Александра Авророва - Шутка с ядом пополам

— Кстати, — осведомился Талызин, — ведь завтра похороны? По православному обряду, с отпеванием? Это Анна Николаевна так предложила?

— Это я предложил!

Сказал и словно сам удивился выскочившим у него словам.

— Вы? Предложили отпевать неверующего человека? Зачем?

— На всякий случай. Так сейчас принято. К тому же не хотел, чтобы Татьяна Ивановна устроила скандал. Она немного не в себе на религиозной почве.

— Понятно. Значит, Бекетов не был верующим. Вы ведь хорошо его знали? Дружили?

— Да.

— И вас не удивляет его самоубийство?

— Нет.

— А причина?

— Он же написал — нежелание деградировать, — раздраженно напомнил Панин и едко добавил: — В отличие от большинства, ему в этом смысле было, что терять.

— И он действительно деградировал?

Собеседник молчал. Талызину пришлось повторить вопрос.

— Ему виднее, — неохотно ответил, наконец, Николай Павлович.

— Но у вас же есть собственное мнение?

— А я не гений, чтобы до конца оценить уровень его интеллекта. Но не думаю, что он стал бы такими вещами шутить.

— Значит, тост на дне рождения вы приняли всерьез?

— Да.

— И не попытались отговорить Бекетова?

— Он сам был вправе решать. Нет, не пытался.

— Расскажите, пожалуйста, подробно, что произошло после этого тоста.

Панин пожал плечами.

— Все стали убеждать Володьку, что ему еще жить да жить. Или не все, но большинство — не помню. Потом праздник вернулся в нормальную колею.

— А пузырек?

— Что пузырек?

— Его кто-нибудь брал?

— Да, — вынужден был согласиться Николай Павлович, — Таня пыталась выкинуть его в окошко, да я не дал.

— Почему?

— Что почему? Почему пыталась или почему я не позволил?

— Почему не позволили?

Панин усмехнулся.

— Да потому, что я ответственный за кафедральное оборудование, и мне вовсе не улыбалось писать отчет об утрате. Вас это удивляет?

— Нет, что вы. А кроме попытки выбросить пузырек, ничего особенного не произошло?

— Не помню.

— Никто не ссорился, не скандалил?

— Я не заметил, — произнес Николай Павлович почти с вызовом.

— Нет, значит, нет. А где вы были в среду около двенадцати?

— Дома, — с непонятным удовлетворением заявил собеседник. — Один. Никто ко мне не заходил, никто мне не звонил. Я сидел и работал.

— А когда последний раз видели Бекетова?

— Во вторник. Я же сказал, в среду сидел дома и работал.

— Ясно. Мне придется коснуться деликатной темы. Пять лет назад Анна Николаевна покинула вас ради Владимира Дмитриевича. Как это произошло?

— Спокойно. Она его полюбила, сказала об этом мне и ушла. Мы все остались в дружеских отношениях.

— И вы ничуть не обиделись на друга, который увел вашу жену?

— Так она его полюбила, — с искренним недоумением повторил Панин. — Что тут можно было поделать? К тому же у них родился Юрик.

— А в вашем браке не было детей?

— Нет.

— Вы не хотели или Аня?

Задавая этот вопрос, Игорь Витальевич твердо помнил — Анна Николаевна в свое время утверждала, будто у Панина детей быть не может.

— Оба. Аня, она сама совсем дитя, куда ей еще было взваливать на себя ребенка?

— А теперь осталась, бедная, одна сразу с двумя, — сочувственно вздохнул Талызин.

— Да, — с горечью кивнул Николай Павлович, — ужасно. Конечно, Галина Васильевна будет помогать. Это ее мама. Я буду помогать. Но все равно. Аня такая чувствительная, такая непрактичная! Ей будет очень тяжело.

— Ну, к сожалению, эту трагедию ей пришлось бы пережить в любом случае.

Панин, вздрогнув, ледяным тоном уточнил:

— Что вы имеете в виду?

— Они же собирались расходиться, — простодушно пояснил следователь. — Бекетов собирался жениться на Кристине, своей лаборантке, разве не так?

— Бред сивой кобылы! — нервно выкрикнул собеседник. — Это вам кто насплетничал? Танечка, полагаю? В религию ударилась, воды не замутит, а как до сплетен доходит — откуда что берется? Вы, надеюсь, заметили, что она ненормальная?

— Она религиозна, но, по-моему, не менее нормальна, чем большинство из нас. И потом, я слышал это не только от нее.

— От самой Кристины? Девица выдает желаемое за действительное. Бегает за Володькой, забыв всякий стыд, ну, а что ему остается? Не пинками же прогонять. Он часто на нее жалуется, что Ане, что мне. Мол, надоедает жутко.

