Татьяна Полякова - Выйти замуж любой ценой
Выпроводил Фельдманшу Платон Сергеевич только через три часа. Я уже вздремнуть успела, когда он наконец появился на пороге гардеробной. На нем был точно такой же махровый халат, как и тот, что я позаимствовала в душевой, волосы в беспорядке, физиономия довольной не выглядела.
– Выходи, – сказал он хмуро и исчез в ванной.
Я прошла в кухню, заварила кофе и сделала себе бутерброд. Потом вспомнила, что Протасов сегодня шеф-повар, и заглянула в стоявшую на плите кастрюлю. В мутной жиже плавали пельмени, развалившиеся, холодные и, подозреваю, совершенно несъедобные. Я доедала бутерброд, когда в кухню вошел Платон Сергеевич.
– Не перетрудился? – съязвила я.
– Вот только давай без комментариев, – отмахнулся он, однако добавил: – Как некстати ее принесло.
– Ага. Пельмени накрылись. Я очень извиняюсь: любовник, ты, возможно, классный, но как повар ни на что не годишься.
– Ну, так приготовь пожрать, в конце концов! – рявкнул он.
– Я чего-то не понимаю, Фельдманша тебя заездила, а орешь ты на меня?
Протасов полез в холодильник, достал колбасу и бутылку водки. Колбасу порезал кружочками. Взял стакан, налил водки на два пальца, подумал, добавил еще, опять подумал и наполнил стакан до краев. Выпил, крякнул и закусил колбаской.
– Сурово она тебя приложила, – покачала я головой и переместилась к плите. Страдалец остро нуждался в сочувствии. А папа всегда говорит, что сочувствие должно быть деятельным, вот я и решила приготовить ужин, если уж с обедом у нас незадача.
Я прилежно трудилась, а Протасов, подперев голову рукой, наблюдал за мной, время от времени прикладываясь к бутылке. Правда, теперь вполне интеллигентно, понемногу. Но к тому времени, когда ужин был готов и я накрыла на стол, в бутылке осталось совсем ничего. Однако, к моему удивлению, Платон Сергеевич пьяным не выглядел, взор мутноват, но он и до водки прозрачностью не блистал.
– Выпьешь? – подхалимски предложил он.
– Можно, – пожала я плечами.
Мы выпили, чокнувшись, и сосредоточились на еде. Точнее будет сказать, сосредоточилась на ней я, Протасов смотрел куда-то поверх моего плеча и вдруг заявил:
– Никогда не женюсь…
– Эк тебя… – покачала я головой.
– Я имею в виду, на ней. Любови Ивановне придется найти себе кого-нибудь другого.
– Папу Фельдманши Иваном зовут? – проявила я интерес, Платон Сергеевич кивнул. – А отчего Любовь Ивановна вдруг впала в немилость?
Протасов посмотрел на меня и нахмурился.
– По-моему, она похожа на жабу.
– Разве?
– Похожа.
– Тебе видней. Учитывая, что ее папа тебе всегда нравился больше…
– Ты в самом деле могла бы жить с человеком, который тебе противен? – перебил Платон Сергеевич.
– Я не пробовала.
– А как же твой Юрка?
– Я неплохо к нему относилась. Протасов, чего это на тебя накатило? – сердито спросила я. – Охотникам за приданым не к лицу грузить себя лишними мыслями.
– Всю жизнь видеть рядом эту кикимору?
– Она будет часто улетать в Милан, еще куда-нибудь… а ты заведешь любовницу. И тоже полетишь в Милан. Купишь очередной костюм и поймешь, что жизнь удалась.
– Дались тебе мои костюмы, – скривился он и опять впихнул цитатку: – «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».
– Это кто? – проявила я интерес.
– Пушкин.
– Да ты что? Тады ладно. Пушкину поверим.
Где-то через полчаса мы перебрались к телевизору, Платон Сергеевич более покаянных разговоров не вел, но и особо довольным не выглядел. А я смотрела сериал про большую любовь и по привычке ухмылялась.
Очередная серия подходила к концу, когда раздался звонок на мой мобильный. Учитывая позднее время, звонок скорее настораживал. На дисплее высветилось имя любимой подруги, я ответила и услышала Светкин голос, явно не трезвый:
– Ируся, все бросай и рви сюда.
– Куда?
– Сюда, – повторила она.
– А где это?
– Мой любимый бар, то есть бар, который я терпеть не могу, но куда почему-то всегда попадаю.
– А без меня ты обойтись не сможешь?
