Тонино Бенаквиста - Малавита
Этой радости Квинтильяни не получит. Ненужный риск, на который пошел Фред, никогда не приведет ни к каким последствиям. И только жители Шолона еще долго будут вспоминать необычное представление, которое они сочли фантазиями писателя с не на шутку разгулявшимся воображением.
Фред и Магги не обменялись ни словом до самой спальни.
— Ну что, покрасовался на публике?
— А ты? Поиграла в благотворительность посреди голодранцев?
Она погасила лампу, в это время он в ванной взялся за зубную щетку. Струя коричневой жижи брызнула на белый фаянс. Он почувствовал отвращение, вернулся к столику и снял трубку.
— Квинтильяни, я хотел извиниться. Я вел себя как последний кретин.
— Приятно слышать, только я не верю ни единому слову.
— Иногда я забываю, какого труда вам все это стоит.
— Обычно вы несете эту чушь, когда хотите чего-то от меня добиться. Вы думаете, сейчас самое время?
— Мне нужно рассказать вам одну историю, Том…
— Спектакля не хватило?
— Эта история касается вас.
— Валяйте.
— Вы помните Харви Туцци, который так и не смог дать показания из-за того, что снайпер прострелил ему горло? Вы были тогда в команде, которая занималась его прикрытием, Том. Жаль, что приходится напоминать вам этот тяжелый момент. Вы тогда были совсем зеленым новобранцем в Бюро.
— Вы сами были тогда мелкой шавкой, Фред. В тот вечер вы прикрывали снайпера, вы мне рассказывали.
— Но я не сказал, что снайперу, после нескольких часов ожидания, так и не удалось поймать Туцци в перекрестье прицела. Оставалась возможность снять одного из ваших, чтобы напугать Туцци и чтоб он раздумал выходить к свидетельскому столу.
— …
— И он перевел мушку на вас, Том.
— Продолжайте.
— Он спросил меня, что делать, и я сказал: «Без побочных жертв». Мы прождали десять нескончаемых минут, и этот кретин Туцци в конце концов подошел к окну докурить хабарик.
— …
— От чего зависит жизнь, а?
— Зачем вы мне это теперь рассказываете?
— Этот вечер меня совершенно выпотрошил. Мне надо обменяться хоть парой слов с единственной родней, которая у меня там осталась.
— Ваш племянник Бен?
— Сделайте доброе дело, мне надо знать, как он поживает.
— При малейшем подозрительном слове я прерываю разговор.
— Не будет такого. Спасибо, Том.
— Кстати, вы мне так и не сказали, кто был стрелок. Арт Лефти? Франк Розелло? Оджи Кампанья? Который из них?
— Вам не кажется, что я и так сдал много народу?
Меньше чем через десять минут зазвонил телефон и разбудил Магги, которая только что закрыла глаза.
— Алло?
— Бен? Это Фред.
— Фред? Какой Фред?
— Фред, твой дядя из Ньюарка, который теперь живет далеко от Ньюарка.
На другом конце провода Бен понял, что речь идет о его дяде Джованни, который звонил из неизвестно какого места на планете: разговор прослушивался.
— Как дела, Бен?
— Хорошо, Фред.
— Я вспоминал про наш уикенд в Орландо, с детьми.
— Я помню.
— Вот уж весело было. Кажется, мы даже сходили на «Холидей-он-айс».
— Правда.
— Надеюсь, как-нибудь повторим.
— Я тоже.
— Чего мне больше всего не хватает, так это хорошего багеля из ресторана «Дели» на Парк-лейн, моего любимого, с пастрами, жареным луком и их странным сладким перцем. И все это под перцовку.
— Она бывает двух разных видов, красная и белая.
— Красная.
— Она лучше всего.
— Ну а вообще как дела, Бен? Никаких особых новостей?
— Нет. Ох да, я забрал твои кассеты. Все фильмы с Богартом.
— Даже «Медвежий угол»?
— Да.
— Оставь их себе. Ты по-прежнему ходишь играть на скачках?
— Конечно.
— В следующий раз в память о твоем старом дяде поставь за меня на восемнадцать, двадцать один и три.
— Не забуду.
— Целую тебя, мой мальчик.
— И я тоже.
Фред повесил трубку и обернулся к Магги:
— Мой племянник Бен приедет через пару дней и проведет с нами выходные.
— А адрес?
— Я только что дал ему адрес.
— Ты только что дал ему адрес?
— Да, я только что дал ему адрес.
— Квинтильяни тебя убьет.
