Ксавье Монтепен - Кровавое дело
Что касается друзей и знакомых, то Пароли отлично знал, что только одному из них может броситься в глаза его отсутствие — Аннибалу Жервазони.
Надо было непременно устроить так, чтобы он не вздумал написать ему или же явиться за справками на улицу Брошан.
Поэтому, как только молодой итальянец отобедал и напился кофе, он сел в дилижанс, который и привез его на улицу Сен-Мишель, недалеко от улицы Monsieur-le-Prince, где жил молодой ординатор знаменитого окулиста.
Было еще далеко не поздно, и поэтому Пароли рассчитывал, что наверняка застанет своего земляка, отличавшегося крайне размеренным образом жизни.
Жервазони действительно был у себя, в скромной, но чистой и уютной квартирке.
Он сам отворил дверь и отступил в удивлении при виде произошедшей в Анджело перемены.
— Вот видишь, — сказал Пароли, — твои вчерашние советы, а также и твои деньги не пропали даром.
— Мои советы — быть Может, — пробормотал в смущении Жервазони, — но моих пятидесяти франков никогда бы не хватило на подобную экипировку.
— Да, но их хватило на то, чтобы с их помощью выиграть пятьсот. Я в последний раз попытал счастья… и результат доказал, что я поступил хорошо.
— Опять игра!
— Да, помилуй, я на глаза ведь никому не мог показаться таким оборванцем! Ну, а твоих пятидесяти франков было недостаточно для восстановления моего гардероба. Вот я и сказал себе, что деньги друга должны непременно принести счастье, и пошел играть, как идут на дуэль.
— Да ведь ты мог проиграть и снова остаться без гроша!
— Разумеется, но, как видишь, я выиграл!
— Обещаешь хоть теперь никогда больше не переступать порог игорного дома?
— Обещаю, и не только обещаю, но на этот раз сдержу обещание.
— Ну, я очень рад. Хочешь, пообедаем вместе?
— Нет, спасибо, я обедал. Я пришел проститься с тобой.
— Проститься? Ты уезжаешь из Парижа?
— Да, сегодня же.
— Куда же?
— В Англию.
— Надеешься сделать там карьеру?
— Да.
— Расскажи-ка мне все это хорошенько!
— Видишь, вчера, когда я вышел из «Auberge des Adrets», я повстречал одного человека, которого ты совсем не знаешь, и получил от него кой-какие указания. Дело в том, что один известный английский окулист, носящий громкое имя и стоящий во главе большой, известной лечебницы, ищет ординатора-француза, который бы немного знал и по-английски. Ну, по-английски я могу объясняться настолько, чтобы меня поняли. Может быть, мы и сойдемся с англичанином. На всякий случай я отправляюсь в Плимут. Если не удастся — ну, что же делать, вернусь обратно! Попытка не пытка!
— Итак, ты действительно имеешь твердое намерение остепениться?
— Я не буду уверять тебя, а докажу это на деле, и, надеюсь, в самом непродолжительном времени.
— Ну, старый товарищ, — радостно воскликнул добрый Жервазони, — поздравляю тебя от всего сердца с такой быстрой переменой к лучшему, на которую я, признаюсь, не рассчитывал вовсе! Поезжай же, и желаю тебе успеха! Через какое-то время все забудут твои увлечения и ошибки, и ты вернешься в Париж, высоко неся гордую, светлую голову!
— О, я вернусь, можешь быть уверен. Ну, дай руку, до свидания! Перед отъездом мне еще надо многое сделать. Кроме того, человек, который посоветовал мне отправиться в Англию, обещал дать мне рекомендательное письмо, а это, согласись, не лишнее.
— Иди же с Богом, да смотри не забудь захватить все свои аттестаты и дипломы!
— Они уже у меня в чемодане.
— Считаю излишним повторять, насколько я желаю тебе счастья! Ты знаешь, что моя дружба и самые лучшие пожелания всецело принадлежат тебе. Смотри напиши оттуда!
— Непременно напишу через несколько дней.
Друзья горячо обнялись, и затем Пароли, не имевший ровно никакого багажа, отправился, не заходя домой, прямо на вокзал.
Он решил уехать поездом, отходящим из Парижа в два часа пополудни.
Жервазони, искренне преданный другу, положительно, не помнил себя от радости. Он верил ему и ни минуты не сомневался в его отъезде в Англию.
«И во сто раз лучше, что он будет за границей! — рассуждал сам с собой добряк итальянец. — По крайней мере он хоть на первое время будет вдали от всех здешних дурных знакомств, которые так пугали меня!»
Пароли приехал в Марсель на следующий день.
