Мила Бояджиева - Дар полночного святого

- Похоже, мы из одной команды. Бойцы невидимого фронта, - Михаил "по-шпионски" поднял воротник.

- Меня-то с детства одевает мама, - почему-то смутилась Аня.

- А я, кажется, впервые заметил, во что одет, - Михаил распахнул дверь. - Кстати, Марк Анатольевич сегодня очень хвалил вас и теперь считает себя моим должником.

Начавшийся с утра дождь не собирался отступать - все мокрое, пропитанное водой, промозгло-осеннее: блестящий лужами асфальт, желтые ясени и малиновые клены за лицейской чугунной оградой, тоже усеянной тяжелыми, скатывающимися по новенькому глянцевому лаку каплями.

Аня открыла клетчатый серо-черный зонт.

- Только не говорите, что у вас точно такой же.

- У меня вообще нет зонта. Зато имеется "движущееся средство". Мне по пути, я с удовольствием вас подвезу. - Михаил открыл дверцу серебристо-серого "вольво", Аня села и усмехнулась.

- Что-то не так? - Он мельком взглянул на девушку в зеркальце, выводя машину на шоссе.

- Теперь я вам не верю. Вы вовсе не такой уж увалень-простак, каким хотите казаться. В прическе поэтический беспорядок, но при ближайшем рассмотрении заметна рука опытного мастера. А верхняя одежда продуманно сочетается с цветом автомобиля.

- К тому же, с сединой и с цветом глаз. - Михаил на секунду повернул лицо к Ане и она успела заглянуть в его глаза. Ощущение было странным, словно прикоснулась к чему-то опасному и загадочному.

- Могу отметить, взгляд у вас честный. - Она смутилась, не сказав, что впервые видит у мужчины такие необычные глаза с серебристой в черной окантовке радужкой.

- Аня, признайтесь честно... Было бы не слишком странно, если бы я пригласил вас прогуляться в парке? Мы уже подъезжаем к Сокольникам.

- Темно, мокро... Там сейчас как раз бандиты и насильники грабят доверчивых училок и удачливых бизнесменов. Бр-р!

- Вы правы. Простите... Я-то люблю бродить по аллеям один и думать. И представте, никого ещё на ограбление не спровацировал.

- Ладно. Давайте попробуем. Может, и я надумаю что-нибудь важное. Приму ответственное жизненное решение.

Когда они вошли в пустую, блекло-сиреневую от редких фонарей аллею, дождь все ещё накрапывал. Пахло осенью - мокрой палой листвой и грибами.

- Придется пустить вас под свою крышу. Держите, у меня рост 171. - Аня передала Михаилу зонт.

- Я совсем коротышка, ниже на целый сантиметр. Но вам все же лучше взять меня под руку и прижаться, иначе толку от зонта будет не много.

Аня почувствовала, прозвучали позывные к какому-то значительном разговору. Но разговор не случился.

- Помолчим, ладно? Дойдем вон до той клумбы и вернемся. Не стану вас мучить, - сказал Михаил.

Прильнув к плечу своего спутника, Аня шла по темной аллее, плохо соображая, что бы все это значило. Ну, прежде всего, - отчего этот вполне самостоятельный мужчина не пригласил её, как положено, в ресторан, а бродит под дождем, как застенчивый школьник? И отчего молчит? Его локоть казался надежным и прочным, от волос пахло горьковатым парфюмом - ей хотелось прижаться ещё теснее и, закрыв глаза, помечтать.

"А не так уж плохо в этом заброшенном мокром парке! - С удивлением призналась она себе. - Наверно, Глоба права: Львицу привлекают преуспевающие и богатые мужчины. А почему, собственно, нет? Почему я, как верная поборница коммунистической морали, должна думать, что богатство не сочетается с духовными ценностями и сколотивший состояние "новый русский" непременно должен быть хамом, циником и извращенцем?.. Дурное наследие "загнившего прошлого" и "Вестерна", эту совдеповскую теорию подтвердившего.

Ресторан - не лучшее место для изучения нравов. В любой среде имеются бандиты и аферисты, а есть и умненькие работяги, надрывающие пупок на любимом деле. Вот, как этот Михаил Сигизмундович. - Аня покосилась на сосредоточенный профиль своего спутника. - Ходит, думает! Под дождем, в темном парке, и даже не замечает, что стекают с зонта струйки прямо за шиворот его фирменного плаща".

