Vip-зал - Лапидус Йенс

«Вверх или прочь» — элементарный принцип. Если вы не можете добраться до самой вершины — уходите. Многие считали, что это жестокая система, но не Эмили. Она считала, что ключ к выживанию в такой конторе прост: все должны стремиться быть лучшими.

Проблема была в обмане.

Она вспомнила другого парня, который работал в фирме, Оливера. Ему было всего двадцать три, когда он закончил университет[7]. Такое встречалось нечасто: обычно выпускники посвящали себя другим занятиям по крайней мере в течение года после выпуска — уезжали в Париж подучить французский, служили в армии, изучали что-то, связанное с искусством. Но не Оливер. Он с самого начала знал, чего хотел, и к тому же перепрыгнул через класс в школе. Он выбирал между «Лейонс» и одной фирмой в Лондоне. На меньшее он был не согласен.

В свой первый год в «Лейонс» он участвовал в восьми проектах, установил рекорд дебетного времени среди новичков, успев отработать тридцать тысяч сто часов. Из пятидесяти двух выходных сорок восемь он провел на работе, отпуск взял всего на четыре дня, сидел в офисе на Рождество и Новый год и там же отпраздновал Иванов день.

Он никогда не ошибался, был прекрасным юристом и так же прекрасно ладил с людьми. Он занимался организацией корпоративов, на второй год стал куратором новичков, работал над сборником к юбилею профессора Яна Фридмана, посвященном договорам на передачу акций. На третий год его отправили на секондмент-стажировку в «Клиффорд Ченс» в Лондоне. Это было знаком, что на него возлагались большие надежды. На четвертый год он побил свой старый рекорд, наработав три тысячи шестьсот часов. Такого в стокгольмских фирмах еще не случалось. Он работал по шестнадцать часов в сутки, включая субботу и воскресенье, и так круглый год.

Ответственные партнеры не уставали заверять Оливера, что он на верном пути, что через некоторое время он тоже станет одним из них. По их словам, он был on track, его работа полностью соответствует их ожиданиям. На шестой год он провел слияние «Банк Сведеа» и «Нордеабанкен», возглавив группу из десяти юристов, которые полгода работали над этим проектом не разгибая спины. На этой транзакции фирма заработала одиннадцать миллионов евро. Начинающие юристы считали Оливера сверхчеловеком, полубогом. Подозревали, что он и ночевал где-то в офисе. Никто и никогда не видел, как он уходил домой.

На восьмой год ему сказали: увы, обстоятельства неблагоприятные, извини, не в этом году. На девятый: подожди еще годик, всего только один. Оливер схватил воспаление легких, но все равно работал по восемь часов в день. Стоял у руля, когда «Блэк Рок Партнерс» размещали инвестиции в систему здравоохранения, заливая в себя сироп от кашля и глотая обезболивающие.

Из-за стресса у него на ладонях и на лице начался псориаз. Но он и не думал снижать рабочий темп, ничего не изменилось, только в столе теперь всегда лежал тюбик лечебной мази.

Когда мать Оливера умерла, он не пошел на похороны: продажа «Гексвал Энгландер» вышла на заключительный этап.

И все это время они и не думали делать его партнером. Это уже было решено. Им просто нужно было его мотивировать, чтобы использовать его «человеко-часы». Его жизнь. На десятый год Оливер уже хотел разобраться, в чем дело. Ему ничего не сказали прямо. Но в его почтовый ящик стали просачиваться предложения от «Эрикссон» и «Инвестор». За несколько месяцев до того, как Оливер ушел, Эмили работала с ним в нескольких проектах. У него были погасшие глаза, сыпь на руках и лице кровоточила. Ему было тридцать четыре года, но выглядел он на двадцать лет старше.

Эмили прокрутила вниз хронику. Похоже, что сам Филип нечасто что-то писал. На стене были сообщения от Стефани, Яна Крона, Акселя Нильссона, Карла Левеншельда и прочих друзей, пост из группы любителей сигар, репост сообщения некой Луизы Эрикссон о сдаче квартиры в Эстермальме, сообщения о вечеринках, походах в клубы и рестораны, фотографии с охоты.

