Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04
Алексей в ответ покачал головой. Ничего так и не сказал, то ли не хотел, то ли не нашелся.
— В любом случае, это не продлится долго, — продолжил Караев. — Максимум полчаса.
Конечно, подумалось Алексею, с ним случалось что-то подобное, он уже имеет представление… хотя бы о временных границах. И он ответил:
— Раз уж с нами стали церемониться… Да, раз так пошло, сейчас, должно быть, созваниваются… как вы думаете?
— Скорее всего.
— Вы думаете, нас отсюда вывезут?
— Надеюсь, — Вагит Тимурович спохватился, не так следовало бы ответить, но Алексею довольно было и этого.
Вагит Тимурович взглянул на молодого человека, невольно ежась и сам. И, чтобы притупить холод, а также заглушить голоса, Караев стал говорить о «похожих случаях из жизни знакомых». Чистейшей воды выдумки, но всем сейчас было не до того, чтобы уличать его во лжи. Они просто ждали каждого нового слова и верили с готовностью в то, что с ними произойдет примерно так же, как и с неким Антоновым или Осиповым, лишь с поправкой на обстоятельства.
С поправкой на место, время и имя. Последнее более всего волновало Алексея. Он уже не сомневался, что его нахождение в леднике — не более чем досадная оплошность «близнецов», не дождавшихся, пока из дома не уберутся все гости. Осталось только дождаться конца этой истории. А вот Вагиту Тимуровичу придется несладко. За всяким человеком по пятам следует его тень, достаточно просто обернуться, чтобы увидеть ее — длинный шлейф поступков, ситуаций, знакомств, просчетов, встреч и расставаний — все, что человек накапливает за прожитые годы. Но иногда тень забегает вперед, как сегодня, случайно или намеренно опережает своего хозяина. И тогда за ее причуды приходится отвечать.
— Скажите, а у вас было что-то подобное? — голос Алексея был почти спокоен.
Караев замолчал на полуслове — Алексей не заметил, что перебил его, — нахмурился. Эта мысль уже приходила ему в голову, приходили и варианты ответов на нее.
— Увы, нет. А у вас?
— У меня… пожалуй, тоже нет.
— Быть может, ваше опоздание… нет, я говорю, что вы неосознанно, сами того не подозревая, отодвигали момент поездки.
— Нет, я… — он не знал, как лучше сказать. — Дело в Серафиме, я задержался из-за нее. В некотором смысле.
— А может, таким образом она удерживала вас от поездки?
— Нет… это моя инициатива.
— Значит, интуиция подвела нас обоих. А что вы, Иван?
Телохранитель вздрогнул.
— Нет, ничего такого не припомню, — наконец ответил он. — Я как раз завтракал, когда позвонила Вероника, сказала, что мое присутствие на предстоящей встрече не помешает. Я возразил, сказав, что от непосредственного начальника инициатива не исходила, что я могу оказаться лишним. Вероника сказала, что так будет лучше и что день мне зачтется, — и тут только сообразил. Нет, ни во время звонка, ни после, при встрече, ничего не почувствовал.
Вагит Тимурович выдохнул, пожал плечами.
— Знаете ли… Просто я привык доверять интуиции, она меня редко когда подводила. И как в нашей стране без шестого чувства? — никак не возможно.
Алексей поднял глаза.
— Не уверен, что все дело в интуиции. Скорее, в неких собственных качествах, той же работоспособности, например.
— Вы забываете, что работоспособность — это еще далеко не залог успеха. Слава Богу, страна наша богата людьми неленивыми. На их энтузиазме, почти бескорыстном труде да на глубокой, почти слепой уверенности в том, что «все образуется» и жива еще страна. Их заботами мы еще что-то производим, экспортируем, не даем окончательно загубить производство. Наше с вами производство, не их. Они трудятся на нем, создают все необходимое, отрабатывают взятые под них кредиты, выплачивают из собственных карманов налоги производства, взятки, акцизы, подати. И при этом стараются быть довольными жизнью; иной раз им это даже удается. Но труд этот ни в коей мере нельзя сравнивать с нашей работой — ситуация совсем иная. Они работают, чтобы прокормить себя и свои семьи, мы же… сами знаете, для чего. Ведь посмотрите, где мы и где они. Меж нами пропасть.
— Вы явно через край хватили, — заметил Алексей.
— Отнюдь. Вы говорите о трудолюбии, а как сегодня без него тем, кто находится под вами и не имеет, несмотря на все старания, даже надежды выкарабкаться. Получать — вот едва не предел их мечтаний — не тысячу с хвостиком, а пять тысяч… рублей. А ведь начинали и вы, и они примерно с одного и того же: с пустых прилавков, обесцененных денег да надежды на лучшее в новой стране. Только потом разошлись.
