Черная метка в паспорте [сборник] - Алексей Макеев
Красный, растрепанный Сладкевич что-то выкрикнул беззвучно и вслед за дежурным ушел из комнаты для допросов. Гуров с нетерпением кинулся к двери, но Павел неожиданно грубо затолкал его обратно:
– Ну куда, увидят же. Вы так-то на больничном. Хотите, чтобы у меня проблемы были из-за того, что вас на допрос протащил?
Лев отмахнулся, напарник явно в раздражении, его разозлила совместная атака Афанасьева со своим защитником. Но именно сейчас, когда эмоции зашкаливают, надо продолжать допрос. В таком состоянии подозреваемый сделает ошибку, ляпнет лишнего. Потеря контроля – это то, что поможет узнать правду. Он перехватил майора под локоть и вполголоса торопливо заговорил:
– Возвращайся, сейчас. Давай, добивай его, он сломался! Не обращай внимания на адвоката, тот специально тебя цепляет. Плевать на него. Ты видишь, ты попал в точку, Афанасьев в шоке от новости! Мы ведь не нашли тела, может быть, женщины живы и он их прячет. Поэтому так удивился, когда ты сказал, что Надежду убили. Не рассказывай детали, спрашивай его, когда последний раз виделся с каждой из пропавших. Пообещай ему отпустить под домашний арест, если расскажет все честно. Нам нужно узнать место! Он не убивал их, женщины живы! Посмотри, он же не в себе.
Гуров ткнул пальцем в обмякшего, растерянного Афанасьева за стеклом. Адвокат что-то тихо выговаривал подзащитному на ухо, нажимая на плечо ухоженной ладонью, стараясь привести своего клиента в чувство. Только Сергей, казалось, его не слышал, он обмяк, взгляд застыл, всматриваясь в одну точку, рука неловко пыталась расстегнуть пуговицы на белой рубашке, но промахивалась раз за разом. Сладкевич скривился:
– Актеришко чертов! Он мне этот спектакль уже показывал! Никакого у него шока нет, он их убил! Чуйка у меня оперская. Это он!
Лев поддержал напарника:
– Тем более, давай добивай его. Надо выжать из него признание.
В ответ Павел тяжело вздохнул:
– Дай хоть отдышаться минуту, как собака с утра, воды глотка не сделал. Видеть его не могу, придушил бы своими руками.
Мужчина жадно припал к бутылке с водой, сделал несколько глотков, а потом переспросил:
– Ну что, мурыжу его дальше? Через час уже бобик приедет, там ребята ждать не будут.
– Да, – подтвердил Лев. – Закончишь с ним, отведешь меня сначала в машину. Браслеты накинешь, только не замыкай. Потом Афанасьева в машину. Скажешь, что за нападение на полицейского задерживаешь его на двадцать четыре часа.
– Да его адвокат не успокоится, пока его не вытащит. Ночи в СИЗО Афанасьеву просидеть не позволит, начнет Москву требушить, – заворчал Павел.
Гуров остановил его:
– Ничего страшного, мне главное сейчас с ним в машине контакт поймать. Пока он в шоке, поверит мне. Я отлучусь на час, кое-что приготовлю. Буду тебя на улице ждать. Если даст чистосердечное, то звони, я сразу подключусь в открытую.
Уставший, мокрый от напряжения, Павел угукнул в ответ и тяжело пошел обратно в комнату, где его ждали подозреваемый с защитником. Лев тоже вышел из комнаты для наблюдения, напоследок бросив взгляд на Сергея. Тот по-прежнему сидел будто оглушенный, не замечая ничего вокруг. Губы его перестали шевелиться, руки обвисли безвольно, а лицо словно постарело на десяток лет. Гуров долго всматривался в потухшие глаза, но так и не смог понять, что произошло с самоуверенным Афанасьевым. Его лицо, застывшее тяжелой каменной маской, стояло перед глазами опера всю дорогу из РОВД до ближайшего крохотного торгового центра. Там Лев торопливо выбрал в магазине набор косметики, оплатил на кассе, ежеминутно поглядывая в телефон: не звонил ли Сладкевич?
С пакетом в руках он прошел в глубину торгового зала, где на крючках и плечиках висела одежда. Ухватил первую попавшуюся рубашку и нырнул в проем под светящимися буквами «Примерочная».
Кассирша на стойке в глубине зала проводила взглядом торопливого клиента, а потом сразу же отвлеклась на протянутые для расчета купюры. Очередь к ней становилась все длиннее: был сезон распродаж, и люди азартно примеряли, выбирали и покупали то, что манило их перечеркнутыми цифрами на ценниках. Кассир рассчитывала одного покупателя, а за ним уже успевало выстроиться трое с руками, увешанными рубашками и футболками. Она почти забыла о странном посетителе, который скрылся за шторой кабинки больше получаса назад.
Гуров тем временем густо размазывал тени кисточкой по веку, потом рядом со скулами. Мысленно он досадовал, что грим выходит такой ненатуральный, неправдоподобный. Если бы он был в родном управлении, то девчонки во главе с Верочкой давно бы уже нашли все средства для его преображения. А здесь, на чужой земле, приходится идти на ухищрения, чтобы просто сделать свою работу оперуполномоченного.
Наконец он всмотрелся в отражение напротив: на него смотрело собственное лицо, обезображенное фиолетово-багровыми следами от ударов. Ссадины и гематомы пугающе выглядели в тусклом свете кабинки для примерки. Казалось, что Льва так избили, что лицо превратилось в сплошной синяк. Он осторожно провел пальцем по уху и чертыхнулся – тени мгновенно прилипли к влажной коже, а красное разбитое ухо побледнело. Грим получился недолговечный, но в спецтранспорте практически нет света, поэтому Афанасьев не успеет различить имитацию. Он аккуратно поставил на пуфик коробочку с тенями и парочку помад сливового цвета, пускай заберут себе сотрудницы магазина – хоть какая-то компенсация за то, что он почти час использовал их примерочную в качестве личного кабинета, а еще за шок, который у них сейчас вызовет его появление.
Когда из примерочной вышел недавний посетитель, избитый, в кровоподтеках и ужасных кровавых царапинах по всему лицу, кассирша выронила сдачу на пол. Очередь ахнула, по залу пронеслись женские вскрики, посетители замерли как один, провожая жуткого визитера глазами. Покупательница, что стояла первая у кассы, повернулась к сотруднице:
– Ну что же вы стоите? В «Скорую» надо! Звоните в «Скорую»! Человеку плохо, у него же кровь!
Девушка кивнула, принялась шарить по стойке возле компьютера, потом вспомнила, что ее телефон
