Лариса Соболева - Инструмент богов
– Не уходи, – положив мягкую, как у кошки, ладонь на его живот, произнесла Сонетка с томностью в голосе.
– Надо идти, Кобыла придет...
– Не придет, – заверила Сонетка, поглаживая низ его живота.
Николай понял, что сейчас второй раз случится непоправимое. Он вскочил и принялся одеваться, стараясь не смотреть на обнаженное, соблазнительное тело Сонетки. Он ненавидел ее. Ненавидел себя.
Она дала ему пуловер, не соизволив хотя бы для приличия набросить халат, проводила до двери. Он все же нашел в себе силы дежурно поцеловать ее на прощание, ведь человек, выбравший судьбу вора, который большую часть проводит по тюрьмам, никогда не откажется от женщины, никогда не оттолкнет ее. Все получилось натурально. Но противно...
Домой Николай шел бешено злым. Он представлял Веру в постели с другим и задыхался от ревности, оскорбления, брезгливости. Но это не Вера поддалась искушению, а он, его жена не подпустила б к себе чужого мужчину. А каково ей будет узнать? Николай видел ее глаза, ощущал через них ее боль, поэтому решил: не скажет. Молчание не расколет их на две половины – до измены и после. Не скажет, нет. Он стискивал зубы, сжимал кулаки и в сотый раз в бессилии мычал, как безмозглый бык. Попадись ему кто по дороге, задень его мало-мальски обидным словом – плохо пришлось бы обидчику. Это был бы ответ собственному животному инстинкту, но, на его счастье, улицы были безлюдными.
Едва вошел в квартиру и повернул ключ в замочной скважине, как Парася нарисовалась, высунув кудрявую голову в дверную щель:
– Это вы, Николай Карлович? А я думаю, хто это так поздно? Ой, Николай Карлович, вы ж обещали браслетку починить...
– Починю, – толкая дверь, пообещал он.
– Так я сичас занесу? – заиграла она бровями.
– Завтра. – К ее неудовольствию, он скрылся в своей конуре.
Николай рухнул на стул, положил руки на стол и упал головой на них. Где та грань, за которой теряется лицо, душа, сила? Он явственно ощущал, как ломался, становясь другим человеком – слабым, безвольным, гнусным.
В дверь постучали, Николай недовольно крикнул:
– Завтра, Парася Назаровна.
– Это я, Нико. – Зашла Раймонда Багратионовна. – Ты пришел так поздно, а Верико нет, я спросить: не нужно ли чего?
У него не было сил сказать «нет», он лишь отрицательно качнул головой, свесив ее низко на грудь. Раймонда Багратионовна подошла вплотную, кисти шерстяной шали, наброшенной на худенькие плечи, коснулись его плеча, потом она положила свою коричневую и морщинистую руку ему на голову:
– Нико, у тебя неприятности?
– Нет... Да. Мне плохо, тетя Раймонда.
– Пройдет, Нико. Ты молодой и сильный. Страшно, когда теряешь близких, остальное пережить можно.
– А если теряю себя?
– Так кажется, Нико. Не задумывается, что теряет себя, только слабый человек, он покорно идет туда, куда несет его безволие. А сильный переживет временную слабость, которую рождают обстоятельства, распрямит спину и выйдет обновленным. Поверь, Нико, я стара, знаю много, вижу многое.
Он взял ее руку, с минуту рассматривал выступающие вены, утолщенные суставы пальцев, сморщенную тонкую кожу. И приложился губами.
– Спасибо, тетя Раймонда.
– Поспи, Нико. Сон укрощает душу, когда она бунтует.
Раймонда Багратионовна ушла, а он, не раздеваясь, лег на кровать, решив, что больше не посмотрит в сторону Сонетки.
Вечером следующего дня лил дождь. Николай, находясь все в том же состоянии упадка, после работы решил заглянуть к Вере, но его встретил Фургон:
– Викинг, тебя зовет...
Викинг с размаху, от всей души вмазал ему кулаком по скуле. Фургон летел, пока не врезался в ограду парка.
– Викинг, ты чего?! – пролепетал Фургон, придя в себя. – Из-за вчерашнего? Так я не знал... Всех сомнительных проверяют, так положено...
– Что-то я не слышал, чтоб подставляли на деле, – зло бросил Николай и пошел дальше. Фургон его до-гнал.
– Кобыла экзаменует, как ему вздумается. Он – бондарь (главарь).
– Плевал я на Кобылу, да и на тебя.
– Погоди. Он зовет тебя, делиться собрался.
Было бы совсем ненормально – отказаться от добычи, воры так не поступают, наоборот, из горла выдирают. Да и цель свою Николай помнил, поэтому сели на трамвай, поехали в «Гильдию».
Стоило ему увидеть Сонетку в декольте, с влажными глазами шлюхи, как его снова обуяла похоть, однако Николай твердо решил не путаться с ней. Он сел на стул, не поздоровавшись, остановив враждебный взгляд на Кобыле, а тому было без разницы, какой осадок остался у Викинга.
– Ажурно поработал, – похвалил он.
– А ты подло, – сказал Николай.
