Тайны расстрельного приговора - Вячеслав Павлович Белоусов
— Успокойся, майор, местечко твоё что надо, считай, всё следствие милиции в твоих руках. К тому же я не прошу тебя закон нарушать.
— Но тут же Макс! — Квашнин не разделял моей беспечности, он вскочил с кресла, сверкая лысиной. — Без его ведома инициативу проявить — головой расплатиться! А ты предлагаешь слежку за ментами устроить да тебя покрывать! Чем мне это грозит, Данила Павлович?!.
— Но послушай, — пытался я урезонить заместителя начальника следственного управления. — Не путай одно с другим.
— Гляди! Гляди внимательно! — не унимался майор. — Сколько у меня на погонах звёздочек?
— Одна. Но большая.
— Хочешь, чтобы и этой не было? — Квашнин постучал себя по голове. — А башка лысая давно! — Для пущей убедительности он двинулся на меня лысиной, как бык на тореадора. — Мои товарищи-погодки в полковниках шастают, а я всё в школярах. Хочешь, чтоб вовсе погнали на улицу?
— Хватит! — тоже хлопнул я по столу. — Если поджилки затряслись против оборотней в погонах, дай хотя бы ребят надёжных, чтобы помогли разобраться.
— И ребят не дам! Не хочу их судьбы губить!
— Хорошо, — опустился я на стул, вконец раздосадованный. — С уголовными делами я и без тебя ознакомлюсь. Гони все рыбные дела! И немедленно! На это у меня право есть, я тебя просить не стану.
— На это есть у вас право, но шефу мне положено доложить, — съехидничал Квашнин.
Мы помолчали, отдуваясь, спустили пары.
— Давай без тебя, Петро? — с надеждой пошёл я на компромисс. — Допустим, ты в командировке…
— Без меня здесь муха не пролетает! — отбрил тот.
— Тогда ты заболел?..
— А кто поверит?
— Отлучился по срочному? По своим… семейным делам?
— Нет у меня семьи, Данила, — потускнел майор. — Забыл об этом, дружище.
— Ну что же делать? — затосковал я.
— Глянь на меня, — вдруг произнёс он.
— Не свихнулся часом?
— Глянь, говорю, прокурор, своим проницательным оком, — Квашнин закатал рубашку до локтей, растопырил пальцы рук.
— Что ты клоуна строишь? — обиделся я на товарища. — Майор милиции называется! К нему с серьёзными вещами, а он дурью мается!
— Демонстрирую. Смотри во все глаза!
— Насмотрелся. Неотразим красавчик!
— Далеко тебе до Шерлока Холмса. На руках моих что-нибудь видишь?
— А что я должен видеть?
— Часов из жёлтого металла нет?
— Нет.
— И кольцо тю-тю.
— Ограбили?
— Нам-то, мужикам, ничего, а вот женщины страдают.
— Слушай, кончай комедию ломать! — Я не понимал замысловатых выкрутасов майора.
— Запретил Макс побрякушки носить на работе. Ежели милиционер при форме, ни-ни! Ни серёг, ни медальонов, ни часов, ни перстней, ни колец не должно быть на чистом теле служителя правопорядка! — Квашнин упал в кресло. — Чтобы не видели советские граждане на нас предметов, вызывающих ассоциации с наживой, с казнокрадством и мздоимством!
— Взбеленился совсем! Чего мелешь-то? — попробовал я его урезонить.
— Истинно так! — сжал губы Квашнин. — Приказ издал генерал! За сутки всех подчинённых ознакомил.
— Вот тебе раз!
— Ребят увольняет за малейшую провинность.
— Чем вызвана такая жестокость?
— А ты мне — дела выдать без разрешения, за милицией предлагаешь следить без санкции?.. Да меня сожрут со всеми потрохами! Таких собак понавешают, всю оставшуюся жизнь не отмоешься!
— Но я же…
— В тюрьму хочешь загнать?
— Хорошо. Успокойся.
— О твоём визите к нам, уже, наверное, Максинову доложили. — Квашнин опустил голову. — Поверь мне, Данила Павлович, райотдел, которым я когда-то руководил, в отстающих никогда не был. Ребята уважали, дисциплину и порядок держали не за страх, а на совесть. И раскрываемость вытягивали. За последнее время — ни одного крупного висяка. Всё бы хорошо, но только секретарь райкома Борданов стал меня гнуть: то один начальник из обкома к нему прикатит, то другой, то всей весёлой компанией нагрянут, а мне им угождать — рыбой да икрой снабжать. Я раз его ослушался, два… Тогда и закрутилось колесо!..
Квашнин поднял на меня глаза, и я пожалел, что не отвернулся. Он замолчал. Я не знал, что сказать.
— В общем, перестали мы друг друга понимать. По наивности прибежал я в Управу. До Максинова добрался. А тот меня окоротил. Не суйся. Делай, что тебе приказывают. И мне докладывай… то есть ему стучать на них, Максу! Я поначалу решил: да чёрт с ними, с обоими! Моя-то совесть чиста! Я — простой исполнитель! Но после очередного поучения тошно стало. Напиться захотелось или вообще уволиться… В общем, прикинулся я больным. Врачи нашли стенокардию. Вот тогда Макс меня из райотдела и погнал… Хорошо, кадры подыскали спокойненькое местечко в следственном, не клятый, не мятый, и звёздочка уцелела. Единственная. Но зато большая.
Мы помолчали.
— Что же будем делать, Петро?
— Скучаю тут, — пропустил мимо ушей мой вопрос Квашнин. — Хорошо там было. Поддержать собрались меня ребята. Сашок Матков собирал делегацию к генералу, сам в первых рядах. По мою, значит, душу. Но я запретил… — он оборвал фразу. — Эх! Тоска и плесень!
— Не горюй. Ещё немножко — и на пенсию попросишься, — пробовал шутить я. — Вместо фуражки соломенную шляпу наденешь, трость из слоновой кости подарят на проводах, удочку и кота. Веселить будет кошачьими руладами. Ты ему рыбку ловить…
— За спокойствием чую мрачные тени за спиной, — вдруг преобразился Квашнин. — Чую, Данила Павлович, готовится, зреет в этих тихих стенах чудовищной силы бомба замедленного действия!
— Что так?
— Начал я, по своему обыкновению, вникать во всё происходящее вокруг. Службу, так сказать, новую постигать. И не по себе стало.
— Интересно, интересно…
— Будет ещё время. Обсудим, — оборвал вдруг он сетования и резко сменил тему. — Ты давно на рыбалке был?
— Я ж начал тебе рассказывать, а ты перебил.
— Извини.
— Недавно удили мы с Аркадием в наших бывших краях. Илья Дынин, судебный медик, пригласил. Чу́дная получилась прогулка! Но не поверишь — с нечистой силой столкнулись.
— Завидую, — фыркнул недоверчиво Квашнин и потёр руки. — Мне сейчас только этого и не хватает. Ущучил бы я её за хвост!
— Петро, — повеселел я, замечая изменения в приятеле, — напрягись, помоги мне в заморочках тех разобраться. Задачка мудрёная и опасная. Провалим — мне головы не сносить! Шефа своего я не один час убеждал и, хотя заручился его согласием, без восторга он к затее моей отнёсся. Игорушкин же до сих пор — ни слухом ни духом, да и Виктор Антонович на проверку выделил лишь десять дней. Под личную ответственность.
— Ну, другого от Колосухина и нечего было ожидать, — хмыкнул Квашнин. — Он
