Люси Кларк - Виновато море
Водя пальцем по написанному в дневнике предложению, Кейти словно хотела почувствовать оттиски выведенных Миа слов. Описания увиденных ею мест уже не казались такими жизнерадостными, как когда-то в Калифорнии, – теперь во всем ощущалось скрытое негодование. Гнев был направлен прежде всего в адрес матери – то, что она скрыла правду о Харли. Моральный кодекс, изложенный ею дочерям, основывался на правдивости и добропорядочности, и попрание ею же самой этих правил разрушило убеждения Миа.
Однако еще большую тревогу вызывали последующие записи Миа, в которых прослеживалась ее растущая зацикленность на Харли. Открытая в данный момент перед Кейти страница содержала текст песни, переписанный Миа с какого-то сомнительного сайта в Интернете, в котором она обвела слова и фразы, указывающие на ее схожесть с отцом, которого она никогда не знала. Соседняя же страница пестрела вопросами: «Каким он был?», «Кто был ему небезразличен?», «Что он считал своим домом?» Кейти казалось, что главный невысказанный вопрос, вокруг которого вертелись все остальные, звучал: «Такая ли я, как он?» Харли покончил с собой в двадцать четыре года – в возрасте Миа. Этот факт, должно быть, терзал мысли Миа точно так же, как он теперь терзал Кейти. Она старалась не слушать звучавший в голове голос, который нашептывал, что история имеет тенденцию повторяться, однако не могла отделаться от мыслей о тревожном сходстве.
Внезапно послышался торопливый шорох ног по бетону, и холодные пальцы обхватили ее талию. Вскрикнув, она оказалась в воздухе, выскользнувший из рук дневник упал вниз страницами, напоминая своим видом наскоро возведенную палатку.
Раздался смех Эда – громко, почти возле самого ее уха. Он побежал от бассейна к морскому берегу, прижимая ее к своему мокрому телу. Вылетающий у него из-под пяток песок покалывал ее свисающие ноги. Он сжимал ее так крепко, что кость его запястья больно упиралась ей в бедро. Верх ее бикини перекрутился, частично обнажив темно-розовый сосок.
До воды оставалось всего ничего, она принялась брыкаться и изворачиваться, отчего Эд, наслаждаясь ее сопротивлением, хохотал все громче. Он уже вошел в море, и от запаха соли у нее перехватило дыхание. Она ощущала плеск и брызги воды на своей коже. Внезапно он перевернул ее, и весь мир перевернулся вверх тормашками. Лучи солнца ослепительно отразились в море, и она заморгала, теряя ориентацию. Концы ее волос коснулись воды.
– Эд, прошу тебя! – прошептала она, задыхаясь от страха.
На нее неслась гора морской пены, бурлящей и кипучей воды, в ноздрях уже щипало от морской соли. Она что есть сил зажмурила глаза в ожидании удара волны в лицо и ощущения ее пряно-соленого вкуса во рту. Но Эд ловко вернул ее назад, вынес на берег и бережно поставил на песок.
Прижав руку к груди, она судорожно глотала воздух.
– Кейти! – воскликнул он. – Все в порядке? Ну, я же пошутил, а?
Она покивала головой, отвернувшись в сторону, чтобы он не видел ее выступивших слез. Она никогда не говорила ему, что боится моря.
Положив мокрую руку ей на плечо, он легонько сжал его.
– Прости. Не удержался. Ты так аппетитно и соблазнительно лежала возле бассейна, что мне захотелось тебя украсть.
– Здо́рово, – отозвалась она. – Только ты меня немного напугал.
Эд прилетел в Австралию пять дней назад – ему удалось-таки взять двухнедельный отпуск. Она встречала его в аэропорту Перта, и он был так рад ее видеть, что схватил в охапку и поднял на руки.
– Может, пройдемся, обсохнем?
Она взглянула на него: по его лицу струилась вода, а ясные глаза светились надеждой. Он был бы рад, если бы она составила ему компанию; порой их отношениям недоставало беспечности и непринужденности. Но она не забыла, что дневник Миа все еще валялся возле бассейна. Она представила, как между страниц набивается пыль, а обложка выцветает на солнце.
– Я, пожалуй, приму душ, – ответила она с легкой улыбкой. Вернувшись к бассейну, она бережно подняла дневник и, склонив к нему лицо, сдула со страниц песчинки.
Кейти обернулась мягким кремовым полотенцем и круговыми движениями ладонью протерла запотевшее зеркало. Она внимательно посмотрела на свое влажное лицо. Переносицу усыпали веснушки, однако солнце не преобразило впалость ее щек и ввалившихся глаз. С тех пор как приехал Эд, она вновь начала пользоваться косметикой, но поняла, что это занятие не приносит желаемых результатов.
