Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 картонных коробок и, запев что-то небыстрое, стали медленно ходить по

В РєСЂСѓРіСѓ.

 - Очень похоже на русский танец! - сказал Айвен.

 Танцующие остановились и стали двигаться в другую сторону.

 А в это время трое других представителей арабской культуры оказались

 в середине круга и принялись доставать из коробок какие-то толстые книги,

 которые тут же опускали себе под ноги.

 В конце концов на булыжнике площади возвысилась на метра полтора гора

 книжек, обложенная по бокам пустыми картонными коробками. Кто-то из парней

 вылил на книги что-то из канистры и бросил горящую спичку. Тут же в небо

 рванулось пламя, охватившее книги. А мужской хоровод стал двигаться

 быстрее и ритмичнее, и даже послышалось пение.

 Айвен сожалеюще причмокнул языком.

 Я обернулся к нему.

 - У меня на родине за такое количество макулатуры можно получить три

 загранпаспорта! - сказал он, негромко возмущаясь.

 - Три загранпаспорта?! - Я посмотрел на соседа как на немножко

 больного человека.

 - Да, - он пожал плечами, не понимая, что меня собственно удивляет в

 его словах. - У нас не хватает бумаги на паспорта и поэтому, если ты

 хочешь ехать за границу - надо сдать 60 килограммов хорошей бумаги. А

 после этого тебе за день выписывают загранпаспорт и ты себе спокойно

 едешь!

 Танец продолжался, но песня теперь звучала другая. И книги, сгорая,

 почему-то распространяли по площади запах горящих автопокрышек.

 - Дорогое издание, - пояснил кто-то из европейцев, - корешки на

 каучуковой основе...

 - А ты что, издателем был?! - переспросили этого умника.

 - Нет, переплетчиком, - ответил он и на этом разговор прекратился.

 - А хоть что там сжигают?! - не утерпел и спросил я у ребят, стоявших

В СЂСЏРґРѕРј.

 - Какую-то неправильную книжку про Аллаха, - ответил мне низенький

 парень с вытатуированным якорем на предплечье.

 - А что будет потом?

 Что будет потом, парень не знал.

 - Пионерский костер! - мечтательно, словно вспоминая что-то дорогое

 сердцу, произнес Айвен. - Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети

 рабочих...

 Последние слова он уже пел.

 А я спросил его: что такое пионеры? Это какое-то особое название

 детей рабочих?!

 - Нет, - он махнул рукой, - это детская политическая партия на моей

 родине. И тут же продолжил эту, судя по всему, детскую песенку: - Близится

 эра светлых годов. Быть пионером всегда будь готов...

 - Забавные слова, - заметил я, - если "мы уже пионеры", то зачем надо

 быть готовым еще раз быть пионером?!

 - Ты этого не поймешь! - сказал Айвен мягко, стараясь не обидеть

 меня.

 Книги догорали, но теперь зрители тащили и бросали в огонь сухие

 ветки кипарисов. Темнело. Хоровод разошелся, но теперь возле костра

 включили магнитофон и подыскивали мелодию повеселее. Наконец нашли и

 врубили ее на полную мощь двух колонок. Тут же и арабы, и многие из

 европейцев ударились в танец.

 Я отошел на край площадки, освобождая пространство для танцующих. Ко

 мне приблизился Вацлав. По его лицу было видно, что настроение у него

 скверное.

 - Во всем этом меня радует только одно, - сказал он упавшим голосом.

 - На этот шабаш не пришел генерал Казмо!

 - Да, - подумал я. - А ведь генерала действительно не было. Ну что ж,

 будущий президент должен беречь свою репутацию и не посещать сомнительных

 праздников...

В 

 На следующее утро в городе здорово пахло гарью.

 Этот запах просто ворвался в наш номер, как только я распахнул окно.

 Удивительно, что Айвен не проснулся. Будь я на его месте, я бы мигом

 вскочил, подумав, что в гостинице пожар.

 Но сосед мой негромко сопел, уткнувшись в подушку.

 - В принципе, ему это не страшно, - подумал я, вспомнив про новенький

 противогаз.

 Уже выходя из номера, я чуть было не упал, споткнувшись о два

 посылочных ящика, оставленных почтальоном под нашей дверью.

 Хорошо все-таки иметь родственников, которые заботятся о тебе, что-то

 присылают, пишут письма...

 Город еще спал - я даже не знаю, почему я проснулся так рано в то

 утро.

 Было так тихо, что я застыдился звука своих шагов, гулко

 разносившегося по улице, и старался ступать мягче.

 Уже изученной улочкой, ведущей вниз, я шел к набережной.

 Солнце только-только стало опускать свои лучи с крыш домов на окна

 вторых и третьих этажей - теперь там, наверно, начинали просыпаться люди.

 А набережная была пустынна, и море, стараясь не шуметь, плескалось

 рядом с песочным берегом.

 Солнце тяжело и величественно поднималось над горизонтом и мне

 показалось, что я вижу, как оно поднимается. Я даже чуть повел головой