В декабре в четыре часа уже бывает темно так, что окончание путешествия молодого человека совершилось уже при полном мраке.
Весь город был, по обыкновению, прекрасно освещен.
Экипажи отелей ждали пассажиров у вокзала, а слуги выкрикивали достоинства своего заведения, стараясь при этом, насколько возможно, унизить конкурентов.
Анджело, уставший после почти полутора суток, проведенных в вагоне, захотел поразмяться и пошел пешком. Довольно быстро он пришел на набережную Братства, где находился роскошный отель «Beausejour», и вошел в кафе.
В городе было очень холодно.
Молодой человек сел за столик и заказал горячий американский грог. Ему подали тотчас же.
— Я желал бы комнату на несколько дней, — обратился Пароли к слуге. — Будьте так любезны, устройте мне это.
— Хорошо, сударь. Вы путешествуете один?
— Да.
— Вы будете кушать за табльдотом?
— Право, пока я еще ничего и сам не знаю. Это будет зависеть от дела, которое привело меня сюда. Может весьма легко случиться, что я буду возвращаться в разные часы. Сегодня вечером я пообедаю в отеле.
— Слушаю, сударь. Я сейчас же похлопочу насчет комнаты.
Слуга вышел из кафе в дверь, которая сообщалась с отелем, и вернулся через несколько минут.
— Я забронировал для вас комнату на втором этаже. Вид на набережную. Номер комнаты десятый.
— Благодарю.
Пароли допил свой грог и отправился в контору отеля.
— Угодно вам взглянуть на мои документы? — спросил он портье.
— О, сударь, не нужно! Прошли те времена, когда нужны были целые вороха бумаг, чтобы иметь возможность переночевать в отеле. Да и заметьте, что у настоящих мазуриков всегда все бывает в порядке. Теперь мы уже привыкли верить приезжим на слово. Потрудитесь сказать мне ваше имя.
— Жюль-Арман Баскон.
— Профессия?
— Коммивояжер.
— Откуда?
— Из Тулона.
— Больше ничего не требуется.
— Сколько я вам должен?
— Если захотите обед и завтрак — десять франков в день. Стол здесь отличный.
Итальянец хотел ответить, но не успел, потому что в эту минуту в контору вошел человек лет пятидесяти пяти.
— Monsieur Бернье, — сказал портье, поклонившись вошедшему с видимым уважением, — вам письмо.
— Благодарю! Это от моей дочери, — проговорил вошедший, взглянув на адрес.
— Я думаю, что ваша дочь была бы счастлива, если бы узнала, что вы выиграли процесс.
— Не сомневаюсь, но полагаю, она еще больше рада тому, что наконец опять увидится со мной.
— Вы скоро от нас уедете, monsieur Бернье?
— Я уезжаю десятого.
— Если только вас не задержат дела?
— Теперь никто не может удержать меня, так как я уже известил дочь о приезде.
С этими словами он зажег свою свечку, раскланялся и отправился к себе.
Услышав имя Бернье, Пароли задрожал и устремил на него пристальный взгляд.
«Тот ли это Жак Бернье, чье письмо находится у меня в кармане?» — спрашивал он себя.
После нескольких фраз все его сомнения рассеялись. Человек, стоявший перед ним, был действительно когда-то богатым марсельским купцом. По причине переменчивых обстоятельств, дела его долгое время находились в очень печальном положении, но теперь, выиграв процесс, Бернье снова стал миллионером.
Случай свел Пароли на первых же шагах с человеком, ради которого он приехал в Марсель.
Жак Бернье выглядел старше своих лет, несмотря на здоровое, крепкое сложение.
Он был среднего роста, полный, лицо имел правильное, отличавшееся замечательно умным и энергичным выражением.
Итальянец, следивший за каждым его движением, видел, что он взял ключ, к которому был привешен номерок с цифрой девять. И тут случай постарался помочь ему.
Когда Бернье вышел из конторы, портье обратился к Пароли:
— Я задал вам вопрос, сударь, на который вы хотели ответить, когда вошел monsieur Бернье.
— Это относительно табльдота?
— Да, приезжие находят в этом значительную выгоду для себя. Хотя в настоящее время у нас их не особенно много, но стол такой же, как в разгар сезона, когда у нас бывает столько народу, что мы принуждены отказывать, за недостатком места.
— В какие часы у вас садятся за стол?
— Завтрак в одиннадцать, обед в шесть.
— В таком случае запишите и меня, — сказал Пароли и пошел обедать.
В девять часов он вернулся в контору, взял свой ключ и зажженную свечу и отправился в номер. Он оказался большим и прекрасно меблированным. В камине пылал яркий огонь.