— А все остальные утверждают другое. Что между ними была связь, про которую невозможно было не знать.

Тут Талызин слегка покривил душой. Некипелов тоже уверял, будто ничего не знает.

— Ваши осведомители, они что, под кроватью сидели? Глупо доверять исходящим от ревности бабам или сексуально озабоченным мальчишкам. Надо спрашивать серьезных, разумных мужчин. Обратитесь, например, к Сереже Некипелову. Профессор, давний ученик и близкий друг Володи. Он вам скажет, как обстоят дела на самом деле.

Поскольку Игорь Витальевич был глубоко убежден, что на самом деле связь между Бекетовым и Кристиной имелась — вряд ли Марина, Кристина и остальные решили водить следствие за нос, — напрашивались два вывода. Первый — следствие за нос пытается водить Панин. Второй — раз он так уверен, что Некипелов по данному вопросу соврал, значит, в курсе подробностей вчерашней беседы. Ученые явно успели спеться.

— Итак, в семейной жизни Бекетова все было прекрасно, а остальное — сплетни. Я вас правильно понял?

— Да. Конечно, как и в любой семье, иногда появлялись разногласия, но не принципиальные. У Ани на редкость покладистый, незлобивый характер, с нею легко ужиться.

— Скажите, а Бекетов не расстроился, когда у него родилась девочка? Он, вроде бы, хотел второго мальчика?

Немного подумав, Панин согласился.

— Да, расстроился. И Аня тоже. Но, разумеется, они и Леночку любят.

— И последний момент. Гуревич очень заинтересован в том, чтобы посмотреть записи покойного. Если я правильно понял, они работали вместе над серьезной проблемой, и Гуревич надеется обнаружить что-нибудь полезное. Николай Павлович прищурился, в глазах его появилось новое выражение — живой и радостной заинтересованности.

— А ведь вы правы, — медленно произнес он. — Я действительно натыкался на нечто по этой теме. Я пока не изучал записи, только просматривал, но я обязательно сегодня же это найду и постараюсь привести в божеский вид. У Володьки в компьютере, как всегда, полный хаос, — Панин снисходительно улыбнулся. — А ведь я ему говорил — надо хотя бы раз в месяц наводить порядок, да где ему при его несобранности! И что в результате? Все брошено в таком состоянии, что, если б не я, никто б вовек не разобрался.

— А разве Некипелов не разобрался бы?

— Разве что Некипелов, и то не убежден. Ему не хватает кругозора, да и терпения не всегда. В общем, если встретите Гуревича, так пускай подойдет ко мне. Разумеется, я ему помогу.

Талызин поблагодарил и отправился в соседнюю комнату, куда удалилась Анна Николаевна. Постучав, услышал слабое «войдите». Вдова полулежала на диване с видом умирающей. Но, учитывая, что совсем недавно она была весьма бодра, следователь решил не оказывать первой медицинской помощи и приступил к разговору.

— Не вставайте, не вставайте, пожалуйста, раз вы плохо себя чувствуете! — вежливо попросил он. — Мне и так неловко, что придется задавать вам вопросы. Понимаю, вам не до меня. Но вы правильно заметили — я вынужден.

Анна Николаевна лишь слегка наклонила голову, и Талызин без долгих предисловий флегматично осведомился:

— Вы уверены, что ваш муж покончил с собой, а не убит?

— Ой! — широко распахнула глаза Анна Николаевна. — Конечно. А почему я должна… я не понимаю…

— Некоторые считают, он был не из тех, кто способен наложить на себя руки. А как думаете вы?

— Да, Володя не открывал душу посторонним, — кротко заметила вдова. — Посторонним могло казаться, что у него на душе все прекрасно, но я знала, что это не так. У него были проблемы, и они очень его беспокоили.

— Какие проблемы?

— Ох… нам с вами трудно это понять, мы ведь не ученые, а обычные люди. У Володи начались трудности в работе. Возраст, он же все-таки сказывается, правда? Нет такого потока идей, как в молодости, интеллект слабеет. Для обычного человека это ерунда, а для Володи… Он так переживал, что у него начались и другие проблемы… интимные… ну, вы понимаете? А мужчины из-за этого так страдают. Я знала это, но я не понимала, — она всхлипнула, — я не понимала, что он настолько страдает. Я должна была… я ведь чувствовала неладное… я должна была удержать его, а я не сумела. Я виновата, как я виновата! И зачем я в тот роковой день уехала к маме!

— Вам ведь надо было забрать детей, — благодушно напомнил Игорь Витальевич. — В чем же вы виноваты? Вы во сколько выехали из дома?