Светлана Гончаренко - Частная коллекция ошибок
— Неплохо, — сказала Вероника, покривив душой.
— Рая, ты наш человек! — обрадовался Мики. — Со вкусом у тебя все в порядке. А эта дурища, жена, завидев в окне Артема, начала орать благим матом и обмочилась прямо в супружескую постель.
— Испугалась?
— Ну да! Решила, что один вор лезет в окно, а другой в дверь прется с саксофоном. Все-таки настоящее искусство понимают немногие.
Сердце невозмутимой Вероники счастливо забилось. Яркий луч света озарил тьму, которая недавно была сплошной. Карлсон! Вот он, гость с крыши! Вероника заторопилась:
— Михаил, мне говорили, что вы сохранили с Фоминой дружеские отношения и знаете, где она живет…
— Артемка ей квартиру снял, — сообщил Мики. — Сам он еще где-то кантуется, а к Варьке только потрахаться заглядывает. Деньги у него есть — Варьку приодел, на «лексусе» разъезжает, тогда как мой мерседесишко на ладан дышит. Еще бы, тачка 1979 года выпуска…
— Где эта квартира, говорите! — потребовала Вероника.
Ей хотелось быстрее раздобыть адрес, но сбить Мики с его собственной мысли было трудно. Он посмотрел в окно долгим взглядом. Затем он засунул малиновые пальцы в банку из-под огурцов, выудил ком мокрых листьев и затолкал себе в рот. Задумчиво жуя, он сказал:
— Раиса, ты голова. В самом деле, откуда у Артемки бабки? Конечно, все мы подрабатываем, где можем. Я, к примеру, по средам с восьми в «Виталине» (дыра, между нами!). В выходные у меня, естественно, свадьбы. А этот бугай на веревочках где промышляет? Окна моет, что ли, в небоскребах? Такое показывают в кино. Но небоскребов у нас в Нетске всего два, и я ни разу не видел, чтоб кто-то их чистил. А ты, Рая, видела?
Вероника нетерпеливо заерзала на шаткой табуретке:
— Вы обещали сказать мне адрес съемной квартиры, где теперь проживает Фомина.
— Не помню, чтобы обещал, — продолжая жевать, заявил Мики. — Да и не знаю я никакого адреса.
— Ваши коллеги показали, что вы там бывали!
— Бывал, — согласился Мики и выплюнул прямо на стол жесткий укропный стебель. — Перехватывал у Варьки деньжат до зарплаты. У нее всегда теперь деньги есть. Я брал. Один раз даже вернул двадцатку. Но никакого адреса я не знаю! К чему мне адрес? Я писем не пишу. Никому. Никогда. Принципиально.
— Но вы бывали на той квартире. Как вы ее находили?
— Ты прямо скажи, Раиса, — вдруг нахмурился Мики, — зачем тебе этот адрес? Ты что, собираешься прессовать Варьку, как меня сейчас? По какому праву ты будешь мучить ни в чем не повинную, хрупкую, слабенькую девочку? У которой талия вот такая?
Мики показал следователю большой и указательный пальцы, сложенные колечком. Как ни могучи были руки саксофониста, талий таких в природе не существует, поэтому Вероника окончательно разозлилась. Она была необыкновенная девушка: когда негодовала, то внешне делалась холодна, как сталь.
— Варвара Фомина не слишком меня интересует, — сказала Вероника бесстрастно. — Мне нужен Артем Немешаев. Фомина должна знать, где он.
— У, это совсем другое дело, — согласился Мики. — Если нужен именно Артем… Райка, беру свои слова назад. Ты молоток. Сыграть тебе «Караван»?
— Где находится квартира, которую снимает Немешаев?
Мики вдруг понял, что эта невысокая девушка через минуту может больно стукнуть его по лбу или провести еще какой-нибудь молниеносный прием. Ее глаза не источали ни капли женской неги. Они пронзали насквозь.
— Далась вам всем эта квартира! Вот и баба какая-то сегодня про нее спрашивала… А я в самом деле не знаю адреса, — сказал Мики. — Помню только визуально, где это — на Театральном бульваре. Там наискосок стоит старый дом, такой облупленный, с башенкой. Знаешь, где это?
— Знаю.
— Так вот, второй подъезд с краю. Хотя там всего два подъезда и есть… Как же тебе объяснить? Тот подъезд, что ближе к помойке. Третий этаж. Квартира налево от лестницы.
— Спасибо. До свидания.
Вероника двинулась в прихожую, на ходу торопливо застегивая плащик. Ей не терпелось как можно скорее попасть на Театральный бульвар.
— Рая, может, еще колбаски? — радушно предложил Мики, но больше Вероника любезничать и даже говорить с ним не собиралась.
Вдруг в ее портфеле противным немузыкальным сигналом задребезжал мобильник.
— Да, — ответила она серьезно.
Звонили из следственного отдела, сам Егоров.
Выслушав Егорова, Вероника застыла на пороге Микиной квартиры. Ее лицо стало кислым.
