Галина Романова - Мода на чужих мужей
Матери с отцом оставить квартиру? Зачем она им? В средствах они не нуждались. Жильем обеспечены. Возвращаться на Родину не собирались. Ну, выручат за продажу что-нибудь, разве это их утешит? Нет, конечно. Они и заниматься этим не станут, заколотят двери-окна здоровенными гвоздями и уедут безутешными обратно.
Вопрос с квартирой повисал в воздухе.
Сначала Стасу со Светкой решила ее отписать. Потом подумала, что те из гордости не примут от нее – даже мертвой – такого щедрого подарка, и порвала лист бумаги, щедро разлинованный ее слезами.
Начала перебирать в памяти родственников и никого не нашла. Кому ни оставь, остальные обидятся. Так же и с деньгами. Кому? Матери с отцом обратно переправить? Так если при жизни она это сделает, те тут же забьют тревогу. А после кончины уже никак, да они и не примут их, так же как и квартиру. Сочтут святотатством, она-то знает. Опять завещать кому-то надо, а кому?
Так и промучилась два дня, делая короткие перерывы на обед, ужин и сон. Завтраками она себя не баловала, ограничиваясь кофе и крохотным печеньем.
И толку от двухдневных трудов?! Никакого! Воз с места не сдвинула, а время шло. Тот импозантный, в запонках, хоть и не оговаривал конкретных сроков, когда она должна поймать убийцу их бывшего дружка, таксиста Толяна, но век-то ждать они не станут, верно?
Вот и спешила, потому что понимала: убийцу злополучного таксиста ей никогда не поймать, не стоит даже пытаться. Если уж бригада бандитская его найти не может, куда ей-то? А если она его не найдет, ее просто-напросто зароют. В смысле похоронят, и хорошо, если не заживо.
Да, с завещанием надо срочно что-то делать. Потом же его еще к нотариусу надо отнести, юридически грамотно оформить, и тогда уж…
– Кто там?!
На цыпочках подбиралась к двери в собственной квартире, будто за воровством была застигнута в чужой. До того страх сковал, от пяток до макушки, что только на цыпочках и смогла идти. Вся целиком ступня ее тело, превратившееся в студень, нести не желала, заваливала его куда-то навзничь.
И в глазок смотреть не стала. Не вчера родилась, видела и слышала, как с такими дурами любопытными расправляются красавцы в коллекционных запонках.
Ты оком к дверному глазку прильнешь, а там дуло пистолетное. И симпатичный фигуристый парень простым нежным движением дернет указательным пальчиком на себя, чик! И ты уже на небесах.
Нет, оно понятно, что ей все равно там быть, и очень даже скоро, но… как же быть с завещанием?!
– Ольга Николаевна, это я, – произнес из-за двери незнакомый мужской голос.
– Кто «я»? – Все внутри тут же оборвалось: если мужик, то точно по ее жизнь и душу пожаловал.
– Иван Иванович, – прокашлявшись, представился тот.
– Иван Иванович? – вытаращила она глаза и даже присела, настолько ноги ослабели.
Прикол какой-то! Какой же молодой парень станет называться Иваном Ивановичем, если он в здравом уме и доброй памяти? А голос-то из-за двери молодому мужику принадлежал, сомневаться не нужно.
Стало быть, киллер!!!
Не открою! Ни за что не открою! Пускай дверь вышибают, на улице караулят, если она наберется смелости выйти.
– Ольга Николаевна, вы ко мне… К нам приходили в общество цветоводов-любителей и Светланой Викторовной интересовались. Не помните? – ныл между тем малый за дверью. – Я вам еще телефоны свои контактные написал, а вы… Почему-то не позвонили. А я сделал все, что вы просили!
Ах, ну да, конечно же, как она могла забыть! Это тот самый лощеный молодой человек, унаследовавший мамино дело в цветочном горшке. Она его еще просила тогда узнать по возможности, где Светка раньше трудилась. Они с Галкой с чего-то решили, что в нападении есть какие-то мотивы из Светкиного прошлого, о котором у нее, у Ольги, были весьма смутные представления.
– Здрассте, – Иван Иванович отвесил полупоклон и сразу буром попер в квартиру, хотя она вовсе и не собиралась его приглашать.
Зачем?! Теперь-то, когда ей, может, осталось жить недели полторы, зачем ей Светкино прошлое?! И так ясно, кто на нее покушался, да убить не смог. Его теперь все местные бандиты ищут, найти не могут. И ей теперь приказано этим же заниматься.
А этот со Светкиным послужным списком приперся.
– Вы расстроены чем-то, я вижу? – Иван Иванович принялся разуваться и снимать с себя куртку, подбитую коротко стриженной норкой, хотя снова не получал никакого на то соизволения. – А напрасно! Я думаю, что смогу вам помочь.
