Наталья Солнцева - Этрусское зеркало
- Не успел, - изобразил сожаление Смирнов. - «Нимфу» даже не внесли в каталог выставки. Хозяин «Галереи», господин Чернов, решил поразить публику, устроить сюрприз. А в ночь перед открытием кто-то проник в выставочный зал… словом, не буду повторяться. Остальное вам известно.
- Да-а… мне звонили знакомые художники, рассказывали о предстоящей выставке Рогожина, ну, и о последующих событиях. Я мало выхожу из дома, особенно в период обострения болезни… Признаться, меня обидело поведение Саввы. Почему он сам не пришел, не поделился приятной новостью, не пригласил на вернисаж? Я бы пойти все равно не смог, но мне было бы приятно.
- Как вы думаете, почему он этого не сделал? - спросил Всеслав. - Зазнался? Или не дорожил старой дружбой?
- Наверное, ни то и ни другое. Рогожин стал много пить, а водка, как известно, меняет поведение людей не в лучшую сторону. И потом… эта его углубленность в этрусский мир давала о себе знать. Савва все больше и больше замыкался в себе, уходил в давно забытое прошлое: там ему было привычней и уютней, чем в настоящем. Да! Он мне звонил в начале лета… говорил о каком-то серьезном заказе. Был просто в восторге. «Я сделаю наконец то, о чем всегда мечтал! - так он сказал. - А потом и умереть не жалко».
- Он часто упоминал о смерти?
- Довольно часто, - кивнул Панин. - Это неудивительно, когда имеешь дело с загробной живописью. Этрусская культура оставила после себя одни некрополи. Кажется, они гораздо больше заботились о жизни на том свете, чем на этом. Почти как древние египтяне. Есть что-то жуткое и притягательное в этих погребальных культах… люди веками бьются над тайнами пирамид, раскапывают гробницы - как будто мертвые интереснее живых!
Сыщик полностью разделял недоумение Панина. Он не одобрял разорения погребальных сооружений, какими бы мотивами это ни оправдывалось. Однако сейчас его волновало другое.
- Рогожин не упоминал фамилии заказчика, не намекал, кто это? - спросил он.
- Нет. Его скрытность тоже немного меня задела, - признался Панин. - Как будто бы мы конкуренты! Но я быстро остыл. С моим заболеванием опасно накапливать обиды. Так что я от души пожелал Савве успеха.
- Я вас замучил своими расспросами, - улыбнулся Всеслав. - Позвольте еще один, и я откланяюсь. Кто в Москве интересуется этрусской культурой? Увлечение специфическое, согласитесь.
Художник добродушно рассмеялся:
- Даже не знаю, что вам сказать… Из профессионалов, кроме Саввы, никто такого не писал. А любители… тем более. Коллекционеры? Среди моих знакомых таких нет. Может быть, музейные работники, исследователи… Понятия не имею. Археологи могут интересоваться, почитатели заупокойных культов. Мало ли кто? К сожалению, это все, что приходит в голову.
Господин Смирнов тепло попрощался с Паниным. Художник, несмотря на мрачность творчества, произвел приятное впечатление.
С Каспийской улицы сыщик отправился за город, в Лозу. Нужно было узнать результаты вскрытия тела Рогожина и, если удастся, поговорить с Зыковым. Участковый из Ключей обещал сообщать Смирнову обо всех подробностях следствия.
***Из общежития Ева поспешила на урок испанского к даме, проживающей в Богоявленском переулке. Во время занятий она с трудом заставляла себя не думать о Глебе и Алисе Данилиной. Из головы не выходила записка, оставленная девушкой перед уходом: «Отправляюсь в Страну чудес…»
Что именно такая особа, как Алиса, могла называть Страной чудес? Дом Конаревых в Серпухове? Не похоже. Снятое в деревне жилье неподалеку от стройки, где работает Глеб? Смешно. Модельное агентство? Можно предположить. С натяжкой.
Работа в агентстве не предполагает круглосуточного присутствия. Хотя… возможно, речь идет о длительной командировке. Например, девушек повезли представлять какую-нибудь коллекцию. Алиса не могла открыто заявить об этом своим домашним, поэтому написала записку и тайком уехала. Кстати, ВПОЛНЕ правдоподобная версия! Жаль только, что она в своих тетрадях не упомянула названия агентства. Ну, Глеб-то наверняка знает. Нужно его найти и спросить.
Кое-как закончив урок, Ева вызвала такси и поехала домой. Славки, конечно, еще не было. А обещал прийти к обеду! Подавляя недовольство, она поужинала в одиночестве и снова взялась за тетради. Вдруг среди случайных записей еще что-нибудь обнаружится?
Стройного и последовательного изложения Алиса не придерживалась. Часто выписанные из книг куски текста соседствовали с ее собственными записями, а стихи - с короткими заметками на различные житейские или философские темы.
