Дик Фрэнсис - Осколки
— Нам заявляли об этих кражах? — спросил полицейский.
— Да, — ответил я. — На другое утро ко мне приходили из вашего участка, но больше интересовались украденными вместе с пленкой деньгами.
— Доктор Форс прихватил заодно и деньги? — поинтересовался суперинтендент.
— Да, — сказал я, — но, по-моему, деньги он украл просто для отвода глаз.
Доктор Форс слушал бесстрастно, на его окровавленном лице не дрогнул ни один мускул.
— Во всяком случае, — продолжил профессор, недовольный, что его прервали, — все эти кражи почему-то не вернули им вожделенной пленки, и тогда доктор Форс при содействии Розы Пейн и других предпринял попытку склонить мистера Логана открыть им местонахождение пленки. Мистер Логан мне сказал, что у него пленки нет.
— В самом деле? — вопросил начальственный голос.
— В самом деле, — ответил я, — но думаю, мне известно, у кого она.
Все с нетерпением воззрились на меня — Адам Форс, Лоусон-Янг, даже Хикори прислушивался здоровым ухом.
В эту живую картину вплыла Мариголд в своих изумрудных шелках с золотыми кистями, небрежным движением отстранив молодого констебля, который попытался загородить дверь.
За Мариголд, как хвост за воздушным змеем, тянулись Бон-Бон, Виктор, Дэниэл и остальные дети.
Мариголд потребовала, чтобы ей показали, как идет работа над призом, но прикусила язык, увидев на полу прикрытое одеялом тело. Бон-Бон поняла, что тут произошло нечто чудовищное, и прогнала свой выводок на улицу, оставив в мастерской лишь свою мать.
— Мариголд, дорогая, — произнес я устало, — здесь случилось несчастье. Пожалуйста, перейди через дорогу в гостиницу и подожди меня там.
Когда она удалилась, Джордж Лоусон-Янг первым нарушил молчание:
— Так кто же этот четвертый в черной маске?
— Какой четвертый? — заинтересовался суперинтендент. — О чем идет речь?
— Здесь, у его магазина, на Джерарда напали четверо в черных масках, — объяснил профессор. — Трое — это Роза Пейн, ее отец Эдди Пейн и Норман Оспрей. Джерард только что мне сказал, что вычислил четвертого, так что… — Он обратился ко мне: — Кто он и где мои материалы?
— Не думаю, что пленка у Черной Маски номер четыре, — ответил я.
— Что?! — воскликнул профессор. Он сник как подкошенный: я его обнадежил, а теперь норовлю завести в очередной тупик. Я разъяснил ему, что к чему.
— Четвертого нападавшего в черной маске просто наняли в помощь трем другим. Не думаю, чтобы он знал, что они ищут.
Но зато знал, подумал я, как изуродовать мне запястья.
— Однако он большой дока по части обезболивающего газа.
— Да кто же он, ради бога? — воскликнул профессор, который, как и суперинтендент, уже не мог сдержать нетерпение. Мне предстояло не самое легкое разоблачение на моем веку. Тем не менее…
— Кто был четвертым, Хикори? — спросил я.
Он стоял на полу на коленях, все еще прижимая к уху марлевый тампон с мазью.
— Почему вы меня об этом спрашиваете? — произнес он, подняв на меня глаза.
— Вы сжимали мне пальцы.
— Ничего я не сжимал.
— Боюсь, сжимали. Вы прижимали мою руку к стене, чтобы было удобней раздробить запястье бейсбольной битой.
— Да вы с ума сошли. Мне-то с какой стати было на вас нападать?
Проницательный вопрос, на который не было простого ответа. Я подозревал, что ответ связан с наличием у меня и отсутствием у него таланта стеклодува. Зависть — сильное чувство, и Хикори, рассудил я, не пришлось долго уламывать, чтобы он выступил против меня.
Но он по-прежнему не хотел признаваться.
— Точно, с ума сошли, — сказал он, поднимаясь на ноги и отворачиваясь, словно искал путь к бегству.
— Бело-зеленые шнурки, — заметил я.
Он замер и повернулся ко мне.
— Вы были в них здесь в день гибели Мартина Стьюкли. И на другой день они были на вас, когда вы украли пленки из его дома, а меня стукнули по голове оранжевым баллоном. Старший сын Мартина Дэниэл видел шнурки.
Хикори сделал пару шагов в мою сторону. Было ясно, что у него сильно болит ухо и что ему изменила выдержка.
— Ишь какой умный, — произнес он. — Запястья мы вам все-таки не сломали, а жаль.
Суперинтендент, который стоял, привалившись спиной к перегородке, выпрямился.
