Диля Еникеева - Любовь требует жертв…
— Ах ты, поросенок! А ну-ка, иди сюда, я тебя все равно потискаю, — засмеялась та, хватая его в охапку.
Алешка тут же забыл про свой солидный возраст и, визжа, отбивался и болтал ногами, когда крестная высоко подняла его.
— Помнишь, как мы раньше играли с тобой в самолет, а?
Оставив их резвиться, Лариса заглянула в комнату мужа. Тот, как всегда, сидел за столом, углубившись в работу.
— Добрый вечер, Миша.
— Добрый вечер, Ларуся. Ты с Аллой?
— Да.
Муж снова занялся своими расчетами, а Лариса тихо прикрыла дверь. Из комнаты сына доносились веселые крики и визги.
— Алка, Алешке уже пора спать, — напомнила она, заглянув к ним.
— Нет счастья в жизни, правда, крестник? — усмехнулась та, отпустив его и вставая с софы. — Тебе достались на редкость вредные родители. Блюдут режим, не дают порезвиться... Почему-то забавы детей называются детскими шалостями, а забавы взрослых — делом... Ладно, на выходные я тебя заберу, и мы не будем ни в чем себе отказывать. Пока, Леха.
Помахав крестнику, Алла закрыла дверь и попросила:
— Мать, дай чего-нибудь пожевать, а то я что-то оголодала. Хоть Славка и накормил от пуза, да, видно, по дороге все растряслось. Ради любимой подруги и последний кусок съем.
Лариса прошла на кухню, сварила кофе, поставила на поднос тарелки с закусками и понесла в свою комнату. Верная боевая подруга сидела в кресле и смолила уже вторую сигарету. Поставив поднос на столик, Лара приоткрыла фрамугу. Подруга курит, как паровоз, наверняка так надымит, что потом в этой комнате не уснешь.
Как всегда, Алла быстро смела все с тарелок, выпила кофе и расплылась в довольной улыбке:
— Ну, спасибо, старуха, не дала помереть голодной смертью. Повеселила организм, теперь со спокойной душой могу вернуться домой и плотно поужинать.
— Алка, спасибо за все. С вами я немного развеялась. В последние дни так нервничаю...
— Ты никогда не сталкивалась с откровенным хамством, вот и расклеилась. Человек ты добрый, обаятельный и без второго дна, и нормальные люди относятся к тебе с симпатией. Сейчас ты впервые попала в стрессовую ситуацию, когда тебя не воспринимают как личность. В упор не видят в тебе красавицу, умницу и труженицу. Ты написала пять монографий, выучила десятки тысяч студентов, вырастила двенадцать аспирантов, по твоим учебникам и лекциям студенты будут учиться не одно десятилетие. Уже за это ты достойна уважения. Не говоря о том, что сама создала фирму, избавив государство от необходимости платить пособие по безработице своему коллективу, и честно отстегиваешь налоги, из которых, между прочим, ментам и следакам платят зряплату. Однако в кабинете следователя все твои достоинства и заслуги не учитываются, мало того, ты выглядишь принцессой из сказки, а это его раздражает.
— Он явно настроен против меня, но я не могу понять — за что. Разве может следователь руководствоваться в своей работе личной симпатией или антипатией?
— Прохоров — неудачник, озлобленный на всех, кто благополучен. “Зло происходит от слабости”, — говорил Ницше. Тридцать лет плюгавый очкарик Прохоров натирал мозоли на заднице, сидя за своим столом и строча протоколы допросов, — и чего достиг? А когда сдохнет, на его надгробии напишут эпитафию: “Он отправил несколько тысяч человек нюхать парашу”. Вот и весь след, который этот сморчок оставит после себя на земле. Прохоров стопроцентный импотяга — у меня на это дело нюх безошибочный. А когда у мужика прибор не стоит, он ненавидит любую красивую бабу.
— Алка, хорошо говорить, когда не тебя касается. А он смотрит на меня как на дорогую шлюху.
— Настоящий мужик в любой ситуации оценит симпатичный экстерьер и сексапильность женщины, а импотент считает всех женщин шлюхами и делает вид, что их презирает. Видит око, да хрен неймет.
— Разве можно личную неприязнь привносить в работу? Юрист не вправе быть пристрастным.
— Да кого сейчас это колышет: вправе – не вправе?! Ты что – телек не смотришь? Газет не читаешь?
- Не смотрю. Не читаю.
- Вот и отстала ты от жизни, старушка. Живешь, как в хрустальном дворце. А в реале сажают прокуроров, судей, не говоря уже о мелких сошках. В общем, «оборотни» повсюду, вся наша так называемая правоохранительная система – сплошные оборотни!
- И Прохоров тоже?
