Фридрих Незнанский - Пермская обитель
— Домогацкий здесь? — спросил оперативник.
— Рано еще. Он приходит ближе к вечеру.
Было около двух часов. Жара стояла такая, какую выдержать впору только египтянам.
— Кто-нибудь из руководства на месте?
— Есть управляющий.
«М-да, — разочарованно подумал Урусов, оказавшись в холле, украшенном коврами и искусственными миртовыми деревьями в пластмассовых горшках, — на рынке была совсем другая публика».
Он еще озирался по сторонам, когда перед ним возник вышколенный управляющий:
— Здравствуйте. Чем могу быть полезен?
— Здравствуйте. Я из управления милиции. — Лейтенант показал свое удостоверение. Управляющий вежливо кивнул с непроницаемым лицом. — Скажите, пожалуйста, раньше ваш… клуб находился возле оптового рынка?
— Типа что-то того. Я тогда еще не работал.
— А кто-нибудь из работавших там людей у вас остался?
— Там и был-то всего один человек: маркер, дядя Боря.
— Почему его сюда не взяли? Мордой не вышел?
— Типа того. Ему пятьдесят, а сюда старше тридцати не берут.
— Он жив-здоров?
— В полном порядке.
— Мне-то как раз этот дядя Боря и нужен. Как его можно найти?
— Я, к сожалению, не знаю. Но уверен, Юрий Антонович, наш хозяин, вам поможет.
— Мне чем раньше, тем лучше. Ему можно позвонить прямо сейчас?
— Нет проблем. — Управляющий один раз нажал на кнопку мобильника — любимый номер. — Юрий Антонович, к вам тут пришел господин из милиции. По пустяковому вопросу.
Он передал телефон Урусову. Представившись, тот сказал:
— Мне бы хотелось поговорить с человеком, который работал в вашей бильярдной на старом месте, возле рынка.
— Ну, был там маркер Борис Иванович Прохоренко.
— Как с ним можно связаться?
— В принципе, у меня есть его телефон, только я сейчас в поликлинике. Если вам срочно, могу объяснить, где его дом.
Домогацкий подробно объяснил, как найти квартиру Прохоренко: такая-то улица, за диетическим магазином стоит хрущоба, последний подъезд, второй этаж, первая дверь слева.
Как назло, самого Бориса Ивановича лейтенант дома не застал. Супруга же в выдаче агентурных сведений о муже оказалась несравненно осторожней Домогацкого. Не снимая цепочку с приоткрытой двери, она долго и нудно интересовалась, кто да зачем. Лишь когда терпение Урусова начало истощаться, она милостиво сообщила, что Борис Иванович работает охранником в фирме «Одноразовая посуда», расположенной аккурат на противоположной стороне улицы.
Почувствовав, что на горизонте замаячили конкретные результаты его деятельности, лейтенант бодро направился в фирму. На крыльце свежевыкрашенного здания стоял немолодой человек в форменных брюках и рубашке, на кармашке которой темнел матерчатый прямоугольник с надписью «ЧОП Цербер». Охранник сосредоточенно лузгал семечки, Доставая их по одной из газетного кулька. Шелуху он собирал в ладонь правой руки. При приближении Урусова этот рукотворный бункер как раз наполнился до отказа. Мужчина спустился к стоявшей на тротуаре урне и высыпал туда шелуху, после чего вытер ладонь о брюки.
— Скажите, где можно найти Бориса Ивановича Прохоренко?
— Да, это я.
— Лейтенант оперативно-следственного отдела Урусов. — Он показал охраннику свое удостоверение и, когда тот бегло глянул на его, продолжил: — Борис Иванович, меня интересуют дела давно прошедших дней. А именно весна девяносто девятого. Вы тогда работали в бильярдной возле рынка.
— Было дело.
— Очевидно, в то время там имелись какие-то завсегдатаи, постоянные посетители.
— Я проработал в той бильярдной четыре года. И там всегда околачивались одни и те же посетители. Поэтому они и называются завсегдатаями.
— Прекрасно. Ваша наблюдательность облегчает дело. То есть вы их знали?
— Знал.
— Догадываюсь, не только в лицо. Кое-что о роде их занятий поневоле доходило до вас. Не могло не доходить.
— Вот именно поневоле. Спрашивать я ничего не стал бы. Любопытство себе дороже обойдется. В бильярдной кучковалось много криминальной публики. Сунешь нос не в свое дело — мигом окоротят. Думаю, даже сейчас опасно брякнуть что-нибудь лишнее.
— То, чем я интересуюсь, вряд ли будет иметь большие последствия. Мне нужно узнать, кто из тамошних посетителей занимался торговлей документами.
