Анна Данилова - Игры с темным прошлым
– Фотомонтаж с голыми девками, – кивнула головой Нина.
– Правильно. И у Вики, как она мне говорила, все получилось. Машу эту она сфотографировала в Созополе, потом в Бургасе в гостинице со случайным мужиком, кажется, администратором… Маша беременная, ее постоянно тошнило, поэтому легкое отравление снотворным не должно было ее напугать… Господи прости, – Плыс перекрестилась. – На что только не приходится идти ради дочери…
– И что же?
– Да то, что ваша Виктория исчезла. Взяла у меня десять тысяч баксов и растворилась. Сочинила всю эту созопольскую историю, а я и поверила, уши развесила… Да не была она ни в каком Созополе, иначе вы бы знали…
– Она была, Таня, в Созополе… И никуда она не исчезла. Она умерла. Сегодня. Они вместе с Машей, как я понимаю, из аэропорта поехали к Маше… Я предполагаю, что Маше было плохо, и Вика вызвалась ей помочь… Я не знала о ее дальнейших планах, возможно, ей просто надо было бросить в ее почтовый ящик фотографии с Чаплиным… Словом, там, у Маши, она и умерла. Инфаркт.
– Вы не разыгрываете меня? – Татьяна даже привстала. Такого она явно не ожидала услышать. – Вот это новости… И что же со мной будет?
Нина с отвращением про себя отметила, что смерть Виктории связывалась у Плыс исключительно с не выполненной до конца работой, с потерянными деньгами. Хотя чему же тут удивляться?..
– Я сама постараюсь закончить за Вику работу… Правда, не в наших правилах манипулировать беременными женщинами… Быть может, мне удастся просто поговорить с ней по душам. Обещаю вам, Татьяна, что в случае, если их отношения настоящие, вы понимаете, что я имею в виду, и Чаплин любит Машу, то я верну вам ваши деньги. У меня и так все черно внутри…
Она так и не поняла, произнесла последние слова вслух или же просто подумала… За стеной жил и дышал, смотрел футбол и поджидал ее Герман, этот ангел-хранитель с нежными руками, теплыми губами и сильным телом. Достаточно одного промаха, неосторожного слова или жеста, и прощения не будет, она потеряет этого молодого мужчину навсегда. Разве им не хватит тех денег, что он зарабатывает? Ведь он даже не знает о ее банковских счетах, приобретенной за последнее время недвижимости… И пусть ничего не узнает. Этого не было, как не было и Вики с ее алчностью и ее новыми, чудовищными фантазиями… Она бы далеко пошла…
– Что же мне делать? – всхлипнула Татьяна.
– Я бы на вашем месте показала Веронику психотерапевту. Поймите, если она любит Чаплина, то, узнав о его страданиях, связанных с потерей Маши, она будет страдать вместе с ним, Чаплин же при каждом появлении перед ним вашей дочери станет испытывать к ней едва ли не чувство ненависти… Его боль будет слишком сильной, чтобы вот так сразу переключиться на вашу дочь. Он долго будет переживать Машино безумие, а тем более ее смерть…
Вот она и произнесла эти страшные слова. Господи, как хорошо, что Герман не слышит ее…
– А когда Вика рассказывала мне о ваших возможностях, все выглядело совсем по-другому, – не скрывая своего разочарования, проговорила Плыс. – Маши, мол, не будет, мы ее уберем со сцены, останутся только Чаплин и ваша красавица-дочка.
– Она говорила вам лишь то, что вы хотели услышать в данный момент. Это ее работа. Я же говорю вам реальные вещи.
– Скажите, Нина, а вам самой… не страшно?
– Страшно.
– Знаете, когда я услышала от одной своей знакомой о вас, о ваших деяниях, я сначала обрадовалась, что есть люди, которые не гнушаются такой вот грязной работой, а потом пришла в ужас… Подумала, что и сама могла стать жертвой ваших дичайших спектаклей… Но раз есть вы, значит, есть и спрос… И много у вас клиентов?
– Таких, как вы? Больше, чем я могла себе представить…
Нина смотрела на нее не мигая, и Плыс покраснела:
– Да, вы правы. Не было бы нас, не появились бы и вы…
Мы стоим друг друга, подумали они одновременно. Плыс, не проронив больше ни слова, ушла, громко хлопнув дверью, и Нина не могла видеть, как эта эксцентричная дама, перед тем как войти в лифт, плюнула на порог ее квартиры, грязно при этом выругавшись…
Нина заперла все двери, погасила всюду свет и вошла в спальню. Герман спал, свернувшись на кровати там, где обычно спала она: ждал, ждал и не дождался…
– Герман, Герман, – она принялась нежно тормошить его, – ты слышишь меня? Помнишь, ты говорил, что в Питере открылся филиал твоей фирмы, что к Новому году будет отремонтирован офис, а штат сотрудников уже набран? Герман, проснись, очень тебя прошу… Нам надо уехать отсюда, непременно надо уехать… Герман, ты слышишь меня?
