Алексей Макеев - Тайна жертвенных ягнят
М-да, кажется, я влип основательно. Но нельзя отдавать мужику в руки инициативу в разговоре, нельзя идти на попятный, иначе за хулиганство придется ответить. И я, не подавая виду, что весьма обескуражен, вновь грозно заговорил:
— Вот я сейчас отведу тебя в полицию, пусть там и разбираются, кто вы такие на самом деле и чем здесь занимались. Вставай давай, пошли! — Схватив мужика за шею, я попытался его приподнять.
— Он правду говорит! — подала голос женщина, пряча в подушку лицо. — Мы на самом деле муж и жена… гражданский брак у нас, — добавила она после паузы.
«Ага, ври, — подумал я с иронией. — Любовники небось, приехали в Турцию отдыхать втайне от своих семей». Но не стал уточнять, кем они доводятся друг другу, прикинулся дурачком.
— И что же он над вами издевается? Что за садизм?
— Ой, да не морочь ты нам голову, — чуть смутившись, проговорил мой пленник. — Сам все прекрасно понимаешь.
Честно говоря, я слышал о подобных вещах, видел даже фотографии в Интернете, но всегда думал, что это так, постановочные кадры, а в жизни такого быть не может. Но вот, гляди-ка ты, оказывается, может. Я сделал вид, якобы сильно удивился:
— Вы что? Извращенцы?
— Да какие мы извращенцы! — густо покраснел мужчина. — Это просто сексуальная игра такая! Давай развяжи меня! И сматывайся-ка отсюда.
— Нет, я все-таки полицию вызову, — не унимался я. — Пусть придут стражи порядка, посмотрят, протокол составят.
— Да ты что, дурак, что ли? — возмутился пленник. — Опозорить нас хочешь? Давай вали отсюда, пока я сам полицию не вызвал и не посадил тебя за вторжение в личную жизнь и нанесение мне побоев. Быстро развязывай!
Прежде чем развязать его, я обратился к женщине:
— Все то, что он говорит, правда?
— Правда, — глухо ответила она, так и не показывая мне своего лица.
Повозившись немного, я развязал на его запястьях телефонный провод.
— Ладно, приятно было познакомиться. А вы, мадам, — обратился я к лежащей на кровати женщине, — если что, зовите меня на помощь или стучите в стенку. Я обязательно приду, — и, развернувшись, шагнул к двери.
— Слышь, мужик, пожалуйста, никому не говори о наших с женой сексуальных пристрастиях, а то ославят на весь мир, потом греха не оберешься, — смущенно попросил мой бывший пленник.
— Хорошо, ребята, и вы тоже не говорите о том, что здесь произошло. Я ведь действительно подумал, что здесь преступник.
— Ладно, будем молчать, — кивнул мужчина.
Тем же путем, пробравшись через балкон, я вернулся в свой номер и снова плотно закрыл за собою дверь, забаррикадировав ее свободной кроватью.
Едва я лег, собираясь наконец-то уснуть, как в дверь робко постучали. «Опять, что ли, извращенец пришел просить меня никому не говорить о его садомазохистских наклонностях», — подумал я с неприязнью и направился в прихожую. Повернул защелку замка, открыл дверь и обомлел. На пороге стояла… черт… я не верил своим глазам… Уж не видение ли это! Может быть, я все же уснул и теперь вижу это диво во сне? Но нет, на пороге действительно стояла она, живая, настоящая Алина. Ах, боже мой, какое чудо! Она была одета в легкое черное с белыми вкраплениями платье и обута в сланцы. Тут я заметил, что девица под хмельком, более того, собиралась продолжить возлияния, ибо держала в одной руке бутылку какого-то местного красного сухого вина, а в другой — два бокала, которые, видимо, прихватила из бара.
— Мне как… можно войти? — нарочито небрежно, даже с вызовом проговорила Алина. — Или я так и буду здесь стоять?
— Ах да, конечно, проходи! — проговорил я, выходя из ступора, в который меня ввергло появление девушки.
Войдя в номер, девушка остановилась посреди комнаты и ухмыльнулась:
— Не помешала?
— Да нет, не помешала, — переминался я с ноги на ногу, — я вот тут спать ложился, — брякнул первое, что пришло в голову.
— А я как раз вовремя пришла, чтобы пожелать тебе спокойной ночи, — издала смешок моя гостья, очевидно, уже сожалея, что появилась здесь.
Действительно, любой бы на ее месте почувствовал себя неловко. Да еще я как дурак стою и мямлю нечто несусветное. «Давай, Игорек, не стой столбом! — подбодрил я себя. — К тебе в номер среди ночи пришла самая красивая девушка всего турецкого побережья, а ты не мычишь, не телишься! О таком моменте любой мужик только мечтать может! Ну, чего растерялся? Не тушуйся, давай, давай вперед!»
— Ну, чего ты стоишь? Садись! Хочешь, на кровать, хочешь, на стул возле трюмо, а хочешь, за стол. Мы гостям рады. И бутылку с фужерами отдай! Чего ты в них вцепилась-то? — Я насильно отобрал у девушки фужеры и бутылку, поставил их на стол. — Только с закуской у меня напряженка. Может быть, в бар сбегать, купить чего-нибудь?