— Ну, это для меня вопрос сложный, — протянул Прохоренко. — Не слышал, чтобы кто-то специализировался на торговле документами. Бывало, рядом видел людей — и парней, и девушек — держат в руках картоночку. А на ней: «Дипломы, аттестаты, трудовые книжки». Но чтобы кто-нибудь из таких посещал бильярдную, не припомню.
— Это все фальшивки. Сейчас речь идет о другом. Бывает, что крадут настоящие документы, а потом их продают.
— Ага! То есть вас интересуют обычные грабители.
— Скажем проще, карманники. При ограблении квартир на документы обращают внимание в последнюю очередь. В первую очередь тащат драгоценности и деньги.
Прохоренко криво усмехнулся:
— Опять же подводите меня под монастырь, господин начальник. Положим, я скажу. А ведь руки у них длинные, длиннее милицейских будут. Отомстить мне — за ними не заржавеет. Найду я у милиции защиту?
— Подводить, конечно, не хочется. Но, полагаю, вряд ли вас станет кто-то подозревать. По горячим следам такое может случиться. А когда прошло пять с лишним лет…
— Почему же пять? Бильярдная закрылась меньше двух лет назад.
— Неужели все завсегдатаи посещали ее в одинаковом составе? Никто не бросился в бега, не загремел в тюрьму.
— Были и такие. Вас они в первую очередь интересуют?
— Не знаю, — признался Урусов. — Вы слышали фамилию Серебров?
— Нет. А как его звали?
— Андрей.
— Нет, не слышал.
— Между тем весной девяносто девятого один человек, ныне арестованный, купил в бильярдной его настоящий паспорт.
— Не знаю, не знаю. Я назову несколько имен, да и то не уверен, они ли вам нужны. Надеюсь…
— На условиях полной анонимности, — заверил его лейтенант.
— Воровством промышляли Серега Дергач, Руд и к Стюардесса, Леша Андрющенко. Про них глухо поговаривали такое. Да и догадаться можно было, что рыльце в пушку. Дни напролет торчали в бильярдной, а деньги никогда не переводились.
— Это все одна компания?
— Скорее конкуренты. Каждого окружала шпана помельче, я даже их имен не помню. К тому же они менялись. А эти трое… — Прохоренко махнул рукой, давая понять, что говорит про отпетых мошенников. — Уж, наверное, они были на примете у милиции.
— Проверим. Думаю, вы оказали следствию большую услугу.
Глава 30
АВГУСТ 1999-го
Андрей не на шутку встревожился — несколько дней подряд он не мог застать Наташу дома. Звонил и рано утром, и поздно вечером — безрезультатно. Пытался успокоить себя тем, что она просто неожиданно задержалась у сестры, которая все лето жила на даче с маленьким ребенком. Судя по тому, что никто не подходил к телефону, родители тоже находятся там. Возможно, малышка заболела и требуется помощь. Обычно Наташа предупреждала его об отъезде, говорила, сколько дней пробудет на даче. Наверное, в этот раз снялась с места в спешке и его не застала.
Так он успокаивал себя, однако подспудное тревожное чувство все сильнее приводило Андрея в уныние, доведя до того, что у него буквально пропали сон и аппетит, когда, наконец, Наташа объявилась. На его звонок сняла трубку и как ни в чем не бывало подтвердила все догадки: да, действительно, она застряла у сестры, с малышкой полно забот, то одно, то другое. Каждую минуту намеревалась вернуться в город, да удалось вырваться только сегодня, недавно приехала.
На самом деле сегодня утром Наташа с нескрываемой грустью проводила улетающего в Москву Прыжкова, и на этом завершился их бурный пятидневный роман. Вернее, его первый этап — Наташа надеялась на продолжение. Отношения развивались столь стремительно, что она совсем перестала таиться от коллег Игоря. После каждого концерта принимала участие в их застолье, потом оставалась ночевать в номере Прыжкова. Присутствовала не только на всех концертах, за кулисами, но и на репетициях. Даже в мыслях боялась предвидеть то время, когда он уедет из Перми.
Музыканты отнеслись к ее появлению с полнейшим безразличием. Они-то прекрасно знали, что подобные романы с наивными провинциалками Игорь заводит в каждом городе. Подобно десяткам других поклонниц, Наташа внимала его проникновенным рассказам о неудавшейся семейной жизни; о том, что практически он с женой давно не живет, осталось официально оформить развод; о том, как ему осточертела болезненная страсть жены таскать его на всякого рода многолюдные презентации, в то время когда ему по душе простой домашний уют в обществе хорошо понимающей его женщины — скромной, некапризной, бесконечно далекой от ресторанных тусовок.
