Дик Фрэнсис - Ставка на проигрыш
— Элизабет... — беспомощно проговорил я.
— Я не ожидала, что после всех этих лет... услышу такое... Да, я бы очень огорчилась, если б узнала... Что я могу поделать... А почему ты спросил?
— Я бы никогда не заговорил об этом, — с горечью в голосе произнес я. — Меня пытаются шантажировать.
— Так это было?
— Да, к сожалению...
Она закрыла глаза.
— Понимаю.
Я ждал, ненавидя себя изо всех сил. Слез больше не было. Она никогда не плакала долго — физически не могла. Другие жены могли кричать и швырять вещи. Ярость Элизабет была страшна беспомощностью. Очевидно, этот приступ прошел незаметно, потому что, когда она наконец заговорила, голос у нее был низкий, хриплый и мертвенно-спокойный.
— Ты, конечно, не мог позволить, чтобы тебя шантажировали.
Я кивнул.
— Я теперь понимаю, что была не права. Очевидно, любому мужчине, живущему с парализованной женой, нужно иметь хоть кого-то... Многие в таких случаях собирают вещи и сбегают... Я знаю, ты скажешь, что с нами этого никогда не произойдет, и, действительно, почти верю тебе, но я понимаю, насколько я тебе в тягость...
— Это, — искренне сказал я, — не так.
— Нет, это так. Но не рассказывай мне об этой девушке.
— Если не я, то они расскажут.
— Ну хорошо...
Я быстро рассказал все. Не вдаваясь в подробности. Презирая себя, но зная, что Черная Шляпа не остановится ни перед чем, чтобы узнать местонахождение Тиддли Пома. Шантажисты никогда ни перед чем не останавливаются.
«Не продавай свою душу, — сказал мне Берт Чехов. — Не продавай свою колонку». Вместо всего этого пожертвуй спокойствием своей жены!
— Ты собираешься встречаться с ней и дальше? — спросила она.
— Нет.
— А с кем-нибудь еще?
— Нет.
— Мне кажется, что будешь. Только тогда... не рассказывай мне ничего, если, конечно, кто-нибудь не начнет тебя шантажировать снова.
Горечь в ее голосе заставила мое сердце сжаться. Рассудком она, возможно, и понимала, что требовать от меня пожизненного и полного воздержания было бы чересчур, но эмоции почти не зависят от рассудка. И чувства, которые испытывает каждая жена, узнав о неверности мужа, не атрофируются вместе с мышцами. Что мог требовать я от нее? Надо родиться святой или стать абсолютно циничной, чтобы спокойно снести измены, а она не была ни той, ни другой, она была обычным человеческим существом, зажатым в тиски страшной болезни. «Интересно, — подумал я, — насколько подозрительными ей будут казаться теперь самые невинные мои отлучки, насколько мучительной станет отныне каждая минута моего отсутствия...»
Весь вечер она была тиха и подавленна. Не стала ужинать, отказалась от яблочного пирога. Я умывал ее, растирал, проделывал прочие интимные процедуры и почти физически ощущал, что она думает в это время о другом теле, которого касались мои руки. Она была бледна, напряжена и, наверное, впервые за все время стеснялась. Еще раз, вкладывая в слова всю душу, я сказал:
— Прости меня, милая!
— Да, конечно. — Она закрыла глаза. — Жизнь довольно подлая штука, правда?
Глава 11
Ощущение неловкости и отчуждения сохранялось и утром. Я был не в силах больше вымаливать прощение. В девять я сказал, что еду по делам, и впервые в жизни увидел, какие нечеловеческие усилия ей понадобились, чтобы не спросить куда.
Вывеска «Машины Лукулла напрокат» помещалась над входом в небольшую, обитую плюшем контору на Страттон-стрит, недалеко от Пикадилли. Темно-синий уилтонский ковер, официозного вида внушительный полированный стол, элегантные гравюры с изображением старинных автомобилей.
У стены стояла широкая, обитая золотой драпировкой скамья для столь же широкозадых, подбитых золотом клиентов.
За столом сидел учтивый молодой джентльмен с глазками Урии Хипа.[4]
Ради него я на время позаимствовал томный голос и манеры Черной Шляпы.
— Дело в том, — объяснил я, — что в одной из машин этой фирмы я случайно оставил кое-какие вещи, и теперь, надеюсь, мне помогут их вернуть.
Постепенно мы установили, что я не нанимал их машину и не знал имя человека, который нанял. Просто он был чрезвычайно любезен и согласился меня подвезти. Вчера.
— Ах вот как... Так что это была за машина?
— "Роллс-Ройс"... Кажется, «Силвер Рейт». Таких у них четыре. Он сверился с журналом, в чем, как я подозреваю, особой нужды не было. Вчера все четыре были взяты напрокат. Могу ли я описать того человека?
— Ну разумеется. Высокий, белокурый, в черной фетровой шляпе. Не англичанин. Возможно, южноафриканец.