— Когда окажется перед свершившимся фактом — сказать будет нечего.
— Скажи, Джованни. А история про «побочные жертвы» — правда?
— Правда.
Они одновременно погасили свет. День кончился так, как он начался — телефонным звонком с одного конца света на другой.
— Бен приготовит поленту с раками, — сказала она. — Вот дети обрадуются.
В этот вечер Фред не будет спускаться на веранду. Магги свернулась в объятиях мужа, и оба мгновенно заснули.
5
Стоя в халате, скрестив руки на груди, Сандрин Массар молча смотрела на то, как муж собирается в поездку к антиподам. Для Филиппа ничто не было сладостней этой серии привычных жестов, отточенных месяцами: сложить портативный компьютер в черный матерчатый чехол, отобрать рубашки в соответствии со строгими критериями, узнать по интернету погоду в Юго-Восточной Азии, упаковать платки от «Эрмес» — на подарки клиентам, — не забыть про книгу, которую он не будет читать, но неизменно связанную с направлением его поездки. Просто заменить батарейки в плеере или пришпилить справку о прививках к паспорту уже доставляло удовольствие, которое еще усиливалось ощущением скорого отъезда. Сандрин смирилась с его частыми отлучками и все равно сердилась, видя, с какой плохо скрытой радостью он покидает дом. В такие моменты Филипп уже чувствовал себя в пути, вдали от домика в Шолоне, почти на месте. «На месте» — было везде, кроме дома.
Они поженились четырнадцать лет назад в Париже, где он сумел устроиться на приличную должность в компании по производству швейных машин, а она заканчивала курс правоведения. Через два года Филиппу предложили место коммерческого директора на только что построенном заводе в департаменте Эр, тогда же у Сандрин появилась возможность войти в адвокатское бюро, специализирующееся на трудовом законодательстве: надо было делать выбор. В их жизнь должен был ворваться маленький Александр; без особых сожалений Сандрин сняла адвокатскую мантию и оставила юриспруденцию, чтобы переехать с семьей в Шолон, где ее руководящий муж мог полностью посвятить себя новым профессиональным обязанностям.
— Только на три-четыре года, дорогая. Ты ведь сможешь найти адвокатское бюро и в провинции, правда?
Нет, она ничего не нашла в провинции, а после рождения Тимоти об этом и речи не заходило. Но она и секунды не жалела о своем решении: отказаться от карьеры ради самой благородной цели на свете — на самом деле не жертва. Иное понятие о счастье вскоре воплотилось для Сандрин в этом большом доме, способном укрывать их вчетвером целую вечность.
Вплоть до того дня, пока один французский инженер из компании мужа не изобрел какое-то хитроумное приспособление, позволившее сэкономить от двадцати до тридцати секунд на вшивании одной молнии, что за день и помноженное на количество работников могло принести колоссальные суммы прибыли промышленности по пошиву одежды.
Большинство азиатских стран выразили желание приобрести патент на это изобретение, и блестящему специалисту Филиппу Массару поручили завоевание новых рынков на другом конце света. По неспособности перепоручить дело другому, у Филиппа вошло в привычку самому доводить каждый контракт до конца. Теперь он уезжал три-четыре раза в месяц на полных три дня, иногда — дольше, когда получалось объединить два направления, разделенных менее чем тремя перелетами. Труднее даже, чем отсутствие мужа, Сандрин переносила эффект часового сдвига, который длился ровно столько, сколько занимали интервалы между поездками.
Сегодня утром он уезжает в Бангкок заключать договор, который позволит его фирме инвестировать в самую основу производства, выйти на новые рубежи; короче говоря, осуществляется давно намеченная цель, которая позволит ему идти вверх по иерархической лестнице без малейшего риска когда-нибудь с нее слететь, — это делало подготовку к отъезду еще приятней. Сандрин смотрела на все это и ощущала какую-то немую покорность, свидетельство грустного завершения их романа.
— Дорогая, ты не видела мой путеводитель? Я имею в виду — новый.
Вчера вечером он полистал его в кровати. Сон не шел. Радость переполняла и будоражила. Прошло время гидов «По Юго-Восточной Азии без гроша в кармане», настало время гидов Мишлен с их шикарными отелями, райскими пляжами. В свое последнее путешествие он нашел время опробовать один такой пляж и дал себе слово как можно быстрее туда вернуться.
— До вторника, дорогая. Если что-то изменится, позвоню.
Ему оставалось только прогладить серый пиджак тонкой шерсти, сунуть во внутренний карман билет и поцеловать жену.
