Юлия Латынина - Стальной король
— Почему-почему? Перепихнуться со мной захотелось. Напоследок. При солдате-то своем вроде как неудобно.
— Какие дела у Вадима были с Извольским? Ольга даже на мгновенье перестала всхлипывать.
— Откуда я знаю?
— Не ври. Ты должна была знать. У Вадима записан телефон Извольского.
— Ну и что?
— На какие такие шиши бригадир Негатива собирался отсюда вырваться? Зачем он меня в Чернореченск звал? О чем он хотел советоваться?
Ольга села на диване, схватила с тумбочки расческу и начала причесываться.
— Не знаю я ничего, — сказала девушка.
— Не знаешь? Тогда я тебе скажу. Извольский очень не любит угольщиков. Угольную мафию вообще и здешнего мэра в частности. Он не верит, что кто-либо из местных органов будет расследовать угольные безобразия. Он не верит, что это сделают толстозадые московские следователи. Господин Извольский посчитал, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих и начал скупать по всей области компромат на угольщиков. Купил документы про контракт с «Лирой». Купил еще какую-то чепуховину. И тут Вадим предложил ему еще кое-какие бумаги.
— Ничего Вадим ему не предлагал! Он под Негативом ходил! Какие у Негатива документы? График работ, что ли? В семнадцать ноль-ноль подложить гранату к ларьку Иванова, в восемнадцать ноль-ноль выбить зубы у Сидорова?
— А я и не говорю, что это были документы о Негативе. Это были банковские документы. О деятельности Чернореченсксоцбанка, из которого Вадима выгнали четыре месяца назад. А поскольку в Чернореченсксоцбанке держит счета местная администрация, и поскольку именно в него приходят шахтерские деньги, — я полагаю, что это были документы о том, как распределяется правительственная помощь шахтерам. Я угадал?
— Дай мне бабок, — сказала Ольга.
— Что?
— Бабок дай. Пятьсот баксов. Уеду я отсюда! Уж в Москве вашей я лучше прокормлюсь. Там хоть не одни бандиты до девок ходят.
— У меня нет столько денег, — чистосердечно ответил Черяга.
— У Вадика в лопатнике было полтонны баксов. Я точно знаю.
— Ты извини, Оля, но мне его «лопатник» вернули из ментовки пустым. Двадцать рублей в нем было. С копейками.
— А, ну да. Зажрали, сволочи. Денис встал.
— Если ты хочешь, — сказал он, — я тебя в Москву отвезу. Когда обратно поеду. Но для этого ты мне должна сказать: где документы, которые Вадим украл из банка?
Ольга вскочила. Белые зубки сверкнули.
— Пошел вон, мент поганый, — как разъяренная кошка, зашипела она.
— Ольга! Это просто опасно, неужели ты не понима…
В Дениса шлепнулась диванная подушка, заглушив последние слова.
— Да прекрати ты!
— Убирайся! — закричала Ольга, изо всей силы толкая Дениса в грудь, убирайся! Ну! Ничего я не знаю! Ни хрена Вадик не брал! Слышишь!
Руки у Ольги были неожиданно сильные. Денис еле успел выскочить в коридор, пока его физиономию не располосовали длинные накрашенные ногти. Ольга распахнула дверь, и куртка Дениса полетела вниз по грязной лестнице, мараясь о ступени и шелестя ключами.
— Чтобы духу твоего здесь не было, мент! — орала Ольга.
Вверх по лестнице поднимались два пятнадцатилетних пацана. Они с большим интересом прислушивались к скандалу и с еще большим интересом проводили взглядом куртку Дениса. Один из подростков сделал движение, намереваясь куртку поймать, но она проскочила мимо. Подростки переглянулись и начали спускаться за курткой.
Денис скатился кубарем по лестнице, подхватил куртку и взглянул вверх. Дверь Ольгиной квартиры с лязгом захлопнулась. Денис погрозил подросткам и начал спускаться во двор, туда, где его ожидал верный и не впадающий в истерики «мерс».
Денис включил радио и услышал, что к бастующим шахтерам на рельсах присоединились учителя, третий месяц не получающие заработной платы.
Генеральный директор Ахтарского металлургического комбината господин Извольский показывал потенциальным иностранным партнерам место, где должен быть построен новый прокатный стан, второй по мощности в Европе, когда на стройплощадку, вздымая клубы пыли, выкатился черный «мерс».
Из «мерседеса» выскочил Премьер, отвел гендиректора в сторону и что-то жарко зашептал ему на ухо.
— Меня? — сказал Извольский недоверчиво. — Меня на разборку? Премьер развел руками.
— Так Негатив предъяву выставил!
— Но это не я стрелял в этого вашего Чижа! — заорал Извольский. Разбирайся с твоими парнями!
