Филипп Ванденберг - Пятое Евангелие
– Их вы можете не бояться, – сказал Талес, заметив растерянное выражение лица Гутманна. – Они абсолютно безобидны. Достойные сожаления создания, которых природа не наделила нормальным разумом. Но что значит «нормальный»? Вы сами знаете, что разница между сумасшедшим и гением очень невелика. Официально Лейбетра является колонией для душевнобольных, расходы на содержание которой взял на себя орден. Таким образом мы гарантируем себе официальный статус и в то же время можем не опасаться, что кто-то нами всерьез заинтересуется. Мы словно отделились сумасшествием от остального мира.
– Как я должен понимать ваши слова?
– Каждый, кто попробует проникнуть в Лейбетру, должен будет сначала пройти через эту колонию
Водитель несколько раз просигналил, пытаясь освободить дорогу, а затем открыл окно и начал громко кричать, чтобы хоть как-то отпугнуть столпившихся вокруг автомобиля людей.
За поворотом показались массивные железные ворота. Они были ярко освещены и вели, казалось, в самую середину горы. Когда автомобиль приблизился, створки распахнулись сами собой. За воротами Гутманн увидел огромный зал с высокими каменными сводами. В глубине были припаркованы внедорожники, а слева за массивной решеткой гудели электрогенераторы. Стену напротив занимали два лифта, похожие на те, которые можно найти только в старых роскошных домах, – из красного дерева и со стеклянными вставками в дверях.
– Вот мы и прибыли, – сказал Талес, когда лифт остановился, и предложил своему спутнику выйти. – Ваш багаж принесут в комнату. Следуйте за мной.
2
Гутманн ожидал, что окажется в монастыре, но увиденное больше напоминало роскошный отель. Он был поражен.
– Надо полагать, вы представляли себе все несколько иначе?
– Вы правы… – ответил новоприбывший. – Я не ожидал увидеть такую роскошь и скорее рассчитывал на определенный аскетизм.
Они вышли из лифта. Звучала классическая музыка. На каменном полу ярко освещенного холла в форме полумесяца в идеальном порядке стояли деревянные кресла и плетеные стулья, умело изготовленные местными жителями. В стене напротив лифта были прорезаны небольшие арочные окна. Коридоры расходились в разные стороны. Все это создавало впечатление простора, кардинально отличавшее эти помещения от узких проходов Метеоры.
Талес указал на коридор слева, где виднелась лестница, ведущая наверх. Поднявшись по ней, они оказались в некоем подобии галереи. Слева и справа на одинаковом расстоянии друг от друга расположились двери, причем каждой соответствовала идентичная по цвету и форме пара на противоположной стороне. Гутманн отметил про себя, что, пока они шли по длинному коридору, им не встретился ни один человек. Но отсутствие людей пугало не так сильно, как толпа умалишенных на площади.
– Я бы хотел вернуться к вашему замечанию, – сказал Талес и тут же исправился: – Я бы хотел вернуться к замечанию Вашего совершенства. Аскетизм достоин восхищения, но аскет не становится мудрецом автоматически. Мы не имеем ничего против аскетизма, если речь идет о нетребовательности. Если Диоген был вполне доволен, живя в бочке, то что можно иметь против? Диоген самостоятельно выбрал такой способ жизни и был счастлив. Но аскетизм монахов – это не что иное, как недоразумение. Павел просто не понял философию греческих стоиков и видел в ней лишь испытанный способ борьбы против пороков. Христианский аскетизм направлен на подавление и уничтожение человеческой натуры. При этом речь идет не только о желании интимной близости, но и о желании созерцать, слушать и ощущать на вкус. Истинная же философия стоиков основывалась на том, что жизнь человека должна быть в гармонии с природой. Если бы Церковь была права, то все монастыри стали бы оплотами счастья, мира и правды. Но задумывались ли вы о том, как обстоят дела в действительности? Вряд ли можно найти на земле место, в котором несчастье, злость и ложь были бы столь обычными явлениями, как в любом монастыре.
У Гутманна все внутри сжалось, и он испуганно взглянул на Талеса.
– Вашими устами говорят разочарование и горечь, Талес. Глубокое разочарование.
– Вы мне не верите?
Гутманн пожал плечами.
– Профессор, вы можете не мучиться сомнениями и верить каждому моему слову. Я знаю, о чем говорю, поскольку провел полжизни за стенами монастыря. И все это время я мечтал лишь об одном – о свободе воле. Вы можете представить себе, что это значит? Нет. Это может понять лишь человек, старавшийся умертвить свою плоть. Все, что есть на земле, материально. Сила человека не является чем-то неосязаемым или абстрактным. Настоящая сила человека, которая способна свернуть горы, – это свобода его воли. Лишь сбалансированные, естественные чувства и поступки могут сделать человека счастливым: желание и умение отказываться, действие и бездействие. Сутана забирает у любого надевшего ее как минимум половину всех умственных способностей.
