Роберт Ладлэм - Протокол Сигма
На протяжении нескольких лет - всего своего детства - они были противниками, конкурентами, антагонистами. Такими вырастил их отец. Макс, опасаясь, что богатство сделает его мальчиков излишне мягкотелыми, посылал их едва ли не во все "школы воспитания характера", где дети проходили курсы выживания - например, должны были прожить три дня, питаясь исключительно тем, что им удастся найти, - а также в альпинистские лагеря и лагеря, в которых занимались походами на каноэ и каяках. Неизвестно, стремился к этому Макс или нет, но он добился того, что между его сыновьями разгорелась ожесточенная конкуренция.
И лишь после того, как Питер и Бен отправились учиться в разные школы, эта конкуренция понемногу пошла на убыль. Расстояние, отделявшее их друг от друга и от родителей, в конце концов позволило мальчикам отказаться от этого соперничества.
- Давай-ка сматываться отсюда, - сказал Питер. - Если ты зарегистрировался в гостинице под своим настоящим именем, то нам придется худо.
Небольшой грузовичок Питера, ржавая "Тойота", был весь облеплен грязью. Кабина оказалась завалена всяким хламом, а сиденья были покрыты видными даже в темноте пятнами и воняли псиной. Питер спрятал машину в роще на расстоянии сотни футов от гостиницы.
Бен рассказал брату об ужасном нападении, которому он подвергся на шоссе около Кура.
- Но это еще не все, - продолжал он. - Мне кажется, что большую часть пути меня сопровождал еще один парень. От самого Цюриха.
- Парень на старой "Ауди"? - спросил Питер и нажал на акселератор. Ревматический мотор дряхлой "Тойоты" взревел, и машина выползла на темную проселочную дорогу.
- Совершенно верно.
- Лет пятидесяти, с длинными волосами, собранными в хвостик; похож на постаревшего хиппи?
- Он самый.
- Это - Дайтер, мой наблюдатель. Моя антенна. - Он повернулся к Бену и улыбнулся. - А также мой, можно сказать, шурин.
- Что-что?
- Старший брат и опекун Лизл. Он только недавно решил, что я гожусь для его сестры.
- Нечто вроде эксперта по слежке? Я быстро заметил его. И вдобавок украл его автомобиль. А ведь я в этих делах настоящий любитель.
Питер пожал плечами. Несмотря на то что было темно, он часто оглядывался.
- Не стоит недооценивать Дайтера. Он тринадцать лет проработал в швейцарской армейской контрразведке в Женеве. К тому же он вовсе не старался укрыться от тебя. Он вел контрнаблюдение. Это была всего лишь предосторожность, к которой мы прибегли, как только узнали, что ты прибыл в страну. Его целью было выяснить, следит ли за тобой кто-нибудь и если следит, то кто. Убедиться в том, что тебя не убили и не похитили. На шоссе №3 твою шкуру спас вовсе не полицейский автомобиль. Дайтер прицепил полицейскую сирену, чтобы обмануть и спугнуть их. Это был единственный выход. Мы имеем дело с высококвалифицированными профессионалами.
Бен вздохнул.
- Высококвалифицированные профессионалы. Ты сказал, что они взялись за меня. Они... Ради Христа, кто - они?
- Скажем, корпорация. - Питер все время смотрел одним глазом в зеркало заднего вида. - Может быть, и сам черт не знает, что они представляют собой на самом деле.
Бен потряс головой.
- А я-то считал, что это я выдумываю какую-то несуразицу. Ты сошел с ума, если только было, с чего сходить. - Он почувствовал, что его лицо вновь запылало от гнева. - Ты ублюдок, эта катастрофа... мне все время казалось, что с ней что-то не так.
Питер несколько секунд молчал, а когда снова заговорил, то Бену показалось, что он думал о чем-то другом; его речь звучала бессвязно.
- Я боялся, что ты приедешь в Швейцарию. Мне все время приходилось вести себя предельно осторожно. Я думаю, они на самом деле так и не поверили до конца в то, что я погиб.
- Пожалуйста, расскажи мне, что же, черт возьми, здесь происходит?! взорвался Бен.
Питер глядел теперь прямо вперед, на дорогу.
- Я знаю, что это было ужасным поступком, но у меня не оставалось никакого выбора.
- Ублюдок. Отец так и не смог оправиться с тех пор, а мама...
Питер еще некоторое время ехал молча.
- Я знаю о маме... - Его голос сделался стальным. - А на то, что происходит с Максом, мне на самом деле плевать.
Бен, удивленный до крайности, посмотрел брату в лицо.
- Ладно, ты вполне сумел доказать это.
- Ты и мама... Это за вас я... мне было больно. Потому что я знал, чего это будет вам стоить. Ты и понятия не имеешь, насколько мне хотелось войти в контакт с вами, рассказать вам правду. Сообщить вам, что я живой.
- Но сейчас-то ты надумал рассказать мне, в чем дело, или нет?
- Я пытался защитить вас, Бенно. Ни при каких других обстоятельствах я не стал бы этого делать. Если бы я мог надеяться на то, что они убьют только меня и этим ограничатся, я с радостью позволил бы им это. Но я знал, что они возьмутся за всю мою семью. Я хочу сказать: за тебя и маму. Отец... Что касается меня, то отец умер для меня четыре года назад.
