От звезды и до воды - Людмила Мартова
В новую любимицу характерного пойнтового окраса бабуля влюбилась сразу. Имя кошечке было выбрано на букву «А», как велела заводчица. Пушистый комочек назвали Асти Мартини, в просторечии Ася.
Через четыре месяца совершенно случайно выяснилось, что это кот, а не кошка. Немного подумав, Глафира Александровна заявила, что его зовут Астон Мартин, а в быту он так и остался Асей.
Спустя год, возвращаясь из магазина, бабушка обнаружила у калитки грязную, худую, ободранную кошку со сломанной лапой. Кошка оказалась беспородной, но очень пушистой. В ее голубых глазах, таких же, как у Аси, было столько страдания и смирения перед злой судьбой, что бабушка не выдержала, принесла найденыша домой и строго сказала Асе: «Девочка теперь будет жить с нами».
Откормленная, вымытая и вылеченная кошка оказалась красавицей. Немного подумав, бабушка назвала ее Васей. Теперь в доме жили кот и кошка, Ася и Вася. Ну, логично, же.
Вообще у Глаши Колывановой была необыкновенная бабушка. Глафира Александровна вырастила ее с пеленок, заменив и мать, и отца. Когда Глаша родилась, ее родителям было всего-то по восемнадцать лет. Папа – сын бабушки Глафиры, жениться отказывался наотрез. Насколько Глаша знала, женат он не был и сейчас, периодически переезжая от одной женщины к другой.
Беременную маму ее родители, стесняясь позора, выгнали из дома, и бабушка Глафира пустила девчонку жить к себе, потом забрала из роддома вместе с попискивающим свертком, а позже отпустила обратно в город учиться, оставив внучку у себя. Когда Глаше исполнился год, мама вышла замуж, сообщив «свекрови», что забирать ребенка не намерена.
Мама и ее семья жили в Воркуте, откуда наведывались нечасто. Папа, протестующий против всех и вся, наотрез отказавшийся получать высшее образование, целыми днями бренчащий на гитаре и не расстающийся с видеокамерой, оказался талантливым клипмейкером и уже давно жил в Москве. Деньги, чтобы Глаша и бабушка не бедствовали, он присылал регулярно, а вот навещать их не стремился.
Так и получилось, что до поступления в институт Даша жила с бабушкой, в честь которой ее, собственно говоря, и назвали. Только бабуля была Глафирой, а внучка – Аглаей, но если не смотреть в паспорт, Глаша и Глаша.
В маленьком городке Грязовец, в сорока километрах от Вологды, бабушку знали и уважали все, поскольку она работала учительницей и вырастила, наверное, половину жителей. Во внучке бабушка души не чаяла, но, когда та окончила школу с золотой медалью, отправила ее учиться в Санкт-Петербург. Как она говорила: от себя подальше, к прекрасному поближе. А еще безапелляционно заявила сыну, что он должен купить ребенку квартиру. Тот и купил, хотя даже на выпускной не приехал.
Училась Глаша на искусствоведа. С самого детства она «залипала» перед картинами в музеях, куда бабушка исправно ее возила и в Москву, и в Питер. Дома у них жили альбомы по живописи: тяжелые, дорогие, с глянцевой прохладой страниц и шуршащими вкладышами из папиросной бумаги. Глаша могла листать их часами, разглядывая тончайшие детали каждого изображения.
Помимо музыкальной, на которой настояла бабушка, она окончила еще и художественную школу, не пропустив ни одного урока даже с высокой температурой. Поэтому сомнений, кем она хочет стать, у Глаши никогда не было.
– Специальность, конечно, женская, изящная, но уж больно неприбыльная, – с сомнением качала головой бабушка. – Как жить-то будешь? Не вечно ж тебя отец содержать станет. Может, в стоматологи лучше или в юристы?
В юристы и, уж, тем паче, в стоматологи Глаша Колыванова не годилась. Ее не интересовало ничего, кроме искусства, а также связанных с ним тайн и легенд. На втором курсе в ее жизни появилась и тайна, и легенда. А точнее, профессор истории искусств Олег Валерьевич Петранцов.
Привечать умненькую и симпатичную студентку он начал в первом же семестре. Глаша тогда по наивности думала – из-за ее тяги к прекрасному. Уже позже выяснилось, что тяга действительно была, но у него – к прекрасному юному женскому телу. Помимо университета, профессор работал в Эрмитаже и частенько водил туда Глашу. Там все между ними и произошло в первый раз, а потом неоднократно повторялось и в музейных запасниках, и у Глаши дома, спасибо отцу за отдельную квартиру.
Угрызения совести Глашу не терзали, поскольку профессор был разведен и жил один. Взрослые дети от него никак не зависели, а куда девалась бывшая жена, Глаша и вовсе не знала. Он не говорил, а она не спрашивала.
Разница в возрасте между нею и избранником считалась неприличной. Шутка ли – ей девятнадцать, ему сорок девять. На свои годы он, впрочем, не выглядел и был крайне хорош собой, просто до обморока, – Глашиного, разумеется. Высокий, статный, подтянутый, с роскошной шевелюрой «соль с перцем», дорого и со вкусом одетый, умный, образованный, прекрасно воспитанный, он вдобавок еще и говорил низким густым баритоном, от которого у Глаши все внутри замирало.
Несмотря на то что они встречались уже восемь лет, Глаша до сих пор обращалась к нему по имени-отчеству, иначе не смела. Петранцова она не просто любила – она перед ним преклонялась. Он был самый лучший, самый чудесный, самый важный из всех людей, кого она знала.
Когда она окончила университет, он настоял, чтобы она поступала в аспирантуру, и стал ее научным руководителем. И на работу – естественно в Эрмитаж – ее тоже устроил Петранцов. А было это, – Глаша прикусила губу и посчитала – четыре года назад.
Бабушке она о своем возлюбленном не говорила, понимала, что Глафира Александровна не оценит и не одобрит. О своем научном руководителе, конечно, рассказывала не скрывая восторгов, а вот о том, что они фактически живут, как муж и жена, умалчивала. На время кратких и редких бабушкиных визитов в Санкт-Петербург Олег Валерьевич перебирался к себе, а Глаша тщательно убирала все следы его пребывания.
Глашино «стародевичество» было для бабушки темой болезненной. После того как внучка поступила в аспирантуру, Глафира Александровна спросила робко:
– Это же еще три года, да потом пока защитишься. Глашенька, а замуж-то когда выходить? Семья для женщины главное, а не наука.
С этим Глаша, конечно, была согласна. Она бы с радостью вышла за профессора Петранцова замуж, и детей от него хотела самозабвенно, представляя, какими красивыми они будут, какими умными. Но Олег Валерьевич замуж не звал, а про детей сразу сказал, что ему такой мороки не надо. Ослушаться Глаша ни