Здесь порядочно работы, придется просмотреть всех друзей, все посты и сообщения за последние месяцы.

Куча приветов от тех же людей, что и на стене. Вечеринки, походы в рестораны, охота под Уппсалой, пара бутылок шампанского, на которое нужно написать отзыв, шутки о девчонках, которых они подцепили, разговоры об охотничьих ружьях. Она попыталась разобраться. ДВУСТВОЛЬНОЕ РУЖЬЕ, Италия, бескурковое, производство: «Стэнли Штольц/Пилотти», модель «Экстра Люкс». Калибр 470. 310 000 крон. Возможно кто-то хотел продать Филипу двустволку. Отправителя звали Йон Гамильтон. Эмили вспомнила, что отец Филипа обнаружил его пропажу как раз, когда хотел устроить сыну сюрприз и подарить свое старое ружье.

Одно сообщение привлекло ее внимание. Пришло в середине января. Отправителя звали Антон Антонсон, в профиле изображен белый кролик.

Она прочла:

«Я думаю о тебе чаще, чем хотелось бы. Ты мой, Филип. Мы связаны навеки. Теперь я узнал еще больше. Пора кончать. Скоро приду за тобой. Скоро.

Жесткий диск

Матс полулежал на больничной кровати. Ноги и торс прикрывала простыня, так что Сесилия не видела, на что похожа его кожа, но доктор все ей рассказал.

— Во-первых, у него ожоги второй степени, поверхностные повреждения с покраснением кожи и волдырями, к тому же пострадали руки. Ему нужны чистые сухие простыни, и мы даем ему обезболивающие и мажем ожоги охлаждающим гелем. Но прежде всего у него отравление, он успел надышаться дымом и угарным газом.

Матсу сделали вентиляцию легких — частично из-за повреждений горла и слизистой, частично — чтобы вывести жидкость, но сейчас шланги и провода уже убрали.

Врач сказал, что у него может быть повышена тревожность и нарушена координация. Давление у Матса было низкое, ему дали обезболивающее. Сесилия не знала, при чем здесь потеря координации, Матс вел себя как обычно, может, только дышал медленнее.

Детям не нравилось жить в отеле, очарование первого дня, когда они исследовали джакузи в ванной и радовались бесплатным пакетикам чипсов, уже давно прошло. Им хотелось домой к своим игрушкам и приставкам, им хотелось к папе. Но сейчас у них нет дома. И есть ли папа — неизвестно.

Отвезя Зайку в садик на следующий день после пожара, она поехала в больницу. На работе она взяла больничный до конца недели, ее начальница заверила, что все прекрасно понимает.

Весь тот день Матс проспал, но после обеда ненадолго проснулся.

Они ничего друг другу не говорили. У него сильно болело горло, к тому же его накачали обезболивающими.

А она?

Она не знала, что ему сказать.

Догадывался ли он, что она нашла в его компьютере?

На столике у кровати стоял нетронутый больничный обед и стакан сока. Сесилия держала стакан и смотрела, как он медленно втягивал красную жидкость через трубочку.

— Хорошо для горла, — сказал он перед тем, как снова уснуть.

Сегодня ему было лучше. Когда утром она вошла в палату, он не спал. Им повезло, Матс лежал здесь один. Здравоохранение, раньше бывшее гордостью социал-демократической Швеции, сегодня немногим могло похвастаться. Это Сесилия осознала, еще когда ее мать прошлой осенью сломала ногу. Ей пришлось лежать в палате с тремя больными, двое из которых были не в себе и кричали по ночам. Операции ждали больше трех недель, и она к тому же прошла так плохо, что еще через неделю маму пришлось оперировать снова.

Она медленно подошла и села, стул стоял у кровати, на том же месте, где она оставила его вчера.

На стене висела картина с изображением лесного озера. Солнце опускалось за верхушки деревьев, окрашивая небо в красно-оранжевые тона. Наверное, многих эта картина успокаивала, но Сесилии оттенки неба напоминали о ночных кошмарах.