Золотое правило молчания - Галина Владимировна Романова
— Откуда у нее ключи? — попыталась возразить Анна Витальевна, но тут же сама себе ответила: — Хотя у нее было предостаточно времени, чтобы сделать слепок с твоих ключей. Ты их вечно разбрасываешь.
— Считаешь, что она сделала копию с моих ключей, пробралась в мой дом, пока меня не было, устроила обыск…
— А ты считаешь не так? — резко оборвала его Холодова. — Искала она, конечно же, нож, который ты выбросил. Под машинкой не нашла. Решила, что ты его обнаружил и перепрятал, и перевернула всю квартиру вверх дном. Отпечатки какие-нибудь имеются?
— Только мои, — порадовал ее Саша.
— Так… Так, так, так… Мне надо подумать, Алекс, — назвала она его привычно, и на душе его потеплело. — Возможно, нам придется рассказать все полиции об этой девице. Мы можем с тобой оказаться так замараны, что сто лет не отмоемся. И из-за чего? Из-за того, что решили помочь какой-то шлюхе! Убийце! Я тут подумаю, как нам с тобой все преподнести майору Фокину. И тебе перезвоню…
Глава 12
Ее жизнь с сыновьями начала понемногу налаживаться. Но мальчишки еще этого не понимали. С благодарностью ели другую еду, которую она будто бы покупала за сущие копейки, потому что в магазине на нее подходил срок окончания реализации.
— У меня хорошая знакомая появилась в одном из супермаркетов, — врала самозабвенно сыновьям, чтобы не задавали лишних вопросов. — И она мне сразу звонит, как у них выброс такого товара случается. А почему нет? День-другой значения не имеет. Все же вкусно?
— Очень, — рассеянно отвечал старший Дениска, погруженный в переписку с ребятами из команды.
— Еще как! — хитро улыбался младший Вадимка. — Только нам ведь об этом никому нельзя рассказывать, так, мам?
— Дурак, что ли? — смотрел на брата старший исподлобья. — Чтобы нас дразнить начали? Ты вообще поменьше языком мели, Вадик. Вот тут — дома, за столом — все можно. За дверями квартиры — молчишь. Иначе будешь наказан. Уяснил?
— Уяснил, — мотал тот головой, наворачивая гуляш из телятины, купленный Ладой в самом деле на распродаже в кулинарии.
У гуляша действительно подходил срок реализации — даже на вид был темным, заветренным. И так совпало, что она очутилась рядом. И купила все, что имелось. Им теперь на месяц мяса хватит. Так что сыновьям она почти не врала. Ну, если самую малость.
Ее новая куртка им понравилась. На работе тоже кинулись все щупать и нахваливать.
— Откуда деньги-то? Разбогатела, что ли? — посыпались вопросы.
— Кредит, — ответила она коротко и не соврала. — Старая уже на лопатках как марля. А зима только начинается. До меня вечно очередь не доходит, все пацанам.
Ее тут же принялись жалеть все хором, и уже к вечеру об ее обновке все позабыли. Ну а когда помер Вадим, то поводов жалеть ее прибавилось.
— Где тонко, там и рвется…
— Что же, Лада, тебе все беды в одну калитку…
— Пришла беда, отворяй ворота…
Вздыхали и причитали ее коллеги по цеху, когда она писала заявление на недельный отпуск.
— Ты вот что, Усова, решай свои проблемы до конца. Не спеши на работу. Справимся. Хорони брата, говори с полицией. Разбирайся, короче, — неуклюже жалел ее старший мастер смены, давно и безнадежно по ней вздыхающий, и совал ей в руки конверт. — Мы вот тут скинулись. Кто сколько мог. Не обессудь…
Она расплакалась. Совершенно искренне. От заботы о себе — она случалась редко. От неуклюжести Петровича, который все никак не решался пригласить ее хотя бы в кино. Оттого, что, кажется, все ее беды вот-вот должны закончиться. Главное — соблюдать осторожность.
— Спасибо, Петрович. И всем спасибо передай. Если бы не вы, не знаю, как бы выкручивалась. У Вадика, конечно, заначка нашлась, но то капля в море…
Заначки у брата не было никакой. Она напрасно шарила по всем углам, пытаясь найти хоть какую-нибудь сотню. Ничего: ни рубля, ни копейки. И даже телефон его пропал. Об этом она сразу заявила полицейскому, который приехал в квартиру Вадика с ней поговорить.
В своем доме она категорически отказалась встречать полицейских.
— У меня там дети. Соседи. Не надо мне никаких таких дел. Пойдут разговоры. Ни к чему мне, — пояснила она майору Фокину, явившемуся позавчера под вечер на квартиру брата разговоры говорить. — Вадик всю жизнь был проблемным. И ушел не как человек. Пусть уж все будет здесь. На его территории.
Фокин показался ей нормальным. Не карьеристом, ради звезд на погонах способным маме родной на горло наступить. Нормальный чел, как сказал бы ее старший.
Говорили они в кухне. В комнате она не могла. Там еще остался меловой контур тела ее умершего брата.
— Когда отдадите Вадика, чтобы похоронить? — сразу спросила Лада, как они расселись за столом брата за жидким чаем, который она еле нашла в смятой пачке на самой верхней полке кухонного шкафа.
— Пару дней еще. Думаю, потом все процедуры будут завершены.
— Скорее бы уже. Помер человек, а похоронить не можем, — глянула она на майора с упреком. — Какие-то проблемы, Павел Сергеевич? Вас что-то тревожит?
— Мы не можем восстановить по часам последний день жизни вашего брата, — признался Фокин.
— А чего восстанавливать? Какие секреты? Пил он. Весь день пил. И предыдущую ночь пил.
— Он ведь звонил вам в день смерти? О чем говорили?
— Звонил. Только разговора не вышло. Мычал как телок. Он всегда, когда пьяным бывал, говорить не мог членораздельно, — с печалью поведала Лада. — И я даже заезжала к нему. Опомнись, говорю! Что творишь? Помрешь. Сердце остановится. Только не с кем было говорить, он был очень пьяным.
— Не сказал, откуда у него появились деньги на такой дорогой виски?
— А я и не спрашивала. Зачем еще? — Лада удивленно глянула на майора. — Новость какая! Ему часто перепадало после банкетов. Могло на три пальца в одной бутылке быть, на ладонь в другой. Вряд ли он покупал.
— Покупал. И платил наличными. — Фокин вертел щербатую кружку на столе, не решаясь пригубить напиток сомнительного цвета. — Зарплату им не выдавали. Я узнавал. Откуда же такие деньги?
— Сама не знаю! — Лада вытаращила глаза на майора, повела вокруг себя руками. — Я тут все обыскала. Ни копейки. Даже телефон пропал. Может, он его продал? И на это пил? Хотя нет… Он же мне с него звонил. Значит, после меня у него в гостях кто-то еще побывал. Соседей не опрашивали?
— Опрашивали. Никто ничего не видел. Может, вам кто расскажет. Вы уж тогда сообщите.
— Разумеется!