Алина села на стул у стола и покачала головой:
— Обойдемся без закуски. Это же легкое вино.
— Да, да, конечно, — проговорил я, не спуская с нее глаз и продолжая смотреть как зачарованный, сел напротив и взял со стола бутылку вина.
— Ты уж никуда не убегай! — потребовала моя гостья и неожиданно призналась: — Мне и так большого труда стоило прийти к тебе. Я даже выпила для храбрости, а то время идет, а ты так и не подходишь.
Моя рука, разливавшая по фужерам вино, на секунду замерла. Признаться, таких откровений с первых минут общения в интимной обстановке я не ожидал. Что же дальше-то будет? Вино вновь полилось в фужеры из горлышка бутылки.
— Я просто не хотел мешать вашему приятному общению с Адамом, — признался я, наполнил фужер и поставил бутылку на стол.
— Дурачок, зачем мне нужен какой-то Адам, когда… — Алина недоговорила, замолчала и посмотрела таким взглядом, что он был красноречивее любых слов.
Я понял, что она хотела сказать, и мысленно закончил за нее фразу: «… если мне нравишься ты!»
— Ну, давай, — глядя на меня завораживающим, призывным взглядом, произнесла Алина и стукнула круглой опорой ножки фужера о мой фужер. — За нас!
Она прикрыла глаза, запрокинула голову и с каким-то отчаянием выпила вино, затем поставила фужер на стол. Я тоже сделал глоток, но вино было не в моем вкусе — кисловатое, а я люблю сладкое.
Неожиданно взгляд девушки изменился, стал жалостливым.
— Мне так страшно, Игорь! Нас всех убьют? — спросила она убитым тоном и доверчиво взяла меня за руку, словно ища защиты и опоры.
Я отставил фужер и освободившейся рукой накрыл ладошку девушки. Она была мягкой, нежной, изящной, прикосновение к ней вызвало во мне прилив нежности к Алине.
— Ну, что за глупости, дитя мое, никто нас не убьет, тем более… — Тут мне в голову пришла интересная мысль, я неожиданно понял некую особенность, объединяющую убитых людей. Правда, еще не знал, о чем это говорит, и тем не менее у всех погибших имелось общее, присущее им качество. — Преступник не убивает молодых, за исключением Маши Лебедевой, но ее отравили по ошибке, — медленно проговорил я, облекая свою мысль в слова. — Его интересуют люди пятидесяти лет и выше. Так что тебя он не убьет. Да и твою тетушку тоже.
— Правда? — с надеждой посмотрела на меня Алина.
— Разумеется! — ответил я и сделал то, что давно хотел сделать, — провел указательным пальцем по щеке девушки. Кожа была нежной и бархатистой, как у персика. — Сколько тебе лет-то?
— Двадцать девять.
— Хм, — я отнял руку от лица Алины и признался: — Я думал, на пяток лет меньше. А сколько же тогда лет твоей тетушке?
— Сорок три.
— Хорошо сохранилась Надежда, — признал я. — Я считал, что ей лет тридцать пять. Но, будем надеяться, преступник сорокатрехлетних женщин тоже не убивает, как и тридцатипятилетних мужчин, каковым я и являюсь. — Тут я вновь замер от пришедшей мне в голову мысли и, секунду подумав, высказал ее вслух: — Такую молодую, как ты, преступник не убьет, но он может быть таким же молодым, как ты.
Алина тоже вдруг замерла, а потом резко отстранилась от меня.
— Ты хочешь сказать, что я преступница?
Признаться, я сам не знал, что хотел сказать, но не буду же я и вправду обвинять девушку в убийстве членов нашей группы? Чушь какая! Хотя кто знает — чушь не чушь, а вино-то я пригубил только после того, как Алина выпила свой фужер. Видимо, подсознание предупреждало меня: будь осторожен, Игорек, вдруг вино отравленное, выпьешь и окочуришься, а Алина не будет пить и останется жива. Но я, естественно, промолчал — не тот момент, чтобы облом самому себе с наметившимся курортным романом устраивать, — и привлек девушку к себе.
Тело Алины расслабилось, она резко приподняла голову, и наши губы встретились. О-о, это был самый сладкий поцелуй в моей жизни. Никогда до него и никогда после я не испытывал подобных ощущений, как в тот раз. Это прикосновение было сродни прикосновению к необыкновенному, доселе неведомому мною сочному, нежному, ароматному фрукту. Я вкушал его, испытывая неземное наслаждение, голова моя кружилась, а по телу разливалась истома, которая бывает в момент наивысшего блаженства. Мои ладони скользнули по плечам, затем рукам девушки, она подалась ко мне, дрожа всем телом. Кажется, барышня уже созрела для любви. Да и я изнемогал от страсти. Пора приступать к активным действиям. Я рывком поднялся, бережно держа Алину одной рукой под спину, а другой под колени и, пошатываясь, словно пьяный, понес ее на кровать.
