Лин Гамильтон - Мадьярская венера
— Я знаю.
— Так я отвезу тебя домой? — Он посмотрел на меня. — Я буду хорошо себя вести.
— Еще увидимся, — сказала я, целуя его в щеку.
— Мы ведь… как бы это сказать… не чужие друг другу?
— Это было очень давно. Еще увидимся, — повторила я.
— Надеюсь, — его голос прозвучал несколько сердито.
* * *Когда я добралась домой, на телефоне мигала лампочка автоответчика. Часы на кухне показывали пятнадцать минут первого.
— Завтра, — сказала я телефону. Мне нужно было еще кое-что сделать. Я залезла в Интернет и ввела в строку поиска слово «рогипнол». Там перечислялись мои симптомы, вплоть до ретроградной амнезии: нечеткое зрение, головокружение, расторможенное поведение (я поморщилась при воспоминании о том, как домогалась Фрэнка, как флиртовала с молодыми парнями у барной стойки), затрудненная речь — в общем все. Очевидно, требовалось около двадцати-тридцати минут, чтобы наркотик начал действовать. А часа через два он выводился из организма полностью.
Я посмотрела на телефон. Лампочка все еще мигала. В конце концов, я сдалась и нажала кнопку. Первое сообщение было от Сибиллы.
— Мне немного грустно и хотелось бы чуть-чуть поговорить. Сейчас около половины десятого. Пожалуйста, позвони мне, когда вернешься. Неважно, как поздно.
Второе было от Кароля.
— Привет. Просто проверяю, без приключений ли ты добралась до дома. Извини, я был таким придурком.
Я проигнорировала обоих. Несомненно, Сибилла собиралась рассказать, чего же такого ужасного Кароль сделал ей, что заставило ее присоединиться к новым Дивам мщения. Кароль же, наверняка, хотел еще раз извиниться и, возможно, назначить еще одну встречу. Я заварила себе травяной чай, который должен был обладать успокаивающими свойствами, уселась в свое любимое кресло в глубине дома, там, где окна выходили в садик, и решила, что это может подождать. Мне многое надо обдумать.
Вдруг кто-то подсыпал наркотик мне в бокал? Или мне хотелось верить в это, потому что тогда мне стало бы легче — ведь это освобождало меня от ответственности, или это произошло на самом деле? И если это правда, то кто опоил меня, стерев воспоминания о произошедшем? И самое главное, зачем это ему или им было нужно? Мысленно я возвращалась и возвращалась к событиям того вечера в баре, насколько я их помнила. Что же случилось как раз перед тем, когда я начала испытывать странные ощущения? Анна пришла в бар и устроила небольшую сцену. Какое отношение это имело к тому, что меня опоили?
Пока я сидела и размышляла (мои наручные часы показывали половину четвертого утра), датчики движения, установленные на задней стене дома, внезапно включились, и весь двор залил яркий свет. Я поднялась и стала всматриваться, но ничего не увидела. Лампы выключились через несколько секунд, но затем снова включились.
Сзади к территории моего участка примыкало кладбище, которое начиналось от забора и заканчивалось в лощине, где Анна встретила свою смерть. Если не считать уже доставших шуток по поводу подобного соседства, то место мне очень нравилось. Кладбище это очень старое, о нем ходят многочисленные истории. Акры вековых сучковатых деревьев и очень тихие соседи. Ворота запираются на закате, предположительно от нежелательных посетителей, но, если честно, большинству людей, какими бы зловредными они не были, не очень-то хочется проводить ночь на кладбище. Я всегда считала его одним из самых безопасных мест на земле.
Но явно не сейчас. Было полнолуние, и надгробия отбрасывали тени в лунном свете. Фонари на крыльце так и продолжали мигать. Я выключила свет в задней комнате, и, когда в очередной раз зажглись лампы, я начала всматриваться в самую дальнюю часть двора. Я все еще ничего не могла разобрать, но была уверена, что там, на территории кладбища, в том месте, куда не достигал свет фонарей, что-то было.
Я подумала было разбудить своего соседа, Алекса Стюарта (милый человек, хороший друг, иногда помогает в магазине), но вспомнила, что он уехал на пару недель в Ирландию, где у него был свой дом. Нельзя было звонить Робу, и ни в коем случае — Каролю. Я взяла фонарь и вышла во двор.