— Что за бред, — пробормотала она в трубку. — Опять? У Парвицкого? Вы не шутите, Александр Степанович? Этого не может быть!
Услышав имя знаменитого скрипача, Мики навострил малиновые уши. Однако было поздно: Вероника вприпрыжку, как школьница, сбежала с лестницы и хлопнула дверью подъезда.
На улице она все еще прижимала к щеке мобильник и слушала невероятные распоряжения Егорова.
— Но, Александр Степанович, — пыталась возражать она. — Я только что вышла на альпиниста Немешаева! Сейчас еду к его любовнице. Времени терять нельзя ни минуты. Да, он из фирмы «Мечты сбываются». Думаю, именно он и мог… Да! А на Парвицкого пусть съездит Геворкян. Он хороший аналитик, любит музыку, пел в хоре. Почему обязательно я? Парвицкий требует? Но я ничего не смыслю в скрипках! То, что было утром, — чистая случайность. Я не…
Егоров не убеждал, он приказывал. Вероника обиженно закусила губу.
— Хорошо, через пятнадцать минут буду в филармонии, — сказала она. — Но дело Галашина тоже резонансное. Я сейчас дам вам адрес Немешаева, пусть по нему съездит кто-нибудь из оперативников потолковее, скажем, Эдуард. Сию же минуту! Надо задержать любого, кто там окажется, — Немешаева, его девицу — и привезти к нам. Если нет никого, то ждать. Опросить соседей. Это очень важно!
2
Концерт никак не начинался. Парвицкого ждали на сцене в шесть тридцать вечера, но и в восемь публика все еще растерянно бродила в фойе концертного зала. Любители музыки теребили программки и недоумевали. Звонка до сих пор не было дано ни одного.
От скуки и долгого топтания на месте сами собой зародились слухи. Одни меломаны говорили, что у Парвицкого сердечный приступ — такое якобы случалось уже с ним в Таганроге восемь лет назад. Другие, неискушенные, решили, что гений напился вдрызг. Третьи выдумали и вовсе позорную, невероятную версию — мол, великий музыкант сейчас услаждает слух лично губернатора на губернаторской даче, где, по всем известной привычке, бесконечно бисирует, забыв о концерте.
Самоваров с Настей томились вместе со всеми. Ольга вручила им то самое приглашение с портретом, что показывала Самоварову (на нем гений зажмурился, будто хватил кислого). Настя музыку любила и хотела во что бы то ни стало дождаться Парвицкого. Самоваров предлагал плюнуть и идти домой. Ему кружить в фойе было противно: приходилось смотреть на недавно отреставрированную лепнину стен и потолка. Маски сатиров и дев все как одна имели кривые рты и носы бульбой, то есть несли узнаваемые черты скульптора Фузеева, который руководил реставрацией. За это Самоваров ругал Фузеева плохими словами, а Настя смеялась.
Вдруг в тени за колоннами они заметили Ольгу Иннокентьевну Тюменцеву. Она была бледна, как тесто. С ее плеч свисала черная кружевная шаль, расшитая пайетками, что означало глубокий, неодолимый ужас. Вдобавок Ольга чуть ли не до бровей прикрывала лицо черным веером. Этот веер и мрачные блестки делали ее похожей на оперную героиню, которая должна в финале кого-нибудь пронзить бутафорским ножом.
— Ольга? Ты чего тут прячешься? — спросил Самоваров, подходя. — Народ на тебя косится — наверное, думает, это ты сделала с Парвицким что-то нехорошее и он застрял за сценой.
— Он здесь, — прошептала Ольга непослушными деревянными губами.
— Парвицкий? Говорят, у него что-то с сердцем, — наивно отозвалась Настя.
— Здесь Козлов! Тот самый эксперт! — округлила глаза Ольга. — Я уже два раза видела, как он прошел в служебную дверь и обратно. И всякий раз он мне улыбался. Вы бы видели, как двусмысленно улыбался! Потом явилась следовательница — именно та, что ведет дело об ограблении Галашина. Она заметила меня и тоже посмотрела как-то особенно.
— Тебе показалось.
— Коля, я не слабоумная, я все понимаю! Дальше еще хуже: отсюда унесли пальму в кадке. Если у Парвицкого сердечный приступ, как все говорят, зачем ему пальма? Что все это значит? Я чувствую, вокруг меня сжимается кольцо!
— Не преувеличивай, — сказал Самоваров тоном мудрой няньки. — Неужели концерт откладывают из-за тебя? Чушь! Все дело в Парвицком, это с ним что-то не так. Раз тебе некомфортно, уйди домой.
— Я не могу уйти: это будет выглядеть подозрительно. Я должна испить свою чашу до дна.
— Никому ты ничего не должна. Только пугаешь публику своим веером! Решила остаться — возьми себя в руки. Если эксперт пристанет к тебе с расспросами, не раскисай, сделай морду кирпичом. Тверди, что ошиблась, что с Коровиным тебя ввели в заблуждение, что тебе этот «Гурзуф» случайно показался хорошим, и так далее. Уходи в несознанку, как говорят блатные.