– Вы были монахом?
Талес наклонил голову, и Гутманн смог различить на макушке свидетельство того, что стоящий перед ним человек носил тонзуру, – область характерной формы, где рост волос был нарушен.
– Капуцином, – сказал Талес, глядя в сторону. – Они заставляют выбривать волосы на голове до тех пор, пока не появится нимб, как у святого. Аскетизм, доведенный до самоотречения. Но однажды я понял, что мало смысла, если на моей могильной плите напишут «Он жил как святой», а миллиарды людей будут задавать вопрос: «Что же он сделал для человечества?» Но я не буду надоедать вам историей своей жизни.
– О нет! – запротестовал Гутманн. – Вы мне нисколько не надоедаете, напротив, даете пищу для размышлений.
– А я уж решил, что испугал вас!
– Конечно же, нет, – соврал Гутманн. – Вот только воспеваемая вами свобода воли в конечном счете должна означать, что здесь должны быть и женщины.
– Конечно, – ответил Талес таким тоном, словно это было нечто само собой разумеющееся. – Я же говорил вам, что это не монастырь, а скорее убежище единомышленников. Мы утверждаем, что нам удалось собрать в этих стенах самых умных и талантливых людей, а поэтому считали бы абсурдом, если бы здесь находились исключительно мужчины.
– И вы хотите сказать, что из-за этого не возникает никаких трудностей?
Талес рассмеялся. Гутманн с удивлением отметил, что человек, которого он знал уже семь дней, впервые смеялся от души.
– А вы как думаете? Это ведь закон природы: противоположные линии поведения, свойственные мужчинам и женщинам, а также развитие одного и того же знания в двух противоположных, но в то же время дополняющих друг друга направлениях создают некое природное напряжение. А ведь напряжение – одна из самых удивительных форм проявления сознания.
Читая Гутманну эту короткую лекцию, Талес распахнул незапертую дверь, на верхней части которой виднелась строка, составленная из символов размером с ладонь. Среди них были также треугольники и квадраты, расположенные самым причудливым образом. Очевидно, предполагалось, что, глядя на них достаточно долго, можно было прочесть некое зашифрованное послание.
– Здесь, в Лейбетре, мы не пользуемся цифрами, – сказал Талес, заметив удивленный взгляд своего подопечного. – Вам это может показаться странным, но людям они не нужны. Мы пользуемся цифрами неофициально лишь как одним из способов достижения цели, поскольку многим кажется, что они способны выражать свои мысли исключительно при помощи чисел. Вознесение цифр и чисел почти что в ранг божеств является одним из самых страшных пороков современности. Они проникают повсюду, растут и однажды сожрут людей, как пожирает человеческое тело рак.
Гутманн молчал, но в душе он был согласен с Талесом. Еще Пифагор, ставший отцом математики, утверждал, что при помощи десяти пальцев можно объяснить все, на чем держится этот мир. Пространство имеет три измерения, время состоит из прошлого, настоящего и будущего, а у реальности есть начало, середина и конец… Но прежде чем Гутманн успел додумать эту мысль, он увидел нечто, поразившее его больше, чем псе увиденное ранее в этом необычном месте.
Профессор оказался в обставленном со вкусом помещении. И жилой комнате он заметил телефон и телевизор, рабочий кабинет скорее походил на небольшую библиотеку, а ванная комната, выложенная белой керамической плиткой, заставляла подумать о роскошном отеле, но уж никак не о монастыре. Пока Талес показывал апартаменты, водитель принес багаж.
– Надеюсь, я ничего не преувеличил, – сказал Талес. – Все осталось в том виде, в котором было при вашем предшественнике. Конечно, вы вольны вносить любые изменения – главное, чтобы вам было удобно. Менее чем через час за вами придут и проводят в помещение, где состоится ужин.
Сказав это, Талес удалился. Гутманн уже начал сомневаться, происходит все это на самом деле или лишь снится ему. Он чувствовал себя разбитым, а усталость, как известно, способна вызывать самые удивительные видения. Профессор буквально рухнул в мягкое кожаное кресло, вытянул ноги, еще раз огляделся по сторонам и хотел даже ущипнуть себя за руку, чтобы проверить, почувствует ли боль. Но в этот момент зазвонил телефон.
