенькой.
Когда она появилась с новым подносом хлеба, Пишотта взял его у нее из рук. Она опешила и не ответила, когда он спросил, как ее зовут.
Пишотта опустил поднос на землю и схватил ее за руку. Свирепо осклабясь, он сказал:
— Когда я спрашиваю, отвечай мне. Если же не ответишь, я закопаю тебя в виноград.
И рассмеялся, показывая, что шутит. Затем, с самой своей обольстительной улыбкой, нежнейшим голосом продолжал:
— Ты самая красивая девушка, какую я встречал на Сицилии. Я не мог не заговорить с тобой.
Горничная была напугана и одновременно очарована. Она заметила острый охотничий нож, свисавший у него с пояса, и то, как он держится, — прямо настоящий герцог. Словом, он заинтересовал ее. Она сказала, что зовут ее Грациеллой.
Когда трудовой день кончился, Пишотта смело постучался в дверь кухни замка и спросил Грациеллу. Пожилая женщина, открывшая дверь, выслушала его, затем отрывисто произнесла:
— Слугам не разрешено принимать гостей.
И захлопнула дверь у него перед носом.
На другой день Пишотта, как и накануне, взял у Грациеллы поднос и шепнул, что хочет увидеть ее после работы. Поглаживая ей руку, он защелкнул на ее запястье тоненький золотой браслет. Она пообещала, что выйдет после наступления темноты и встретится с ним в винограднике.
В тот вечер Пишотта надел шелковую рубашку, сшитую по заказу в Палермо. Он ждал девушку в проходе между двумя горами срезанного винограда. Когда Грациелла пришла, он обнял ее и потянул на одеяло, которое разостлал на земле. Они легли рядом. Она принялась страстно его целовать…
Они лежали, завернувшись в одеяло, обнявшись. Он сказал, что хочет заработать денег, чтобы поступить в Палермский университет, что семья его мечтает, чтобы он стал юристом. Ему хотелось дать ей понять, что он — неплохая добыча. Затем он стал расспрашивать ее, как ей живется, нравится ли здесь служить, что за люди другие слуги. Постепенно он перевел разговор на ее хозяйку — герцогиню.
Грациелла рассказала, какая герцогиня бывает красивая, когда нарядится, наденет драгоценности; она, Грациелла, — ее любимая горничная, и герцогиня отдает ей платья, которые уже не носит, когда они выходят из моды.
— Хотел бы я посмотреть на тебя в одежках твоей хозяйки. А она позволяет тебе примерять и драгоценности?
— Ну, накануне Рождества она всегда дает мне на вечер ожерелье.
Значит, решил Пишотта, на праздники драгоценности будут в доме.
— Свежий воздух — это, конечно, прекрасно, — сказал Аспану, — но когда же я смогу прийти в дом и пошалить с тобой по-настоящему?
— Только когда не будет герцога. Как только он уезжает в Палермо, нас, слуг, меньше сторожат. В будущем месяце он уедет на несколько недель, как раз перед Рождеством.
Аспану улыбнулся. Теперь, получив всю нужную ему информацию, он мог целиком предаться удовольствиям. Надо было, чтобы в будущем месяце ей захотелось увидеть его снова.
За пять дней до Рождества Гильяно, Пассатемпо, Пишотта и Терранова на запряженной мулом повозке подъехали к воротам владений Алькамо. Они были в охотничьих костюмах, в таких здесь охотятся зажиточные крестьяне: вельветовые брюки, красные шерстяные рубашки, толстые куртки, в карманы которых кладут коробки с патронами, — все это было куплено в Палермо на доходы от грузовиков с продовольствием. Путь им преградили двое стражников. Поскольку происходило это при ярком дневном свете, они не встревожились, и ружья висели у них за плечами.
Гильяно стремительно подошел к ним. Оружия при нем не было, если не считать спрятанного под грубой одеждой возчика пистолета. Он широко им улыбнулся.
— Господа, — сказал он, — меня зовут Гильяно, и я приехал пожелать вашей очаровательной герцогине доброго Рождества и попросить ее пожертвовать на бедных.