20
На похороны Виктории Истоминой решено было отправиться втроем: Маша, Ольга и Чаплин. День и время похорон узнали через соседей лжеписательницы.
– Я уверена, что там будет вся команда, – говорила, сильно волнуясь, Ольга.
Чаплин с Машей пришли к Ольге, позавтракали, и теперь, за час до выхода сидя на кухне за чаем, обсуждали предстоящее мероприятие. Машу было не узнать в темной меховой шапке, нахлобученной на пестрый павловский шерстяной платок. Вместо куртки она надела для тепла сестрину собачью шубу, которую не соглашалась снимать: ее бил озноб.
– Вот увидишь, – сказала Ольга, глубоко затягиваясь дымом сигареты, – там будет и Роберт, потому что никакой он не Роберт, а какой-нибудь Егор или Максим, полиглот, мать его, студент иняза, да и остальных ты тоже узнаешь: и соседку, и твою хозяйку, которая возвращала тебе деньги… Или же они действительно привлекали к работе местных жителей, платили им копейки… Думаю, там будет и Надя, а еще та, другая, самая главная… Надя-то притащится только ради любопытства, думаю, что эта Виктория и есть та самая ее знакомая, которая и надоумила ее заняться этим бизнесом… Машка, ты прости меня, прости, что у тебя сестра такая дура, что польстилась на деньги… Но я так устала от безденежья, я позавидовала ей, этой Наде, конечно, понимаю, что нехорошее это чувство – зависть, но оно же есть…
– Ольга, хватит пить и курить, возьми себя в руки, – морщась от дыма, сказал Чаплин. Он, не в пример женщинам, выглядел франтом: отказался рядиться, прятаться. – Разорву на куски всех тех, моя радость, – он поцеловал розовую пылающую щеку Маши, – кто издевался над тобой. Это же надо – пытаться свести с ума беременную женщину! Сволочи, ничего святого у них нет… А ты, Оля, не бойся. Как вошла в этот бизнес, так и выйдешь. И пусть тебе только эта Надя пригрозит – убью. Зарежу.
– Чаплин, да ты только целовать можешь, – грустно усмехнулась Ольга. – Но я действительно нервничаю.
– Знаете, что я вам скажу? – Чаплин расстегнул пуговицу на вороте белоснежной сорочки, поверх которой был надет малиновый пуловер и черное элегантное пальто. – Вот не верю я, что вся эта стая шакалов прибыла в Созопол исключительно ради моей ласточки, уж слишком большие расходы, особенно если учесть, что Машка тогда меня вроде бы бросила… Она была в тот момент менее опасна, чем до своего решения уехать куда-нибудь отдохнуть… И вообще, Маша, когда ты приняла такое решение?
– Какое именно: бросить тебя или уехать?
– Уехать.
– Даже и не знаю… После того, как я узнала, что беременна, я находилась в таких растрепанных чувствах… Отключила все свои телефоны, чтобы не искушать себя. И тут встретила эту тетку… Она говорила что-то о том, что надо время от времени отдыхать, все бросать и отправляться в дальние края… Что-то в этом духе.
– Все понятно. Ты никуда не собиралась. А с тобой пообщалась профессионалка-гипнотизерша. Вот и все объяснение. А в Созопол они собирались по другому делу. Ты же сама рассказывала, что там какой-то мужчина, русский, умер… Он умер, и эта Дунаева-Истомина сразу же кинулась в Москву – докладывать хозяйке о результате, получать, опять же, свой процент… Дело сделано – платите бабки. Но надо было и с тобой что-то решать. Не оставаться же из-за тебя в Болгарии, это слишком накладно… Всей команде пора было возвращаться домой. Вот и твое дело свернули, тебя погрузили в самолет, предварительно сфотографировав…
Маша отвернулась к окну. Фотографии – все без исключения – были предъявлены ему наутро. Это было решение самой Маши. Она не должна ошибиться в своем выборе, а потому ей крайне важна была реакция Игоря на эти фотографии: поверит, что она спала с этими мужиками, что ж, пусть бросает ее, скатертью дорога… Хотя существовали и другие фотографии, с Чаплиным в главной роли… И что же теперь? Застрелиться? Или разбежаться из-за каких-то там теток, которые пытались разлучить их, выполняя волю, желание неизвестного пока еще заказчика? Это было бы слишком глупо.
– Машка, не дергайся, я уже начал к ним привыкать… Мужики как мужики…. – Он пробовал шутить, хотя на самом деле один вид этого желтого конверта, этих смертоносных снимков вызывал у него желание кого-нибудь удушить, даже руки чесались.
– Ладно, ребята, нам пора… Я надену очки, черные, чтобы меня даже Надя не узнала… – засобиралась Оля.