Но Хикори только начал:
— Вы все время выпендривались и снисходительно похлопывали меня по плечу. Ненавижу и вас, и вашу мастерскую. Я прекрасный стеклодув и еще заставлю о себе говорить. — Он вздернул подбородок и презрительно ухмыльнулся. — В один прекрасный день все узнают Джона Хикори, люди станут бить логановское стекло, чтобы освободить место для моего.
Как досадно, подумал я. Он был отнюдь не бездарен, но заносчивость и вера, что он наделен мастерством, которого на самом деле у него не было, задушат и тот небольшой дар, какой у него был.
— А Роза? — спросил я.
— Глупая сука, — ответил он, зажимая ладонью ухо. — Совсем съехала с катушек. Сказала, свяжем тебя. Сказала, будешь играть заложника. И ни слова о том, что прижжет. Чтоб ей гнить в аду!
Я понадеялся, что она будет гнить еще на земле.
— Обещала мне собственную мастерскую, — продолжал Хикори. — Клялась прикрыть вашу лавочку. Черт бы взял ее с ее кретином папашей. — Тут до него начало доходить, что он сам себе роет яму. — Они меня заставили. Это их вина, я тут ни при чем.
Он затравленно посмотрел на наши полные неподдельного внимания лица.
Никто ему не поверил. Именно Хикори обо всем доносил Розе. Он и был их соглядатаем в Бродвее.
— Так где же пленка? — спросил Джордж Лоусон-Янг.
— Не знаю, — ответил Хикори. — Роза сказала, что она должна быть в доме либо Стьюкли, либо Логана, но я отсмотрел бесконечные скачки и съемки про выдувание стекла и готов поклясться — там не было ни одной медицинской пленки.
Я поверил ему. В противном случае, подумал я с горечью, я бы мог избежать пары крепких взбучек, а Пол Педант продолжал бы себе валяться в чужих подъездах.
Подошел санитар и сказал, что Хикори пора везти в больницу на перевязку. Это побудило суперинтендента к действию. Он арестовал Хикори и велел под конвоем препроводить в карету «скорой помощи».
Затем начальство обратилось к доктору Форсу, который все это время молча слушал наш разговор:
— А вы, доктор Форс, не могли бы просветить нас относительно местонахождения видеопленки с записью результатов исследований, украденных у присутствующего здесь профессора?
Форс не ответил.
— Ну же, Адам, скажите. — Профессор, насколько я понял, еще сохранил к доктору остатки дружеской приязни. Форс молча наградил его презрительным взглядом.
Форса тоже взяли под арест и увезли зашивать рану и брать отпечатки пальцев.
Постепенно галерея, демонстрационный зал и мастерская опустели. Мы с профессором отправились в «Вичвудский дракон». В гостиной для постояльцев Бон-Бон и четверо ее детей расселись по росту (справа налево) на узком диване. Мариголд заняла глубокое мягкое кресло, Уэрдингтон устроился на подлокотнике.
Я взял чаю. Как мне сказали, Памела Джейн была в сильном шоке, ей дали таблетку и отправили наверх спать.
Виктор стоял у окна. Я к нему подошел.
— Тетушка Роза сядет надолго? — спросил он, не глядя на меня.
— Очень надолго, — заверил я. — Убийцы полицейских обычно сидят от звонка до звонка.
— Прекрасно, — сказал Виктор. — Может, у нас с мамой появится шанс.
Затем я повел Бон-Бон в вестибюль гостиницы, где попросил ее об одном одолжении. Конечно, согласилась она и засеменила к телефонной будке, а я вернулся в гостиную допить чай. Бон-Бон скоро вернулась и с улыбкой кивнула.
Я размышлял об утреннем происшествии и задавался вопросом, могло ли все пойти по-другому.
С понтией всегда следует обращаться крайне осторожно. В руках же Розы понтия с каплей полужидкой стекломассы на конце превратилась в буквальном смысле в смертельное оружие. Раз уж она, пускай переврав и перепутав все, что можно, охотилась именно за мной, именно я и должен был ее остановить.
Я попытался сделать это с помощью разлетевшейся на осколки фигурки лошади — и не остановил. Осколок сильно ранил любовника Розы, доктора Форса, и лишь подлил масла в огонь ее бешенства. Тогда я подумал, что она остановится, если на время ее ослепить. От этого она сделалась еще злее.
Пол погиб.
Если бы я не пытался ее остановить, если бы сразу ей уступил… Но, размышлял я, пытаясь успокоить себя, как мог я отдать ей пленку, которую она от меня требовала, если не знал наверняка, где эта пленка находится.
Я не щадил усилий, но мои усилия привели к убийству.
Прибыл тот, кого я ждал, и это вернуло меня к действительности.
— Привет, Прайем, — сказал я, когда он быстрым шагом вошел в гостиную. — Молодец, что пришел.