На минуту луна скрылась за облаками, как раз в тот момент, когда отключился мой фонарь. В ту же секунду над могильными плитами возникло призрачное видение и поплыло в мою сторону. Это была Анна. Она подняла руку и стала указывать на что-то, как тогда в баре. В другой руке Анна держала Мадьярскую венеру, которую она протягивала мне. Губы ее шевелились, будто она пыталась сказать что-то. Она плакала. Я попробовала было заговорить с ней, спросить, что же произошло тогда, сказать ей, что мне очень жаль, если я как-то была причастна, но слова застряли у меня в горле. Анна повернулась и жестом указала в сторону кладбища, туда, где, я знала, был мост — место ее гибели. Затем она снова повернулась ко мне, глаза расширились, рот широко открыт в безмолвном крике. Она устремилась прямо на меня…
* * *Я резко проснулась, тяжело дыша; сердце было готово выпрыгнуть из груди. Я сидела в своем любимом кресле, сад за окном был укутан мраком. Когда смертельный страх, вызванный ночным кошмаром, прошел, я осознала, что не смогу обрести и подобия душевного спокойствия, не смогу спать по ночам, пока не узнаю, как и почему погибла Анна. Вместо того чтобы сделать что-нибудь, что позволит успокоиться душе моей подруги, да и моей совести, я только и делала, что мучилась собственными волнениями, чувством незащищенности и беспомощности. Подсознание твердило мне, что смерть Анны и Мадьярская венера были связаны. Рассудок говорил, что кто-то из тех, кого я считала друзьями, опоил меня наркотиком. Вот с этим мне и предстояло разобраться.
А потом меня осенило. Я проверю происхождение венеры, как меня просили. Я докажу, что она поддельная, или же настоящая. Не имело большого значения, что окажется правдой, учитывая то, что мне действительно нужно было узнать. Если она окажется подлинной, я снова стану доверять человеку, которого кода-то любила. Если она окажется фальшивкой, а он это скрыл, тогда я подтвержу версию остальных. В любом случае, я была уверена, что выясню, что же произошло той ночью. В любом случае, дальнейший план действий был прежний. Я села за компьютер и забронировала на ближайший вечер билет на рейс до Будапешта. Я оставила голосовое сообщение для Клайва в магазине, сообщив, куда направляюсь и как он сможет связаться со мной. Затем я послала по электронной почте письма дивам, Каролю и Фрэнку, сказав им только, что отправляюсь в Венгрию. По крайней мере, один из них будет гадать, что я там забыла.
Глава шестая
30 апреля
Путешествие в Будапешт было не из легких, не из-за ужасной каюты, и даже не из-за морской болезни, которая началась у меня, как только корабль отчалил от берегов Англии, а из-за волнений о возможных находках по прибытии. Что же касается самого города, то Будапешт — просто чудо. И хотя Т. многое рассказывал мне, с большим энтузиазмом восхваляя красоты своего родного города, полагаю, на меня все же влияла непоколебимая уверенность англичан в том, что Лондону нет равных. Мне представился шанс собственными глазами убедиться в обратном.
Перед моим рассеянным взором представали великолепные речные пейзажи, пока пароход из Вены плыл по ущелью, а затем повернул почти строго на юг по направлению к городу. Или, если быть точным, к городам. По правую руку от меня находился Буда, замок, пока еще не достроенный, но уже впечатляющий и занимающий выгодное положение на вершине холма, возвышающегося над Дунаем. Слева от меня лежал город Пешт, возможно, не такой величественный, но импонирующий мне своей рукотворной гармонией. Хорошо, что я путешествую по реке, а не на поезде, и вдвойне хорошо, что неприятные ощущения, досаждавшие мне первую половину путешествия, не проявились на реке. Мне кажется, что Дунай является неотъемлемой частью города, и именно таким образом можно постигнуть душу Будапешта.
Мне очень повезло с выбором жилья — это чистая и удачно расположенная квартирка в месте под названием Липотварош недалеко от Дуная за плату, которую при разумной экономии я смогу себе позволить. Дом принадлежит семье по фамилии Надашди, они живут в бельэтаже. Говорят, там великолепная квартира, хотя семья проводит лето в горах в сельской усадьбе. Над бельэтажем хозяев расположены квартиры поменьше, моя — на четвертом, самом верхнем этаже. Швейцар живет на первом этаже около парадного входа, за довольно широкой главной лестницей, ведущей на второй этаж. Его зовут Фэкэтэ Шандор, его жену — Марика, к ней мне следует обращаться как к Фэкэтэ Нэни, что, полагаю, означает миссис Фэкэтэ. Венгры всегда сначала называют фамилии. Окнами моя квартира выходит на центральный двор, и при этом она — угловая. Если я встану около окна, то увижу здание Парламента, а позади него проблеск речной глади Дуная. Здание Парламента еще не достроено, но выглядит весьма величественно. Через два дня после прибытия мне представилась возможность полюбоваться им во время прогулки.