Ева не была большим знатоком литературы и, если текст выписывался без кавычек и без указания имени автора, с трудом могла отличить его от откровений Алисы Данилиной. Приходилось полагаться на интуицию. Несколько отрывков показались Еве заслуживающими внимания.
… На покрытых лаком стенках глиняных сосудов отражаются язычки пламени. Никогда не думала, что это так красиво. Лица женщин, вырезанные из камня, улыбаются… Я выпила слишком много крепкого вина, красного… как кровь. Кружится голова, а на сердце легко-легко…
Я все еще не сожгла мостов, все еще оглядываюсь в нерешительности. Значит, выбор не сделан. Это очень утомительно - находиться на распутье. Кто вообще придумал необходимость выбора? Разве нельзя позволить себе и одно, и другое, и третье? Как бы славно было. И ни перед кем не нужно оправдываться, ни перед кем не нужно быть виноватой. Но отчего-то нельзя… Отчего-то мир так устроен, что, если получаешь одно, другое уходит.
Он смеется, глядит на меня сквозь пелену хмеля. Он тоже пьян или только я? Вино ударило в голову, смешалось с кровью… Все смешалось. Вокруг нас темнота - дикая, древняя ночь, полная огня и страсти. В темноте я его почти не вижу… только чувствую - он рядом. Все кружится… танцовщицы с чашами тоже пьяны…В черном небе горят звезды - я вижу их через отверстие в потолке, закидывая голову. Звезды проникают прямо в сердце… Это от них зажигаются все огни на земле, и сердечный огонь - тоже.
Он смотрит на меня, подает руку… я иду, или плыву, или лечу к звездам… я забываю себя… Он подает мне кусочек неба, бархатного на ощупь.
- Это подарок тебе…
На небе звезды, как и положено, - яркие, крупные звезды.
- Они твои…
Я ощущаю на шее холод и жар одновременно… Он осыпает меня звездами, и они ложатся на мою грудь… остывают, становятся прозрачными, блестят…
Из зеркала на меня смотрит языческая царевна - вся в сверкании звезд, ее волосы распущены по плечам, губы улыбаются… Так бы и не отпускала ее от себя.
Он смеется.
- Это магическое зеркало… Кто хоть раз в него заглянет… никогда отвернуться не сможет.
А потом началось страшное. Появился демон рогатый, набросился на красавицу в зеркале… Я закричала, начала отбиваться… но с демоном так просто не сладишь… Навалился, душит, рвет на части…
И вдруг все исчезло. И демон, и царевна языческая… остались только звезды. Что это было? Явь или сон?
«Какая странная запись», - подумала Ева. И вспомнила слова Кольки об Алисе. Как она ему сказала про зеркало? «У меня зеркальце есть, поглядишь в него… и все забудешь, кроме моей красоты». Может, она и вправду колдунья? А этот отрывок - описание бесовского шабаша? Может, модельное агентство и не агентство вовсе, а сборище каких-нибудь пособников дьявола?
Еве стало дурно. Она так погрузилась в свои мысли, что не слышала, как вошел Славка.
- Привет!
Она взвилась, с криком вскочила на ноги.
- Как ты меня напугал, Смирнов! Ф-фу-у-у… ну и денек сегодня.
- Уже не денек, а ночка, - улыбнулся он.
Ева чуть не заплакала от жалости к себе. Сидела, ждала его к ужину, а он явился за полночь, да еще и посмеивается.
- Где ты шляешься по ночам? - обессиленно падая обратно на диван, спросила она. - Сколько раз я просила тебя не подкрадываться?! У меня мог быть разрыв сердца!
- Я думал, ты спишь, боялся разбудить…
- Сплю? Со светом?!
- Дорогая, это твоя любимая привычка - уснуть с книгой в руках. Разве нет? Кушать хочешь?
Смирнов пошел на кухню, Ева, вздыхая, поплелась за ним.
- Я ездила в общежитие, где живет Глеб, - сказала она. - Его там нет.
- Так я и думал, - кивнул Славка.
Он достал из холодильника пиво, салат и котлеты.
- Подогреть? - спросила Ева.
- Буду есть холодными, - решительно заявил он. - Я так люблю.
- У тебя есть новости о Рогожине?
Смирнов жевал. Она поставила чайник, насыпала в чашку кофе.
- Патологоанатом сомневается по поводу смерти художника, - сказал сыщик. - Говорит, вроде никаких следов насилия на теле нет, только борозда от веревки на шее подозрительная, двойная.
- Как это «двойная»?
- Вот и я не понял. Оказывается, такое бывает - веревка сначала затягивается, потом под тяжестью тела сдвигается чуть вверх. Редко, но случается. Описано в практике судебной медицины. Это и вызвало подозрения эксперта. Подобное еще возможно, когда кто-то задушил человека, а потом повесил его, и тогда эта вторая борозда может не совпасть со следом удушения.
