Море играет со смертью - Влада Ольховская
– Какие же?
– Недостаточно сильные! Даже для того, чтобы стену в этом здании снести. А оно просто сложилось! Я вижу только одну причину: здание было ветхим, опасно ветхим, волны его просто добили. И администрация об этом знала!
– Это очень серьезное обвинение, – отметила Полина. – Вы обвиняете их в убийстве сотен человек.
– Не в убийстве, нет… Они же не знали, что гроза будет сильная! Я обвиняю их в том, что они использовали ветхое здание, неоправданно рисковали… Они не могли не знать, многое на это указывает!
– Что же? – поинтересовался Марат.
После этого короткого вопроса Федор Михайлович как-то разом сник, но говорить продолжил:
– Знаете, почему получилось… вот так? Почему мы с женой и дети были в разных зданиях в тот вечер? Мы забронировали два семейных номера. Когда мы приехали, оказалось, что в корпусе у моря остался только один, второй предложили в любом из двух других корпусов – на выбор. Тогда мы не заподозрили неладного, это показалось логичным: все хотят, проснувшись, видеть море! Дети, конечно, попросили, чтобы номер достался им. Мы согласились.
– Вы были там, ваши дети жили там, но никому этот корпус не показался ветхим и опасным, – указала Полина.
– Нет, он не выглядел ветхим… Странность была в другом. Сын сказал мне, что корпус стоит полупустой. Понимаете? Нам не позволили поселиться рядом – а половина номеров пустует! Мы, конечно, тут же кинулись с возмущением к администрации, но им хватило наглости врать нам в глаза. Мол, мы ошиблись, они-то лучше знают! Но мой сын упрямый… был. – Старик на пару секунд сделал паузу, прикрыв глаза рукой. – Он лично прошел по номерам, стучал в каждую дверь. Ему открывали только в каждом третьем случае – в среднем. Ночью он вышел, чтобы посмотреть на окна, и горело значительно меньше половины.
– Ну и что это значит? – растерялась Полина.
А вот Марат догадался сразу:
– Это значит, в теории Федора Михайловича, что администрация, зная о состоянии здания, использовала его лишь наполовину, чтобы оно не рухнуло под весом отдыхающих.
– Именно! – кивнул старик. – Потому что нет ни одной другой причины оставлять полупустым самый популярный из корпусов!
– Но это, уж простите, ваши домыслы, – возразил Марат, – основанные на наблюдениях, и не думаю, что продолжительных. Ваш сын отдыхал и вряд ли осмотрел всё детально. Та же история со стройматериалами: сейчас невозможно определить их ветхость. То же и с формой руин. Здание снесло волнами, на это нужно делать поправку.
– Думайте что хотите, – устало отмахнулся от него Федор Михайлович. – Они неплохо замели следы… Конечно, все поверят документам и экспертам, а не старому безумцу, который потерял самое дорогое в жизни! Я уже и не надеюсь… Но я должен был сказать – и я сказал.
Когда мужчина пришел сюда, он пылал – гневом, возмущением, нетерпением. Теперь же он как-то разом сник и вдруг показался такими же руинами, как упавший на берегу отель. Старик устало заковылял обратно, а Полине и Марату только и оставалось, что провожать его сочувствующими взглядами, пытаясь хотя бы для себя решить, чему верить.
* * *
– Она пришла! – торопливо, почти жалобно прошептала Анфиса. – Пришла и сидит там… Ты можешь что-нибудь сделать? Я боюсь к ней подходить…
Они с Анфисой впервые работали вместе, Полина ее толком не знала. Понаблюдала разве что на этом задании и осталась не слишком довольна методами коллеги, однако свое мнение придержала при себе, потому что критиковать других психологов в условиях чрезвычайной ситуации – последнее дело. Анфиса вроде как справлялась, пусть даже пытаясь убедить окружающих, что все будет хорошо. Многие ей верили.
Теперь же вернулась «та самая», проблемная женщина. Об этом служащие отеля испуганно сообщили Анфисе, а она побежала искать другого психолога, ссылаясь на то, что привыкла работать в основном с детьми.
Первой на ее пути попалась Полина. Ей тоже стало не по себе от такого поворота, однако отступать она не собиралась.
– Я займусь ею, спасибо.
Полина предполагала, что никто из них больше не увидит женщину, кричавшую на берегу. Там у гостьи был нервный срыв, одна из худших его форм, после такого нужно долго восстанавливаться… да и не у всех получается. Женщине сделали успокоительный укол и положили в местный лазарет. Полина тогда настаивала, чтобы туристку забрали в больницу.
Но больницы уже переполнены, женщина пришла в себя и показалась врачам спокойной, поэтому ее отпустили. Она побрела в свой номер и не высовывалась оттуда до утра.
А уже утром она сидела на пляже. Там, где еще вчера днем лежали мертвые тела. Она больше не кричала и не бросалась на волны, она просто смотрела вперед, на ясный морской горизонт. Но именно благодаря этому спокойствию она казалась не живым человеком, а то ли статуей, призванной увековечить трагедию, то ли призраком, по нелепой случайности задержавшимся среди живых.
Оставлять ее там просто так было нельзя. Врачи и спасатели за ней тоже следить не могли, у них своих забот хватало. Это по всем пунктам работа психологов, и Полина признавала, что лучше туристкой заняться ей самой, чем Анфисе.
Полина спустилась на пляж и первое время не спешила начинать разговор, она наблюдала. Женщина определенно поработала над собой: переоделась в длинное светлое платье, умылась, собрала волосы в аккуратный пучок на затылке, и теперь морской ветер играл лишь редкими выбившимися прядями. На ее лице сохранились следы страдания – недавнего и непрекращающегося. Но даже при этой худобе, при бледности и полном отсутствии косметики она осталась красивой… Или стала красивой? Глядя на ее лицо, Полина почему-то вспомнила спокойные и строгие лики икон.
Пока психолог прикидывала, что тут можно и нужно сказать, женщина обратилась к ней сама:
– От меня здесь все шарахаются, как от бешеной собаки. Думаю, я это заслужила.
Ее голос звучал ровно и чуть хрипло – вчера она так кричала, что, похоже, сорвала его, и связки не до конца восстановились. Женщина не смотрела на свою собеседницу, только на море.
Полина подошла ближе и тоже опустилась на песок, сохраняя между собой и женщиной расстояние в несколько шагов. Не из-за страха: она уже не сомневалась, что вчерашняя истерика не повторится. Просто только это и казалось сейчас правильным. Незнакомка была рядом – но она же была сама по себе, окруженная болью, как незримой броней.
– Я вчера не сделала вам ничего плохого? – спросила женщина. – Мне сказали, что я даже кого-то
