Лабиринт отражений - Анна Николаевна Ольховская
— Разумеется, я готов! — Игорь отшвырнул от себя фотографии и встал из-за стола. — Поехали. Светлане пока ни слова! Хотя… Черт! Ведь если…
Устало опустился обратно в кресло, с силой провел ладонями по лицу, словно стирая что-то, затем глухо произнес:
— На экспертизу поедет Снежана. Родство ведь и по сестре установить можно?
— Конечно, — Петрунько растеряно посмотрел на шефа. — Но ей ведь придется объяснить причину, и тогда…
— Поедет Снежана, — жестко произнес Некрасов. — Матери она не скажет, я предупрежу.
* * *Не получилось.
Сбежать не получилось.
И умереть не получилось — от побоев рассвирепевших охранников. Хотя они старались, отрицать нельзя. Сколько продолжалось избиение, Алина не знала, вовремя потеряла сознание. И почему прекратилось — тоже без понятия, перед ней никто не отчитывался. Видимо, устали, бедняжки.
Или им приказали.
В пользу этой версии говорило, вернее орало смутно знакомым голосом одно обстоятельство — когда к Алине в первый раз робко постучалось сознание, и она с трудом разлепила слипшиеся от крови веки, сквозь мутную пелену девушка увидела мужчину со шрамом, встречавшего их там, на корабле.
И мужчина этот был в бешенстве, о чем свидетельствовали валявшиеся на земле и подвывавшие охранники. Незнакомец как раз занимался вразумлением очередного, громко, на форсаже связок, объясняя сотрясавшемуся от ударов секьюрити, насколько он был неправ. Что-что, а ругательства на греческом языке Алина была вынуждена изучить в первую очередь, охранявшие пленниц персонажи помогли.
Больше ничего девушка увидеть не смогла, после слуха и зрения спохватились нервные окончания, обрушив на хозяйку лавину боли. И реальность снова схлопнулась, вернув Алину в спасительное Ничто — без боли, без страха, без прошлого и без будущего.
Мерзкого и теперь неотвратимого будущего. Это первое, что поняла Алина, снова вернувшись в реальность.
Хотя никаких предпосылок для уныния вроде и не было, реальность выглядела вполне симпатично: светлая уютная комната, в окна заглядывает солнце, гоняясь за своими зайчиками, разбежавшимся по стенам. Алине показалось, что это сон, всего лишь чудесный сон.
А потом дверь распахнулась, кто-то прошептал:
— Я посмотрю, как там она, а ты карауль Франкенштейна. Увидишь — предупреди.
И в комнату заглянула Люся.
Увидела смотрящую на нее Алину, просияла:
— Ты очнулась?! — Торопливо подбежала, наклонилась, осторожно обняла, присела на краешек кровати: — Никочка, ну зачем?
— Что — зачем? — еле слышно произнесла Алина.
— Зачем ты пыталась сбежать? Ну куда бы ты пошла, даже если бы добралась до города? Ты не представляешь, как взбесились охранники!
— Почему же, — Алина криво усмехнулась и поморщилась от боли, похоже, лицу досталось основательно, — представляю. Они с энтузиазмом мне это объяснили. Надеюсь, достаточно подкорректировали мою внешность, и продать меня уже не получится, кому нужны уродки.
— Уродок к морякам отправляют, им после месяцев в море все равно, — легкомысленно отмахнулась Люся, спохватилась, зачастила: — Но ты не переживай, у тебя на лице только синяки, ничего не сломано, шрамов тоже нет.
— Вот радость-то…
— А я рада! — Люся решительно приподняла подбородок. — Рада, что тебя не изуродовали, и у тебя остался шанс на нормальную жизнь. В припортовом борделе девочки долго не живут, максимум пару лет, а потом или передоз, или СПИД, или просто убьют. А нам, если повезет…
— И хозяин попадется нормальный, будет беречь свою рабыню, — в тон подруге продолжила Алина.
— Ну почему сразу рабыню! А если влюбится?
— Фильм «Красотка 2», в главной роли вместо Джулии Робертс Люсьена Терещук. Дура ты, Люська, глупенькая и наивная.
— Не Люсьена, а Людмила, — обиженно буркнула подружка. — И вовсе я не дура, такие случаи не только в кино бывают, девчонки рассказывали…
— Извини, Люся, я устала.
Алина действительно устала, и от боли, и от разговора.
Но в первую очередь — от навалившегося и мешавшего дышать ощущения безысходности. И дурацкие фантазии глупышки Люси только усиливали это чувство. Видеть ее безмятежное личико не хотелось, и Алина отвернулась к стене.
Люся сочувственно погладила подругу по руке и поднялась:
— Ты отдыхай, набирайся сил. А я…
В комнату заглянула одна из пленниц, шепотом зачастила:
— Франкенштейн идет! Я его голос слышала!
Люся испуганно ойкнула и поспешила к выходу. Дверь за ней закрылась абсолютно бесшумно.
Ну почему, зачем этот дурацкий мужик со шрамом вмешался? Почему собака не помогла расправе? Догнала и самоустранилась! А ведь могла помочь, загрызть, всего лишь пару раз рванула бы зубищами своими…
Но ведь зубы и у тебя есть, между прочим. И неплохие, вполне крепкие и здоровые. Не клыки, конечно, но вену-то порвать смогут?
Смогут, наверное. Теоретически.
Ну и чего разлеглась? Чего ждешь? Действуй!
Алина полностью развернулась спиной к двери, чтобы оттуда не было заметно, что она делает. Каждое движение стреляло болью, иногда острой, но все это сейчас неважно, осталось потерпеть совсем чуть-чуть. И новая, неизвестная пока боль, не пугала.
Алина подняла руку, приблизив запястье ко рту. Вот они, синеватые тонкие вены, кожа над ними почти прозрачная, должно получиться. Главное — не бояться, не размышлять, делать!
Зажмурилась, с размаху впилась зубами в запястье, рванула. Новая боль оказалась не сильнее уже ставшей привычной, а вот от вкуса крови во рту едва не стошнило.
Слабовато как-то течет, надо глубже порвать.
— Ты что творишь, идиотка?!
Кто-то зажал запястье Алины большой и теплой ладонью, второй рукой удерживая голову. Приговаривая при этом:
— Ну куда, куда ты собралась? Опять сбежать решила, таким вот образом? Что за девчонка неугомонная!
Говорит по-русски. И рука, державшая голову, неживая — протез, пусть и самый навороченный, ни с чем не спутать.
Опять он.
Франкенштейн.
Глава 16
Ну кто бы мог подумать, что событие, изначально вызывавшее завистливую изжогу, окажется подарком судьбы, превратив