— Да там не только Чиж, — сказал Премьер, — Негатив говорит, ты многим бизнес испортил. Ихний вожак профсоюзный на этой забастовке завязан. Крепко завязан- он в конторе, которая уголь теплоцентрали продает, банкует…
— Вот что, — холодно сказал Извольский, — я не бандит, ясно? Я директор. Я директор в этой Богом проклятой стране, и если для того, чтобы ко мне пришел кокс, я должен нанимать бандитов, я их нанимаю. Если мне нужен международный рынок капитала, я нанимаю аудиторов, а если мне нужен кокс, я нанимаю бандитов. И чтобы я историй о том, что меня зовут на разборку, не слышал. Понял? Я не сплю в канаве, не обедаю в забегаловках, не хожу на работу в джинсах и не езжу на стрелки. Все усек?
— Это ты чего-то недопонял, директор, — сказал Премьер. — Ты меня на это дело подписал, а теперь в кусты. Не выйдет. Или ты едешь завтра со своей охраной, или я больше никого пальцем не трону. Въехал?
— Где эта., это., будет? — с явным отвращением процедил Извольский.
— Знаешь Вычугаевку? Извольский кивнул.
Вычугаевская была покинутой шахтой где-то на полпути между двумя городами.
— Одиннадцать, у шахтоуправления, — сказал Премьер.
— Хорошо.
Черный «мерс» развернулся и уехал. Генеральный директор вернулся к иностранной делегации во главе с представителем Европейского банка реконструкции и развития. Представитель жил в Москве третий год, но по-русски знал только «спасибо» и «икра».
— Что случилось? — осведомился представитель через переводчика.
— Ничего. Это так, один человек из отдела безопасности, — ответил гендиректор.
— This is just a man from the securities department,[4] — объяснил переводчик, и представитель ЕБРР широко улыбнулся.
— Oh! I must meet him,[5] — сказал банкир.
Крутые тачки начали съезжаться к роскошному трехэтажному особняку, записанному главой Чернореченсксоцбанка Виталием Лагиным на имя матери-пенсионерки, к восьми вечера. В девять, когда в особняк явился Денис, веселье было уже в самом разгаре.
Обширный зал на втором этаже был полон гостей. Приглашенные выплескивались на застеленные коврами лестницы и в открытые двери балконов.
На столе, уставленном разноцветной едой, возвышался торт размером с угольный отвал, и пухлый человек с детской улыбкой расстреливал этот торт из бутылки с шампанским. Черяга пригляделся и узнал в человеке Мишу Никишина, опущенного Извольским из кандидатов в губернаторы. По обеим бокам угольного сынка восторженно визжали дамочки.
На балконе, в водовороте лиц, Денис заметил белые волосы и легкий летний костюм народного депутата по кличке Негатив. Люди вокруг народного депутата, как мелкие спутники вокруг Сатурна, сливались в широкое и неразличимое кольцо.
Чуть меньшая свита сопровождала председателя Чернореченсксоцбанка Лагина, виновника торжества. Третье место уверенно держал мэр Чернореченска.
Заметив Черягу, Лагин приветственно взмахнул рукой, и сразу несколько голов повернулось к Денису, а две стоявшие рядом дамочки вдруг ожили и соблазнительно взмахнули ресницами.
Черяга стоял у входа, медленно обводя глазами зал. Он искал профсоюзного босса господина Луханова. У него было к Луханову довольно много вопросов, и самый простой был такой: почему в бумагах, которые профсоюзный босс ему передал, не было ни строчки компромата на угольных директоров?
То есть единственное, что там было — это история про фирму «Алина», но история, судя по всему, была знаменитая и прозвучала впервые в «Ахтарской правде» с подачи гендиректора Извольского. Поэтому газетные вырезки про «Алину» в досье Луханова были. И еще были кое-какие вырезки из местных газетенок, напечатанных на старой бумаге, и утверждавших, что жиды сгубили Россию и истинная фамилия Никишина — не Никишин, а Абрамович. И все. И больше ничего. Спрашивается, почему директор АМК Извольский умеет добыть компромат на соседних шахтеров, а профсоюзный босс Луханов может представить прокуратуре только треп газетный?
Кто-то тронул Дениса за плечо, Черяга обернулся и увидел мэра.
— Можно вас ненадолго? — проговорил тот.
Денис побыстрее запихал в рот кусок осетрины, поставил тарелку обратно и поспешил вслед за мэром.
Они вышли на открытую террасу и спустились по ней в сад. Среди изобильных цветов торчали тонкие прутики деревьев, и в центре сада было устроено озеро и какое-то непонятное сооружение из кирпича. Возле сооружения были раскиданы булыжники и стояли носилки с цементом, и Черяга сообразил, что герр директор занимается возведением уединенного грота.