— Хорошо. Кроме трудолюбия, конечно, необходимы знания, решительность, уверенность, какая никакая хватка. Да, собственно, я могу явить именно такой пример.
— Вы можете, спорить не буду. Но скажите, Алексей, отчего же ваши подчиненные не могут похвастаться хотя бы десятой долей доходов, что получаете вы, их непосредственный начальник?
— Вы еще спрашиваете, — холодно произнес Алексей, поворачиваясь к Вагиту Тимуровичу. — У части моей команды, я говорю о той команде, что была со мной, когда я создавал свою челночную фирму, все еще впереди.
— Я говорю не совсем о тех людях, — терпеливо возразил Караев. — О тех, кто непосредственно ездил в ту же Турцию за шмотками и торговал ими в ваших магазинах.
Алексей недоуменно взглянул на Вагита Тимуровича.
— Подождите, но я их не нанимал, этим занимался Анатолий… — Он замолчал, но спустя какое-то время, показавшееся его собеседнику очень долгим, произнес: — Не могу сказать, что их жизнь пошла наперекосяк оттого, что я позвал этих людей к себе.
— Вашей карьеры они не сделали.
— Вы лучше бы спросили их, хотели ли они того или нет, — он раздражился. — Я готовил себя к предпринимательству. В отличие от большинства тех, кто не пожелал заниматься этим изначально, но все же перешел в экономический сектор.
— Не без причин, надо полагать.
— Их дело.
Вагит Тимурович проигнорировал его слова. Ему хотелось сказать молодому человеку очень многое в эти оставшиеся минуты, потом — он интуитивно понимал это — никаких минут у них быть не может. Жаль, слишком поздно он торопится выразить свои идеи и принципы бывшему компаньону.
— Вы довольно удачно вписались в реалии нашей жизни, — произнес Вагит Тимурович, отбросив в который раз бумерангом возвращающиеся мысли.
— Я готовил себя к ним, — повторил Алексей. Разговор казался ему бессмыслицей, мысль о незваных гостях отвлекала. — К тому же удачно подвернулась ситуация с началом реформ. На этом оказалось возможным неплохо заработать. Вам больше, чем мне.
— Те, кого вы взяли себе на работу, не имели экономического образования. Даже если бы имели, едва ли оно помогло бы им. Наука учила нас другому, если помните. Единственным учителем была жизнь и более опытные коллеги по работе. — Алексей кивнул. — Власть просто не хотела успевать, создавать законы, регламентирующие новые подходы. Потому как людям, пришедшим к власти, необходимо было самим успеть сделать то, что делали мы, предприниматели. Это сейчас все сложилось по-иному.
— Период первоначального накопления завершился.
— Да, завершился в нашу с вами пользу. Но закон Ломоносова остается верен и для нашей ситуации: если где-то что-то прибыло, значит, у кого-то столько же и убыло. Убыло у этих самых людей, которые пошли работать к вам.
— И что же у них убыло в первую очередь? — Алексей не понимал, почему этот диалог ему неприятен, вроде бы обычный диспут, если отбросить сам факт их пребывания в леднике.
— Уверенность, решительность, хватка… все, о чем вы говорили только что. Весь накопленный опыт оказался ни к чему, он лишь подсказал путь. К тому, кто сможет их вывести. К вам и ко мне. Ведь дальше-то, они не сомневались, все будет лучше, они вернутся к прежнему и преуспеют в нем — ведь время настало такое.
— Слишком уж наивно.
— Пожалуйста, не перебивайте, — заволновавшись, что не успеет договорить, Вагит Тимурович продолжил скороговоркой. — Те люди, которые смогли быстро начать жизнь заново, они преуспели; молодым обыкновенно легко дается поворот на сто восемьдесят градусов. Остальным, кто успел обзавестись иной профессией, было во много крат сложнее совершить что-то подобное: переквалификация никогда не дает тех же результатов, что и обучение с младых ногтей; это лишь шанс удержаться на плаву.
— Я не совсем понимаю, к чему вы…
— Большая часть населения нашей страны держится на плаву, — продолжил Вагит Тимурович, торопясь договорить. — Они бы могли преуспеть в чем-то, но никак не в том, на что вынудила их новая жизнь. У вас шанс преуспеть был изначально потому, что вы вступили на этот путь, что лежит перед нами, тогда, когда еще никто и подумать о том пути не мог. Вполне возможно, что изначально вас направило нечто, что я и называю интуицией. Воспользовавшись им, неосознанно конечно, вы и вышли в «новые русские люди», — произнес он с усмешкою. — Равно как и я сумел достичь тех высот, на которые забросило меня мое шестое чувство.