Бен был донельзя взволнован встречей с Питером и разъярен раскрывшимся обманом, так что почти полностью утратил способность логически мыслить.
- Все-таки, о чем ты все время говоришь? Не пора ли толком рассказать мне, что стряслось?
Питер взглянул на небольшой дом, стоявший чуть поодаль от дороги; его парадную дверь освещал яркий свет галогенной лампы.
- Сколько там? Пять утра? Но, похоже, кто-то здесь не спит. - Свет горел над подъездом гостиницы.
Он заехал на укрытую деревьями площадку возле auberge [Гостиница с рестораном (фр.)] и выключил двигатель. Оба брата вышли из машины. Перед рассветом было холодно и тихо, и лишь из леса, тянувшегося позади гостиницы, доносился чуть слышный шорох, производимый какой-нибудь птицей или зверьком. Питер открыл дверь, и они вошли в маленький вестибюль. Стойка регистрации была освещена чуть заметно мигающей люминесцентной лампой, но за ней никого не было.
- Свет горит, а дома никого нет, - сказал Питер. Бен понимающе улыбнулся - это было одно из любимых оскорблений, которые, не скупясь, употреблял их отец. Он протянул было руку, чтобы нажать на кнопку прикрепленного к стойке маленького металлического звонка, но остановился, так как дверь позади стойки открылась, и оттуда вышла, запахивая на ходу махровый халат, полная пожилая женщина. Она была явно рассержена тем, что ее разбудили, и хмурилась, мигая от света.
- Ja?
Питер быстро и совершенно свободно заговорил по-немецки.
- Es tut mir sehr leid Sie zu storen, aber wir batten gerne Kaffee. Ему жаль, что пришлось потревожить ее, но они хотели бы выпить кофе.
- Kaffee? - старуха нахмурилась еще сильнее. - Sie haben mich geweckt, well Sie Kaffee wollen? - Неужели они разбудили ее только потому, что захотели кофе?
- Wir werden Sie fur ihre Bemiihungen bezahlen, Madame. Zwei Kaffee bitte. Wir werden uns einfach da, in Ihrem Esszim-mer, hinsetzen. - Они заплатят ей за беспокойство, - заверил Питер. - Два кофе. Они просто хотели бы немного посидеть в ее столовой.
Все еще продолжавшая сердиться хозяйка auberge, качая головой, поплелась в закоулок, примыкавший к маленькой темной столовой, включила свет и повернулась к громоздкой красной металлической кофеварке.
Столовая была маленькой, но удобной. Несколько больших незавешенных окон, из которых в дневное время, вероятно, открывался красивый вид на лес, окружавший гостиницу, казались совершенно черными. Пять или шесть круглых столов были накрыты накрахмаленными белыми скатертями, на которых уже были приготовлены к завтраку стаканы для сока, кофейные чашки и металлические вазочки с горками кубиков коричневого сахара. Питер выбрал столик на двоих, стоявший возле окна. Бен сел напротив. Содержательница заведения, кипятившая молоко в своем закутке, почти не отрываясь, смотрела на братьев с тем изумлением, с которым люди так часто разглядывают двойняшек.
Питер отодвинул тарелку и серебряный столовый прибор и оперся локтями на стол.
- Ты помнишь скандал по поводу швейцарских банков и нацистского золота?
- Кажется, да. - Так вот, значит, с чем все это связано!
- Это все случилось незадолго до того, как я переехал из Африки сюда. Я внимательно следил за развитием истории по газетам - полагаю, она особенно заинтересовала меня из-за того, что отец побывал в Дахау. - Питер как-то странно и горько улыбнулся. - Так или иначе, но благодаря этому делу возникла целая отрасль юриспруденции. Адвокаты и другие крючкотворы, которых осенила яркая идея подзаработать на уцелевших после Холокоста стариках, пытавшихся разыскать следы состояний своих погибших родных. Наверно, я говорил тебе, что прочел где-то о старухе-француженке, выжившей в концентрационных лагерях. А когда она оказалась на свободе, ее начисто обобрал какой-то подонок, французский адвокат, сказавший, что у него имеется информация о принадлежавшем ее отцу депозитном счете швейцарского банка. Адвокат, конечно же, заявил, что ему необходим аванс для того, чтобы провести расследование, вступить в контакты со швейцарскими банками - в общем, вывалил ей целую кучу дерьма. Разумеется, старая леди заплатила ему хорошенький кусочек в двадцать пять тысяч долларов, - отдав все свои сбережения, до последнего гроша, деньги, которые ей были попросту необходимы на жизнь. Адвокат, само собой, бесследно исчез, а с ним и двадцать пять тысяч. Эта история сильно зацепила меня - я не мог вынести того, что беззащитную старую леди так беззастенчиво ограбили. Я связался с нею и предложил разыскать швейцарский счет ее отца, взяв все расходы на себя. Понятно, что она не сразу поверила мне - а какого еще поведения можно ожидать от человека, которого только что обчистили до нитки, - но после того, как мы некоторое время побеседовали, она все же дала мне разрешение заняться этим делом. Мне пришлось долго убеждать ее в том, что меня нисколько не интересуют ее деньги.