Охранники замерли от удивления, услышав имя Гильяно. И потянулись было к ружьям. Но к тому времени Пассатемпо и Терранова уже наставили на них пистолеты-автоматы. Пишотта снял с охранников оружие и отнес в повозку. Пассатемпо и Терранова остались с охранниками у ворот.
Перед дворцом находился огромный, вымощенный камнем двор. В одном его углу выводок цыплят копошился вокруг старой служанки, разбрасывавшей им зерна. За дворцом, в саду, играли четверо детей герцогини под наблюдением гувернантки в черном хлопчатом платье. Гильяно направился по дорожке к дому, рядом с ним шагал Пишотта. Его сведения оказались точными: других охранников не было. За садом находились большой огород и оливковая роща. Здесь трудились шестеро рабочих. Гильяно позвонил и, как только служанка открыла дверь, резко распахнул ее. Грациелла с недоумением уставилась на Пишотту, возникшего у парадной двери, и отступила, пропуская пришедших.
— Не пугайся, — мягко сказал ей Гильяно. — Скажи своей хозяйке, что нас прислал герцог по делу. Мне нужно поговорить с ней…
Продолжая недоумевать, Грациелла провела их в гостиную, где хозяйка читала. Герцогиня жестом отослала горничную из комнаты и, раздосадованная этим неожиданным вторжением, резко произнесла:
— Мой муж в отъезде. Чем могу быть вам полезна?
Гильяно не мог вымолвить ни слова. Настолько потрясла его красота этой комнаты. Такой он еще никогда не видел, к тому же она была круглая, а не квадратная. Огромные окна до пола затеняли золотые портьеры, потолок был как купол, расписанный херувимами. Повсюду лежали книги — на софе, на кофейных столиках, на полках вдоль стен. На стенах висели большие, писанные маслом картины в тяжелых рамах, тут и там стояли большие вазы с цветами. На столиках, как бы присевших перед массивными креслами и диванчиками, были разбросаны серебряные и золотые коробочки. В этой комнате вполне могло разместиться сто человек, а пользовалась ею всего лишь эта женщина в белом шелке. Сквозь распахнутые стеклянные двери светило солнце, лился свежий воздух, и доносились крики игравших в саду детей. Впервые Гильяно понял, какой соблазн быть богатым, ведь это деньги создали всю эту красоту, и ему не захотелось портить ее грубостью или жестокостью. Он сделает то, что должен сделать, но не оставит и царапины на всей этой прелести.
Герцогиня, терпеливо ожидавшая ответа, вдруг с изумлением увидела, какой красивый и сильный стоит перед ней человек. Жаль, подумала она, что он всего лишь крестьянин и не вращается в ее кругу, а то она охотно пофлиртовала бы с ним. Все это побудило ее сказать любезнее обычного:
— Извините, молодой человек, но если у вас дело, связанное с нашим имением, вам придется прийти в другой раз. Моего мужа нет дома.
Гильяно взглянул на нее. В нем вспыхнула злость, какая возникает у бедняка, когда богатая женщина, в силу своего богатства и положения в обществе, невольно дает понять, что она выше его. Гильяно вежливо поклонился, отметив при этом потрясающее кольцо у нее на пальце, и сказал смиренно, однако не без иронии:
— У меня дело к вам. Меня зовут Гильяно.
Однако вся ирония его смирения не произвела впечатления на герцогиню, привыкшую к рабской покорности своих слуг. Она приняла это как должное. Она была женщина образованная, интересовавшаяся книгами и музыкой и совсем не интересовавшаяся жизнью Сицилии. Она редко читала местные газеты. Поэтому она лишь вежливо ответила:
— Рада познакомиться. Мы не встречались в Палермо? Может быть, в опере?
Аспану Пишотта, которого немало веселила эта сцена, тут открыто расхохотался и не спеша направился к стеклянным дверям, намереваясь перехватить слугу, если тот появится оттуда.
Гильяно разозлил смех Пишотты, но неведение герцогини было поистине обезоруживающим, и он решительно объявил:
