Светлана Алешина - Хочешь жить — стреляй!
Лариса после недолгого молчания выдавила из себя тихое «Да».
— Ну вот и отлично, — констатировал Кирсанов. — Как хорошо получилось — начали за упокой, а кончили за здравие.
Котовы распрощались с Кирсановым и вышли из его квартиры. И тут же наткнулись на волосатых братьев-близнецов, которые, переругиваясь между собой, поднимались к себе по лестнице.
— Здрасьте, поздравьте нас с освобождением, — потрясая бутылкой пива, сказал Лелек. — Надо же, никогда не думал, что такое вообще может со мной быть.
— Так я тоже не думал, — вторил ему Болек.
Братья вошли в квартиру и исчезли в ее глубине. Лариса уже собиралась спускаться вниз и догонять Евгения, который откровенно устал и скучал, слушая рассказы об очередном приключении своей жены, как вдруг ее поразила одна догадка.
— Женя, пойдем, посмотришь на апартаменты тети Кати, — окликнула она мужа.
Евгений уже собирался было возмутиться, но настолько устал, что махнул рукой.
— Там диван хотя бы есть? — спросил он.
Лариса машинально кивнула ему головой, а сама, войдя в коридор, быстро устремилась в комнату металлистов.
— Войдите! — развязно ответили оттуда.
— Ни в коем случае не пейте воду из чайника… Куда ты! — в отчаянии воскликнула она, бросаясь на Болека, который пытался утолить свою жажду прямо из носика.
— А в чем дело-то? — недоуменно уставился на нее Болек.
— Потому что на тот свет отправиться можешь…
Оба брата уставились на Ларису непонимающими взглядами.
— Я почти уверена, что ваш друг Макабр отравился из чайника, куда высыпал наркотик Саша Каменный.
Братья как по команде разом нахмурились. А Лариса четко восстановила события того вечера. Саша Каменный постоянно сновал из кухни в комнату с каким-то пакетом и жутко нервничал. Ларису еще поразило потом то, что следов от наркотика, которым отравился Макабр, не нашли. Просто никто не догадался проверить чайник, куда он его и высыпал. Самое удивительное, что металлисты должны были благодарить за то, что остались живы, господина Кирсанова, который своей шуткой спровоцировал их задержание. А так пострадал только один Макабр.
Лелек приблизился к брату, вырвал чайник у него из рук и осторожно открыл крышку.
— Ну и вонища! — констатировал он. — Иду выливаю всю эту фигню к чертовой матери!
Болек, однако, отобрал чайник у него из рук и сказал:
— Оставь для экспертизы. Мало ли что…
Лариса посчитала свой долг перед братьями исполненным и, не дожидаясь слов благодарности, исчезла из их комнаты.
Как только она вышла в коридор, ее взору предстала Маша Соколова, которая только что вернулась с работы в ночном клубе. Она тихо поздоровалась и всунула ключ в дверь своей комнаты.
— Маша, — как можно мягче обратилась к ней Лариса, — я все знаю.
Рука девушки застыла с ключом в дверной щели.
— Что… все? — упавшим голосом спросила она.
— И про Мячика, и про ночной клуб.
Маша повернула к Ларисе свое лицо, и в глазах у нее застыли слезы. Лариса говорила так убедительно, что Маша даже не потребовала никаких доказательств. Она просто спросила:
— И что теперь?
— Прежде всего мне хотелось бы с тобой поговорить.
Маша обреченно отворила дверь и пропустила Ларису в комнату.
Разговор затянулся на час. Евгений мирно похрапывал на диване находящейся на ночном дежурстве медсестры Натальи Дебревой, ключ от комнаты которой у Ларисы в силу ее особых отношений с хозяйкой был.
Маша пересказала Ларисе всю свою историю, не утаив при этом ничего. Закончила она словами:
— Сначала я не жалела, что убила его. Но сейчас осознаю, что не могу жить с таким грузом на сердце.
— Жизнь на этом не кончается, — ответила ей Лариса.
— Не знаю… — тихо сказала Маша. — Вы пойдете и все расскажете милиции?
Она подняла на Ларису свои печальные глаза.
— Ты требуешь от меня ответа, которого сейчас я не могу тебе дать. Я очень устала… Давай решим все завтра утром. Мне просто надо подумать. Скорее всего я этого не сделаю…
Маша покорно кивнула. Когда она провожала Ларису до дверей своей комнаты, в ее глазах снова появились слезы.
Лариса хотела сказать еще что-то, но не нашла подходящих слов и просто кивнула ей на прощание. Подняв с дивана недовольного Евгения, она вывела его на улицу и усадила в машину.
Через полчаса Котовы уже спали в своей супружеской постели.
А утром, когда Лариса вновь припарковала свой «Вольво» у знакомого трехэтажного здания на Московской и увидела машину «Скорой помощи», в груди ее все похолодело.
Спустя несколько минут она узнала, что Маша Соколова ночью приняла большую дозу успокоительных таблеток и ее слабый организм не вынес этого.
Эпилог
— Сказать честно, мне очень жаль Машу, — сказала Лариса сидевшему напротив нее следователю Журавленко, которого она после завершения дела уже по заведенной традиции пригласила к себе в ресторан.
Евгений уехал в Москву вчера, проведя неделю на даче с тестем, разбавляя пребывание там рыбалкой и возлияниями. Под влиянием природы, в которую он окунулся после долгой с ней разлуки, он откинул напрочь намерения уделить время семье и в одиночестве за удочкой думал о чем-то своем, вечном, вероятно, о душе.
Впрочем, Лариса могла лишь догадываться, о чем думал там ее муж, она не придавала этому большого значения. На днях должна была приехать из Молдавии тетя, и ее следовало убедить в том, что приобретенная ей жилплощадь является удачной покупкой и по возможности смягчить удар, который хватит тетю при известии о том, что совсем недавно в этой коммунальной квартире было совершено четыре убийства и одно самоубийство. И эти невеселые события оставили в душе Ларисы, увы, печальный след.
Журавленко задумчиво прожевывал венский антрекот с луком, и мысли его для Ларисы оставались загадкой.
— Я до сих пор чувствую себя ответственной за ее смерть.
Журавленко по-прежнему молчал.
— Просто не предполагала, что все может так обернуться, — послала в его адрес следующую фразу Лариса. — Что вы молчите, сказали бы что-нибудь, что ли?
— А что я могу сказать? — отозвался следователь. — На вашем месте я бы тоже переживал. Кстати, если бы не вы, никто бы, наверное, так и не догадался, что первый кирпич в стену убийств в коммунальной квартире заложила именно она.
— То-то и оно, — вздохнула Лариса. — Я, оказавшись обладательницей ее тайны, решала для себя сложную моральную проблему. С одной стороны, преступник, какими бы намерениями он ни руководствовался, должен быть наказан. А с другой — я на ее месте, наверное, поступила бы так же. И единственное, за что я себя виню, что вовремя не смогла принять правильное решение. Если бы я твердо сказала ей тогда, что не выдам ее тайны (а Кирсанов, кстати говоря, был согласен держать свое слово), этого не случилось бы.
— Не надо винить себя, Лариса, — сказал Журавленко. — Может быть, это слишком грубо и цинично, но я с моральными проблемами, подобными вашей, сталкиваюсь довольно часто. Но я всегда вынужден держать сторону закона.
Лариса нахмурилась. Слишком уж патетически прозвучали слова следователя, представителя той самой системы, которая, по общему признанию, почти полностью коррумпирована и выбирает скорее не сторону закона, а сторону того, кто больше отстегнет. Однако ресторанная обстановка не располагала к дискуссии по столь щекотливому и наверняка неприятному для Журавленко вопросу, и Лариса промолчала.
— К тому же она сама говорила, что больше не может жить с грехом на душе, — завершил свою мысль Журавленко.
— Кстати, вы так и не рассказали мне о судьбе Чуканова, дяди Каменного и его подручного Клауса, — переменила тему Лариса.
— Клаус во всем признался. Мы взяли его прямо у ночного клуба спустя час после вашего звонка. Он не стал кобениться и сдал своего шефа Чуканова, который, не доверяя своему племяннику, решил убрать его, чтобы тот не болтнул чего лишнего. Самого Чуканова арестовали утром. К сожалению, с его арестом были небольшие осложнения, так как у него оказалось немало покровителей наверху. Но под тяжестью улик рухнул и он.
— Никак не могу понять, неужели у людей начисто отсутствуют не только совесть, но и элементарные родственные чувства! — воскликнула Лариса.
— Да дело в том, что криминал не знает ни национальных, ни половых, ни, увы, родственных различий.
Журавленко с аппетитом посмотрел на принесенный ему вишневый пудинг.
— У вас прекрасные блюда, Лариса… Просто великолепные…
— А сама я готовлю не хуже, а может быть, даже и лучше, — в ее глазах зажглись кокетливые огоньки.
— Это что — приглашение к визиту? — игриво спросил Журавленко. — Ваш муж, кажется, снова отбыл в Москву?
— Да, — со вздохом ответила Лариса. — Но давайте пока все же ограничимся рестораном.
— Могу ли я надеяться…
— Надежда, как известно, дорогой Дима, умирает последней, — напыщенно прервала его Лариса. — Просто сейчас я еще не созрела для этого…