– Погаси запал, Викинг, – ласкал ухо голосом Кобыла. – Или ты плохо правила знаешь? Напомню: подчиняются главному, как на заводе.
– Где моя доля?
– Завтра получишь, когда примет маклак.
– Пойдем к нему вместе, – ультимативно заявил Николай. – Уж извини, Кобыла, а я не доверяю тебе, твои правила мне тоже не нравятся.
– Ха-ха-ха... – рассмеялся Кобыла, смех у него был блеющий, не искренний. – Ты мне нравишься, смелый. Ну, лады, пойдешь со мной.
Николай выпил предложенную рюмку водки, занюхал кулаком и ушел, не попрощавшись. Конечно, он вел себя вызывающе, независимо, а таким везде тяжело – и на дне, и в обычной жизни. Везде своя иерархия, ей следовало подчиняться, в противном случае наказание не заставит себя ждать. К Вере он пока не мог пойти, было стыдно смотреть ей в глаза, поэтому поплелся домой.
Маклак – маленький и толстенький человечек с реденькими волосами и подвижным лицом – рассматривал каждую вещь через лупу. Конечно, оценил намного ниже истинной стоимости – за риск теперь уже с его стороны, ведь ему предстояло продать краденое. Однако Николай получил в руки такую сумму, какой никогда раньше не держал. Ему было все равно, утаил ли Кобыла часть вещей, пряча деньги, он спросил маклака:
– Монеты старинные есть?
– Зачем тебе монеты? – поинтересовался Кобыла.
– Приятель у меня коллекционер, – ответил Николай.
– Кто такой?
– Кобыла, ты слышал? Он мне приятель. Не хочу, чтоб ты побывал на его хате. Так есть монеты? Кажется, ему нужны были петровские...
– Сейчас покажу.
Маклак принес одну монету, Николай повертел ее:
– Сколько их у тебя?
– Было пять, осталось две. Подойдут?
– Не знаю, – пожал плечами Николай. – Я приведу его, он сам посмотрит.
Пять монет, пять... Николай понял, что это монеты Пахомова. В небольшом городе вряд ли кто-то еще имел монеты эпохи Петра Первого, они редкость – профессор не раз говорил. Теперь осталось выяснить, кто их принес.
Николай дождался вечера, пришел к маклаку, на вопрос из-за двери «кто?», сказал:
– Я по поводу монет. Один пришел, договориться о цене.
Защелкали замки, а было их штуки четыре, маклак через дверную цепочку осмотрел площадку, после чего пустил Николая, заблеяв:
– Ну что вы, в самом деле! Голубчик, так же нельзя! Какие монеты, когда у соседей уши... Вы разве новичок?
– Извините, котелок плохо варит. Скажите, кто принес вам монеты?
– Пардон, это секрет, клиентов не выдаю...
– Дядя, – наступал на него Николай свирепо, – ты плохо понял. Мне нужен тот, кто принес тебе монеты. Повторять не люблю.
Маклак, видимо, предположил, что его сейчас изобьет здоровяк, замахал ручонками:
– Вы хотите, чтоб меня на пику надели (зарезали)?
– Дядя, никто не узнает, обещаю. – Маклак наткнулся на стену коридора, а Николай, чуть наклонившись к нему, процедил: – А то я сам тебя на пику надену.
– Пинжа принес, – выпалил тот.
– Он приносил хрустальный кубок и аметистовую друзу?
– Д-д-да. Но я взял лишь аметистики, хрусталем не занимаюсь.
– Кто такой Пинжа? Где его найти?
– Вы меня подведете, – захныкал маклак. – Пинжа догадается, что я его продал, он меня...
– Дядя, не скули, как собака. Будешь держать язык за зубами, что я интересовался монетами, Пинжа не узнает. А понесешься ему стучать или кому другому донесешь, деревянный бушлат я тебе обещаю крепкий. Воркуй! – прикрикнул Николай.
– Пинжа вообще-то на посылках... – волнуясь, заблеял маклак. – Те, кто их... достал... не приходят. Пинжа бывает в «Гильдии» и в «Неве»... В «Неве» чаще. Вы его узнаете по ожогу на шее... слева... да-да, слева. Большой такой шрам... почти на всей правой... то есть левой части шеи. И ухо у него с ожогом. Но шрамы не всегда видны, у Пинжи длинные патлы, воротнички носит высокие... Спросите тех, кто его знает, вам покажут.
А у кого спросить? Только у Сонетки, которая пела как раз в «Неве». Николай купил костюм в магазине, конечно, не шикарный, хорошие толкали только спекулянты, купил туфли и отправился в «Неву», чтобы не встречаться с Сонеткой наедине у нее дома.
Это был ее день, Сонетка стояла на крошечной эстраде в воздушном длинном платье и пела в сопровождении трех музыкантов. Пела хорошо, тонким и звонким голосом. Заметив Николая, который устроился за одним из столиков в просторном зале, она уже не сводила с него алчных глаз. Сонетка спела еще две песни и ушла с эстрады, он успел за это время сделать заказ, выпить и думал, как с ней увидеться, как вдруг у столика очутилась официантка:
