По праву закона и совести(Очерки о милиции) - Панчишин Игорь Николаевич

— Я к «мокрухе» непричастен! — без конца твердил на допросах Голодковский.

По его показаниям все выглядело следующим образом.

Узнав о смерти деда, Голодковский поехал в Дно и, встретившись со старушкой, прислуживавшей священнику, потребовал свою долю наследства. Та заявила об отсутствии такового. Голодковскому пришлось уехать ни с чем, но в доме деда он увидел множество икон. В один из дней своего безденежья он вспомнил об иконах и предложил Майорову и Воронову «потрясти» старуху. Разработав план ограбления, они выкрали из милицейского общежития шинель, купили в магазине Военторга майорские погоны. Голодковский набросал план расположения дедовского дома и остался ждать в Ленинграде. Воронов и Майоров выехали в Дно.

— В мои планы не входило убийство, — убеждал Голодковский. — На худой конец Воронов, надев на лицо маску из чулка, должен был напугать хозяйку.

Вернувшиеся из Дно Майоров и Воронов сообщили, что старуха их разоблачила и они ее убили. В доме нашли 46 рублей и иконы. Предполагаемых драгоценностей не оказалось.

— Кто был в милицейской шинели?

— Майоров, — ответил арестованный. — В туалете на станции Дно он переоделся в милицейское обмундирование и первым вошел в дом к старушке. За ним следовал Воронов.

— А удостоверение личности работника милиции где взяли?

— Не было никакого удостоверения, — хмыкнул Голодковский. — Для старухи сошло и зеркальце в красной обложке.

Всех троих арестованных под усиленным конвоем доставили в Псков для предания суду.

До сих пор хранятся у Василия Сергеевича Копылова дневники его оперативной работы. Изо дня в день, из года в год велись эти записи. Короткие, лаконичные, предельно будничные, они в то же время фиксировали бурные, зачастую трагические события, сложнейшие переплетения человеческих судеб, страстей.

Вот, например, такая запись.

«С 2 по 22.12.68 г. — выезды в Ленинград по делу Торбенка». Больше ничего. Но за этой короткой фразой — длительная и кропотливая розыскная работа.

В один из дней июля, ранним утром, на окраине Пустошки, на самом въезде в город, был обнаружен труп молодого мужчины. Сбежавшись к месту трагедии, жители ближайших домов без труда опознали его. Убитым оказался студент последнего курса института Торбенок, приехавший на каникулы к матери. Был вечером на танцах, возвращался домой и не дошел до него каких-то десяток метров. Когда Копылов прибыл в Пустошку, работники местного уголовного розыска заканчивали опрос соседей, друзей, посетителей танцевального вечера: нет, не было у парня врагов среди местных. Тогда кто? Чья же тогда жестокая рука выпустила в парня заряд картечи?

Ознакомившись с протоколом места обнаружения трупа, Копылов обратил внимание на одну деталь, оставшуюся не замеченной другими: невдалеке от убитого на асфальте шоссе были обнаружены осколки автомобильного стекла. Откуда они? Аварий на этом участке дороги не зафиксировано. «Какое отношение имеют битые стекла к ружейному выстрелу?» — отмахивались местные оперативники. А у Копылова эти стекла — гвоздем в голове. Дорога — стекла — и рядом труп! Нет, рассуждал Копылов, здесь что-то есть. Но даже если допустить, что между всем этим нет никакой причинной связи, то возникает и напрашивается другое: труп-то у самой дороги Ленинград — Киев, днем и ночью следуют по ней десятки машин. А вдруг кто из проезжих был очевидцем разыгравшейся здесь драмы?

И полетели во все стороны телефонные запросы: установить шоферов, проезжавших той ночью Пустошку. И надо же быть такому везению, в самое короткое время удалось разыскать шофера из Великих Лук, который в тот злополучный вечер проезжал через Пустошку.

Копылов сам его допросил.

— Подъезжаю я, это, к Пустошке, — рассказывал свидетель, — и вижу стоящую на дороге «Волгу», а рядом — какие-то люди. Руками машут, о чем-то промеж собой спорят. Притормозил я, высунулся в окошко. Вижу — ничего серьезного, и поехал дальше.

— Какого цвета была «Волга»? Ее номер? — спросил Копылов, отметив про себя, что названное свидетелем место остановки «Волги» — как раз там, где оказались труп, битые стекла.

— Цвет вроде бы белый, — не очень уверенно ответил шофер. — А вот номер не помню. На номерном знаке была буква «М». Точно — «М», попал номерной знак на миг в свет моих фар, и эта буква застряла у меня в памяти, а номер не успел разглядеть.

— Буква «М», говорите… А где, в начале или в конце сочетания букв: «МИ», «МН» или «ЛЕМ», «ЛОМ»?

— А черт его знает, — смущенно хмыкнул свидетель. — Помню, что была буква «М», а где: спереди или сзади — не скажу…

— Лиц людей возле «Волги» не разглядели?

— Да нет, где там… Темно уже было, да я же не останавливался, притормозил только. Лиц не разглядел, только вот, — внезапно оживился шофер, — мельком заметил, что в салоне «Волги», за задним сиденьем, на полке, яблоки были навалены. Много яблок, и все — крупные. Я еще подумал: не иначе, как с юга везут, у нас в эту пору таких яблок не сыщешь.

Других подробностей свидетель не привел.

— Вот что, ребятки, — собрав оперативников, начал Копылов, — побежали-ка все по домам: надо искать свидетелей. Сомнений нет: стрелял кто-то из той «Волги». Не может быть такого, чтобы выстрел не был кем-то услышан…

К вечеру молоденький лейтенант милиции привел в райотдел двух зареванных, перепуганных мальчишек.

— Вот они, «стрелки», — довольно доложил он. — Это они разбили стекло у «Волги» на том самом месте.

Успокоив ребят, Копылов приступил к допросу.

В тот день мальчишки решили поупражняться в стрельбе из рогаток. Пуляли вначале по воробьям и воронам, а потом залегли в придорожных кустах и стали выцеливать проносившиеся мимо машины. Стреляли камнями по бортам грузовиков, а когда стемнело, пульнули и по легковушке. Камень угодил в боковое стекло. Раздался звон разбитого стекла, и машина остановилась.

— Мы уже хотели бежать, как вдруг увидели, что мимо машины прошел тот дяденька, которого убили, — размазывая по щекам грязные потеки от слез, рассказывал один из сорванцов. — Из машины выскочили два дяденьки, схватили того дяденьку и стали кричать, что он разбил им стекло. Тот дяденька отпирался и хотел бежать. Тогда один дяденька полез в машину, что-то вытащил, и сразу бабахнуло… Мы с Витькой побежали в разные стороны…

Ребята смогли только добавить, что машина была «Волга» белого цвета.

Копылов мысленно набросал такую схему происшествия: мальчишки разбили стекло, рядом случайно оказался Торбенок, его заподозрили ехавшие в «Волге», Торбенок пустился бежать, и вслед — выстрел! «Неужели из-за разбитого стекла они могли пойти на такое?» — задавал себе вопрос Копылов и не находил ответа.

Вернувшись в Псков, Василий Сергеевич представил руководству УВД собранный материал.

— Мне кажется, что нам следует «танцевать» от яблок, — убеждал он своих собеседников. — Свидетель-шофер отметил, что яблоки в салоне «Волги» были крупные, таких у нас в июле не сыщешь… Выходит, что везли с юга. Вопрос — куда? «Волга» шла в сторону Пскова, но номерной знак на ней не псковский. Свидетель запомнил лишь только букву «М». К сожалению, он не помнит места расположения буквы. К какой же области приписана машина: Московской, Мурманской, какой другой? «МОС», «МЕН», а может быть: «ЛОМ», «ЛИМ», «ЛЕМ»? Последние — ленинградские номера. У меня почему-то ощущение, что «Волга» из Ленинграда. Ленинградцы в большинстве своем и едут по этой трассе с юга. Начинать надо с Ленинграда…

— Кроме твоей интуиции, Сергеич, не густо, — задумчиво произнес полковник, начальник управления. — Интуиция, говоришь… Что ж, интуиция оперативника, да еще такого, как майор Копылов, вещь немаловажная, — улыбнулся полковник. — Не возражаю, Василий Сергеевич, начинай с Ленинграда. Однако вначале надо проверить: не ремонтировали ли стекло «Волги» в псковских мастерских?

Три дня, потраченных на проверку автопарков Пскова и ближайших районов, ничего не дали: «Волгу» с разбитым стеклом не видели. Неожиданно в управление заявился свидетель — тот самый великолукский шофер.