– Как?..
Она внезапно преградила ему путь в гостиную, где всюду по полу были разбросаны черновики завещания. Уперла растопыренную пятерню в свитер из тончайшей исландской шерсти и снова повторила:
– Как?
– Но вы же сами говорили, что… – Иван Иванович смутился до макового румянца и нежно закусил нижнюю губу.
Точно, он голубой, не без злорадства подумала Ольга. И торчит в этой дурацкой конторе только по этой причине. Модельера и стилиста из него не получилось. Кривляться перед камерой с микрофоном – тоже не может. Или противно ему, или друзей стесняется, скрывал же от них свое цветочное занятие, или рот даже под фонограмму открывать не может. Вот в цветнике и осел, кактус хренов.
– Как вы узнали, где я живу?! – повысила она голос.
Ее в самом деле настораживал факт, что ее адрес стал достоянием общественности. Светку едва не убили возле ее подъезда. Этот вот пришел. А там, глядишь, и до бандитского визита рукой подать.
– Ах, вот вы о чем! – выдохнул тот с облегчением. – Так у нас анкетирование предусмотрено. И там обязательно указываются два контактных лица, через которых мы можем найти нашего члена…
– Кого, кого найти?! Члена?! – фыркнула она и не без удовольствия понаблюдала за его смущением.
– Я имею в виду члена нашего коллектива, – быстро нашелся он и надавил грудью на ее ладонь, пытаясь пробиться в гостиную, а на ходу продолжил заговаривать зубы. – Так вот, Светлана Викторовна указала свою мать и вас.
– А там и адрес указан? – Она все еще не знала, верить ему или нет.
– Да, конечно. И телефон.
– Чего же без звонка приперлись, Иван Иванович?
Снова прищурилась подозрительно, мало думая о манерах. Не до манер тут, жить-то осталось всего ничего.
– Так я звонил! – принялся оправдываться Иван Иванович, мягко перехватывая ее запястье и устраняя Ольгу с пути как препятствие. – Я звонил, вы не брали трубку.
Точно, она телефон отключила, как за завещание засела.
– Со вчерашнего утра звонил.
Именно тогда она и отключила телефон. Не врет, стало быть.
– Ладно, принимается, – кивнула она, кидаясь к разбросанным черновикам. – Присядьте куда-нибудь, что ли!
– Спасибо.
И он тут же развалился в кресле у двери, широко, прямо совершенно по-мужски расставив колени. А она не успела отползти, подбирая последний лист бумажный. И едва лбом о его коленку не ударилась. Села дрессированной собачкой рядом с креслом, положив раздувшиеся от бумаг кулаки на коленки, и уставилась на него, будто видела впервые.
Он сегодня был каким-то другим, этот странноватый малый с именем Иван Иванович. Джинсы, джемпер, уголок воротника хорошей сорочки торчит в угольном вырезе в противовес костюму без единой складочки. Все опять же дорогое и опрятное, но как-то все не так. Волосы растрепаны, щетина едва заметная, на среднем пальце правой руки глубокий порез. Не было в нем сегодня кабинетного лоска, хоть убей. И говорил как-то иначе. Пускай и со смущением, но без стариковского сочувствующего придыхания.
И смотрел совсем не так, как тогда. Оценивал он ее, вот! Откровенно, не стесняясь, рассматривал и оценивал. Будто прикидывал, сколько она может стоить на черном рынке.
А вот с какой такой радости она его впустила в свой дом, дура?! Может, это и есть тот самый маньяк, который…
Так, остановись, Оленька, не зарывайся. Знаешь же прекрасно, кто порешить хотел твою бывшую подружку, чего тут огород-то городить.
– И? – подалась она вперед, все еще сидя перед ним на полу.
– Что и? – не понял Иван Иванович, но в карман полез и вытащил оттуда аккуратно сложенный вчетверо бумажный листок, помахал им в воздухе. – Вот…
– Что вы на меня уставились так, Иван Иванович, будто впервые видите?
Его взгляд смущал. Прицеливался, примерял как будто. Того и гляди по цветочным горшкам частями рассредоточит.
– Не первый, второй, – уточнил он, на этот раз не покраснев, и добавил таким тоном, будто устав общества цветоводов зачитывал перед аудиторией: – На вас сложно смотреть как-то иначе, вы очень красивая.
– Да ну!
Она не поверила ему, потому что знала, как сейчас выглядит. Волосы хорошо что причесала с утра. В клетчатой рубашке, забытой Стасом или нарочно им оставленной, она ведь ему ее дарила. И в штанах, тоже клетчатых и тоже оставшихся от него. Он в них по дому ходил и не забрал с собой. А она как-то под слезу гремучую их ушивать по своей фигуре взялась. Получилось не очень, но для дома годилось.