— Ах вот как. Да... — На этот раз он не полез в свой журнал. Аккуратно опустил руку с растопыренными пальцами на стол.
— Сожалею, сэр. Я никак не могу сообщить вам его имени.
— Но у вас же ведется регистрация?
— Этот джентльмен предпочитает сохранять инкогнито. У нас есть указания не сообщать ни его имени, ни адреса ни единому человеку.
— А вам не кажется это странным? — недоуменно приподняв брови, сказал я. — Мне лично кажется.
Сохраняя ту же рассудительность, он ответил:
— Это наш постоянный клиент, и мы, безусловно, готовы оказать ему любую услугу, не задавая лишних вопросов.
— Полагаю, мне пойдут навстречу, ну... скажем, в приобретении такой информации?
Он попытался сменить маску учтивости на маску возмущения. Удалось это ему плохо.
— А пропавшие вещи были действительно ценными? — спросил он.
— Да, очень, — ответил я.
— Тогда я абсолютно уверен, что наш клиент возвратит их вам. Оставьте адрес и номер телефона, мы вам сообщим.
Я брякнул первое, что пришло в голову: Кемптон Джоун, тридцать один, Сорнуол-стрит. Он долго и аккуратно записывал все это в открытый блокнот. Наконец закончил. Я ждал. Мы оба выжидали.
После приличной паузы он наконец сказал:
— Конечно, если это так важно, вы можете спросить в гараже... Они позвонят вам, как только машина приедет. Возможно, вещи еще там.
— А где этот гараж? — В справочнике был только один телефон и адрес «Машин Лукулла», конторы на Страттон-стрит.
Он сидел, пристально изучая ногти. Я достал бумажник, безропотно отделил два банкнота по пять фунтов каждый. Двадцать пять за информацию букмекера о ребятах Бостона я отнес к служебным расходам, и «Блейз» уплатила. На этот раз пришлось расплачиваться из своего кармана. Десять фунтов для меня означали шестинедельный запас виски, месячную плату за электричество, три с половиной дня миссис Вудворд и полуторанедельную оплату квартиры.
Он жадно схватил деньги, кивнул, притворно и подобострастно улыбнулся и сказал:
— Рэднор-мьюз, Ланкастер-гейт.
— Благодарю.
— Надеюсь, вы понимаете, сэр, что я не называю имени клиента не только потому, что рискую потерять работу...
— Понимаю, — ответил я. — Принципы — великая вещь.
К счастью, по части принципов на Рэднор-мьюз оказалось не столь строго. Старший механик окинул меня оценивающим взглядом, и еще одна десятка перекочевала из кармана в карман. На этот раз расходы оправдали себя полностью.
— Значит, так. Шофер за машиной приезжает сюда. Сами мы не доставляем. Своих водителей у нас нет. Вот таким образом. Но я говорю, что клиент, пока он платит денежку, всегда прав. Этот иностранец любит ездить с шиком, когда приезжает сюда, в Лондон. Мы, ясно, имеем дело в основном с такими людьми. Все больше с американцами. Они нанимают шоферов и машину на неделю, на две, иногда на три. Их возят всюду, но чаще всего в Стратфорд, Броудвей, Котсуолд, иногда в Шотландию. В гараже никогда не бывает всех машин сразу, да и места тут маловато, сами видите. Перво-наперво четыре «Силвер Рейта», потом два «Остин Принсес», и три «Бентли», и парочка больших «Вулзли»...
Я мягко напомнил ему о моем «Силвер Рейте».
— Так вот, я ж и говорю вам, разве нет? Этот иностранец, он нанимает машину, и всегда «Силвер Рейт», заметьте себе, когда приезжает. А начал он бывать здесь... Сейчас скажу... примерно год назад. И был несколько раз, брал машину дня на три-четыре. Только в этот раз дольше задержался. Так... дайте сообразить. Кажется, шофер пришел за машиной на прошлой неделе. Могу посмотреть... в среду. Да, верно, в среду. И вот как они делают: сначала шофер прилетает сюда, берет машину, а потом едет встречать хозяина в Хитроу. Все чин чинарем. Сразу видно, что денежки у того водятся.
— А вы знаете, откуда он прилетает?
— Откуда? Из какой страны? Точно не скажу. Думаю, из разных. Один раз — это я точно знаю — из Германии. Но обычно из каких-то дальних мест, где климат жаркий. Шофер-то сам не из болтливых, но вечно жалуется, какой у нас холод.
— Как же зовут этого клиента?
— Сейчас посмотрим, подождите минуточку. Мы всегда записываем эту машину на имя шофера — так оно проще, потому что зовут его Росс. А имя хозяина — это же чистый кошмар! Сейчас посмотрю.
Он вышел в крошечную, отгороженную в углу помещения клетушку и исчез. Не было его минут двадцать. Я терпеливо ждал, всем видом давая понять, что, если понадобится, готов ждать и дольше. За десять фунтов он мог бы поработать сколько угодно. Наконец он появился.