– Милая? – Эд отложил газету в сторону и, скрестив босые ноги, вытянулся на кровати.
Они остановились в отеле вместо скромной тургостиницы, о которой писала Миа. Кейти сначала отвезла Эда туда, однако, измученный долгим перелетом и разницей во времени, он не оценил доносившегося через стенку из соседнего номера до двух часов ночи бренчания гитары.
– Иди сюда.
Она подошла и присела рядом. На прикроватной тумбочке лежала пара бирушей из пеноматериала.
– Тебя донимали другие постояльцы?
– Не уверен, что здесь есть какие-то другие постояльцы, – ответил он, поведя бровью. – Это из-за моря: волны без конца шумят.
Волны?
– Да ты в Лондоне засыпаешь под несмолкаемую уличную какофонию.
– Так это мелодичные звуки города. – Он улыбнулся. – Кстати, о Лондоне: знаешь, все твои друзья хотели бы, чтобы ты вернулась домой со мной. Все за тебя волнуются.
– Не стоит.
– Правда?
– Правда, – ответила она, проводя рукой по влажным волосам. – У меня все в порядке. – Она могла представить, что говорили, обсуждая ее поступок, насколько ее поведение не похоже на нее. Но Кейти это не заботило. Ей необходимо быть здесь.
– Все хотела тебя спросить – помнишь ту орхидею, которую кто-то прислал на похороны Миа? Ты показывал фотографию своей маме?
Эд сел на скрипнувшей под ним кровати.
– Да. Она попыталась выяснить. Она считает, что это – лунная орхидея.
– Лунная орхидея, – медленно повторила Кейти. – А ей что-нибудь еще про них известно?
– Растут в тропиках… – начал он и посмотрел в сторону.
– Что? Она сказала что-то еще?
– Не думаю, что это столь важно, – со вздохом ответил он, – но лунная орхидея считается национальным цветком Бали.
– Бали? – удивленно переспросила она.
– Да.
Она потеребила нижнюю губу.
– Тебе не кажется странным, что кому-то вздумалось выбрать именно этот цветок?
– Нет, не кажется. Просто он кому-то приглянулся, без всякой подоплеки.
– А зачем присылать его анонимно? Зачем писать «прости»?
Он развел руками:
– Не знаю. Возможно, заказ был сделан через флориста и текст оказался неполным.
– Возможно, – согласилась Кейти, но мысли о существовании некой смысловой нагрузки и причин просьбы о прощении не оставляли ее.
– Приляг, – подвинувшись, чтобы освободить ей место, попросил Эд.
Она легла. Наволочка стала влажной от ее все еще мокрых волос.
Приподнявшись на локте, Эд принялся ее рассматривать.
– Просто не верится, что через три месяца мы поженимся.
Она улыбнулась, но его слова вызвали в ней какую-то обеспокоенность, которую ей не хотелось осмысливать.
Он провел пальцем по ее ключице.
– Миссис Кейти Лаут, – проговорил он, словно прикидывая, как это будет звучать. – Весьма сексуально.
– Я еще не решила насчет твоей фамилии.
– Неужели? – Он удивленно поднял брови.
– Просто хочу еще подумать. Не все же берут фамилию мужа.
– Только не говори, что ты хотела бы иметь эту жуткую двойную фамилию – Грин-Лаут. Звучит как расписание рейсов.
Она расхохоталась:
– Ладно, тогда не надо двойную.
Он внимательно посмотрел на нее:
– А ты ведь последняя из рода Гринов, да?
Она кивнула, почувствовав, как к горлу подкатил ком.
– Тогда тебе надо оставить свою фамилию. Я вовсе не настаиваю, чтобы ты брала мою. Мне вполне достаточно того, что я каждую ночь буду ложиться с тобой в постель. – Взявшись за уголок влажного полотенца, он развернул ее, точно она была рождественским подарком. Коснувшись ее шеи, он, растягивая удовольствие, медленно поцеловал ее. Его губы были теплыми, и ей захотелось, чтобы он обнял ее и крепко прижал к себе.
Его губы стали опускаться ниже, перебрались через ключицу, спустились к ложбинке на груди; язык коснулся ее сосков. Кейти лежала совершенно неподвижно, в то время как его язык, спустившись по грудной клетке, добрался до ее мягкого живота, обогнул пупок и оказался на бедрах. Она закрыла глаза и попыталась расслабиться, сосредотачиваясь на прикосновениях Эда. До смерти Миа они занимались любовью часто и страстно, но сейчас она не ощущала желания.
Его губы добрались до ее лобка.
– Эд…
Он невнятно промычал что-то из-под простыни и стал опускаться ниже.
– Мне пора одеваться, – сказала она, выворачиваясь из его объятий. – Нам скоро выходить.