– Без тебя – никак. – Светка, наверное, решила перейти на шепот, но на самом деле орала мне в ухо. – Сведения чрез… чрезвычайной важности, – со второй попытки произнесла она. – О Юрке-подлеце. Я такое узнала… Короче, рви сюда…
Закончив разговор, я с сомнением посмотрела на Протасова, точно ждала от него объяснений.
– Милые девичьи посиделки? – спросил он не без ехидства.
– Каждый развлекается как умеет, – отрезала я, он тут же нахмурился, должно быть, решив, что это намек на его недавние непомерные усилия.
– Может, на время расследования лучше соблюдать осторожность?
– Ты сейчас что имеешь в виду? – сладенько улыбнулась я, тут мне стало стыдно, и я поспешно добавила: – Светка утверждает, что разжилась сведениями о неблаговидном поведении Юрика.
– Ты думаешь, это может иметь отношение…
– Ничего я не думаю, – перебила я. – Встретимся со Светкой и все узнаем.
Протасова точно ветром сдуло, я тоже отправилась переодеваться, и вскоре мы уже спускались в лифте. Платон Сергеевич был в голубой рубашке в серую полоску, которая, безусловно, являлась жемчужиной его гардероба, в том смысле, что выглядел он в ней отлично, и это вызвало легкое раздражение. Вполне понятно, кстати. «Видит око, да зуб неймет», – пришла на ум пословица. Как раз мой случай. Красавец с деньгами и не дурак, только не для меня это счастье, а для Фельдманши. Или еще какой-нибудь кикиморы.
– Прекрасно выглядишь, – вдруг брякнул Протасов.
– Можешь не утруждать себя комплиментами, – хмыкнула я, а он пожал плечами:
– Как скажешь.
Светка сидела возле стойки бара и пыталась сфокусировать на мне зрение. Выходило так себе.
– Это ты? – спросила она с сомнением, после того, как я дважды позвала ее по имени.
– Это я.
– Хорошо, что приехала. Вот он тебе все расскажет, – и ткнула пальцем в бармена, того самого Олега, который, впрочем, как и его сменщик, регулярно оказывался в Светкиной постели вроде бы помимо ее воли. Олег выглядел внушительно, то есть гораздо старше своих двадцати семи лет, успев раздаться в плечах и талии и начав лысеть. Последнюю проблему он решил кардинально: побрился наголо. Зато отпустил бородку, которую холил и лелеял, как я подлеца Юрку совсем недавно. Светка пристроила голову на стойке и, кажется, задремала.
– Надо бы ее домой отправить, – сказал Олег.
Я тут же повернулась к Протасову.
– Вот Платон Сергеевич и сопроводит.
Тот было собрался возразить, но то ли вспомнил, что он джентльмен, то ли до него дошло: бармен в его присутствии будет менее откровенен. Короче, он безропотно подхватил Светку и, получив от меня ее адрес, направился к выходу, держа в левой руке сумочку моей подруги.
– Выпьешь? – спросил Олег, проводив их взглядом.
– Колу, – кивнула я и тут же перешла к насущному. – У Светки глюки или ты и вправду что-то знаешь?
– Если бы дело касалось кого другого, – пожал он плечами, – я б язык за зубами держал. Место у нас бойкое, много чего видишь и слышишь… Ты Светкина подруга, и она здорово переживает из-за убийства… – В этот момент возле меня материализовались сразу три посетителя, и Олегу пришлось прерваться. Обслужив их, он скрылся в подсобке, откуда вернулся с молодым человеком, которого я не раз видела за стойкой, но свести знакомство с ним не успела. Впрочем, в отличие от подруги, барменами я не очень-то интересовалась, точнее, не интересовалась вообще. Парень остался за стойкой, а Олег кивнул мне: – Пойдем покурим.
И мы через служебный вход вышли на улицу. Здесь стояла скамейка и гигантская жестянка, которую использовали вместо пепельницы. Олег устроился на скамье и закурил, я села рядом, от сигареты отказавшись. Курение было из тех пороков, которые мне особо привлекательными не казались. С соблазном в результате я справилась легко, а уважала себя за это безмерно.
– Весь город гудит из-за этого убийства, – незамысловато начал Олег. – Народ вчера в баре тусовался, обсуждали новость. Вы ведь с Димкой дружили?
– Ага. С института.
– Болтают, что парень он… как бы это сказать…
– Говори, как есть.
– Короче, тип он мутный. И многие на него зуб имели. Причем основательный. Как только я услышал фамилию твоего Юрки… сама понимаешь… заинтересовался. Светка трындела, ты замуж выходишь и все такое…
– Уже нет.
– Ага. И правильно. На фига тебе этот перестарок, получше найдешь.