- Для этого у него кишка тонка. Он трусло, которое рядится под идейного борца за чистоту нравов. Ты для него враг, понимаешь? Этот женоненавистник не желает признавать, что ты красива, сексапильна, к тому же, самодостаточна и многого в жизни достигла. Он приписал тебе пороки, наличие которых предполагает у всех женщин. Следак уже вынес тебе собственный приговор — ты богатая развратная потаскуха, которая, пользуясь своим служебным положением, приспособила молодого подчиненного для сексуальных услуг. В душе он, как Васисуалий Лоханкин, клеймит тебя: “Ты самка... Ты публичная девка! Тебя я презираю. Ты похоти предаться хочешь с ним”, — но ему очень хочется подглядеть эту самую похоть в замочную скважину — многие импотенты страдают вуайеризмом.
— Прохоров все время намекает — не было ли у тебя интрижки с Костей, не приревновала ли ты его ко мне, не разделалась ли с ним.
— Пусть он засунет свои подозрения в собственную задницу! — фыркнула Алла. — Плевали мы на его убогие домыслы с высоты нашего великого презрения! На днях следак вызывал меня на второй допрос, и я ему с милой улыбкой показала острые зубки. Вежливо, но внятно намекнула, что со мной не стоит связываться. Я в душе очень-очень добрая, но это только в душе, а снаружи могу быть очень даже зловредная. И тебе советую вести себя на допросах пожестче. Ежели злюке и подлюке кланяться, он еще пуще чванится — это народная мудрость, дорогая. Забудь про свою деликатность и хорошее воспитание, намекни, что знаешь про его слабости, а можешь напрямую заявить – поняла, мол, почему вы ко мне так пристрастны, - и этот импотент тут же сменит тон.
— Я иногда пытаюсь показать ему характер, но не могу себе позволить откровенно хамить.
— Ларка, ты уже не невинная девица, пора стать зубастой и научиться давать отпор. Мягкожопость нынче не в почете, иногда и нахамить невредно, тем более такому типу, как Прохоров. Он — злобная, мизантропская душонка. Размазывает тебя, как манную кашу, потому что ты не сумела поставить его на место. Думаешь, допрашивая какого-нибудь крутого отморозка, этот сраный следак так же хамит, намекает, ехидничает и выспрашивает, с кем, как часто и в какой позе тот трахается? Да бандюган придет к нему со своим адвокатом, откроет дверь ногой, будет ковырять спичкой в зубах, нагло поглядывая на следователя, и пошлет его подальше, если тот позволит себе что-то лишнее. Пусть у допрашиваемого руки по локоть в крови, но в данный момент он свободный гражданин, и нужно уважать права его личности, едрена вошь! А Прохоров подожмет хвост, иначе джентльмены бандитского вида могут поучить его манерам, нечаянно членоповредив. Всех теперешних “хозяев жизни” он бы с превеликим удовольствием за можай загнал, да руки коротки, вот трусливый сморчок и отыгрывается на ком может. Он ведь на понт тебя берет и шьет дело из липовых улик. Но даже если бы у него были железобетонные улики, следователь обязан вести себя корректно, уважая твои права и не унижая твое человеческое достоинство. Его задача — собрать доказательства, что ты совершила преступление. Не больше. Если он опять начнет давить на психику, напомни ему норму римского права: “Onus probandi” — обязанность приводить доказательства.
— Понимаешь, Ал, внешне Прохоров держится в рамках, голоса не повышает, явно не оскорбляет. Но то, как он говорит, как комментирует мои ответы, переиначивая их, — для меня унизительно. Оскорбить женщину можно не только ругательством, но и взглядом, грязным намеком, ехидным или необоснованным замечанием, верно?
— Верно, дорогая, — кивнула подруга. — Следователь обязан уважать твои права личности. Не его собачье дело оценивать твой моральный облик. Тоже мне, Custos morum — блюститель нравов. С кем спать — дело твое, адюльтер — не уголовное преступление. Если этот пакостник сует свой нос в твою койку больше, чем положено в рамках данного расследования, — то это вмешательство в частную жизнь. Если его обвинения бездоказательны — это клевета. Оскорбительными замечаниями следователь причиняет тебе моральный ущерб. Пока суд не признал тебя виновной — ты невиновна. Пусть ищут доказательства. Это не твоя головная боль — доказывать, что не ты убила. Этим пусть они свою башку озадачат и докажут, что ты — убийца. А на данный момент ты — законопослушная, свободная, честная гражданка, достойная уважения и соответствующего отношения, не поражена в правах, находишься под защитой Конституции, имеешь право на защиту своей чести и достоинства, можешь отказаться отвечать на вопросы следователя без адвоката. Пора уже выдавливать из себя раба, но не по каплям, как говорил Чехов, а сразу. Забудь рабские привычки совковых времен, когда в любое госучреждение граждане входили согнувшись буквой Г и заранее были готовы, что там об них будут вытирать ноги. Пойми самое главное — никто не имеет права унижать твое человеческое достоинство и наносить тебе моральный ущерб, в том числе и следователь, в противном случае ты можешь подать в суд, и я не сомневаюсь, что выиграешь. До тех пор, пока тебе не вынесен приговор, к тебе должны относиться как к невиновной.