- Спасибо, Анечка, что составили компанию и не мешали размышлять. Усадив девушку в машину, Михаил включил мотор. По запотевшим стеклам бежали блестящие капли.

- Приняли ответственное решение? - Осведомилась Аня.

- Как это ни смешно...

- Кажется, я тоже. Определила генеральную линию построения личной жизни.

- Странно, я трудился над тем же самым, активизировав все мыслительные резервы, - рассмеялся Михаил. - И знаете, что решил? - Он снова заглянул в Анины глаза. - Признаюсь: решил завтра подкараулить вас у лицея после работы. Вроде невзначай. Стыдно?

- Откровенно? Меня это не огорчит. Так как я решила, что гулять с вами под дождем мне даже приятно.

22

Каждый день серый "вольво" ждал Аню под канареечным ясенем. Они не договаривались о встрече накануне и поэтому сердце Ани всякий раз радостно ударяло, как от совершеннейшей неожиданности. Теперь они направлялись в центр старой Москвы, оставляли машину в каком-нибудь переулке и шли гулять, куда глаза глядят. Говорили мало, но все, что она узнавала о Михаиле, ей нравилось: парень из семьи технарей, учился в институте городского хозяйства, каждое лето проводил в стройотрядах - зарабатывал деньги то на гитару, то на строительство дома на садовом участке.

- Помешан я был на всяческих сооружениях. Едва ползать начал, уже из песка возводил "город будущего". А вот теперь, смотрите, Анечка, как вам этот шедевр? - Михаил указал на отреставрированный особняк за чугунной оградой в стиле модерн.

- Очень неплохо!

- Еще бы! Архитектор Щусев. Потом похозяйничали пролетарские буржуины, затем чиновничья номенклатура. Добро общественное - что можно, расхитим, остальное изгадим. А вот чинил все это я.

Потом ещё Михаил не раз показывал на разные дома - восстановленные и новые с гордым комментарием: "Тоже мой дом!".

Однажды Аня расхохоталась:

- Теперь мне понятно, почему вы предпочитаете бродить по улицам. Чужие строения раздражают. А в собственное пригласить неудобно.

- Это верно. На конкурентов либо злюсь за то, что хорошую возможность загубили, либо завидую, - ну, это если уж очень хорошо получилось. Поэтому все время рвусь к новым, как говорили, свершениям. Трудоголик. И вас за это люблю, Анечка. Заметил, как вы на своих занятиях выматываетесь, а без работы чахнете - даже лицо становится маленьким и тоскливым, как у брошенного щенка.

- Вот беда! А я-то думала, что выгляжу блестяще и радую притязательный мужской взгляд. Оказывается... Значит, как у брошенного щенка? - Достав пудреницу, Аня взглянула в зеркальце. - Правда, пора на Канарские острова. И аппетит страшный с вами нагуливаю - вчера полкастрюли борща в двенадцать ночи съела. Мать даже испугалась.

- Кретин, дубина! - Михаил закрыл лицо ладонями. - Таскаю голодную девочку по улицам и все хвастаюсь, хвастаюсь... Лучше бы повел в пиццерию.

- Неплохо придумано, оригинально. Но это в следующий раз. Вы уже должны мне два фанта - романс под гитару и тройную пиццу.

...Теперь она с волнением ждала вечера и того момента, когда впорхнет в распахнутую дверцу серого автомобиля. Однажды, быстро переодевшись в своем лицейском кабинете, Аня выглянула в окно - знакомого "вольво" на месте не было. А что если это не случайность и госпожа Венцова теперь трижды брошенка - Денисом, Карлосом, Михаилом?! О, Господи, она даже не знает его номер телефона! А если... Ведь с бизнесменами происходят такие страшные вещи. "Куда ж ты пропал, Миша? Ну, позвони хотя бы, позвони!" взмолилась Аня, впервые перейдя на "ты". И сразу стало ясно, как фальшиво и отстраненно звучало официальное "вы". Ведь Михаил знал о ней уже так много - даже о начале дружбы маленьких "сестричек", о влюбленности в Дениса, запутанных отношениях с Карлосом. За эти две недели молчаливый и не очень эмоциональный, он стал близок Ане. "Надо было потерять, чтобы оценить потерю", - зло сказала она себе, словно заслужила новое разочарование. В это же мгновение на столе зазвонил телефон. Поколебавшись, Аня подняла трубку.

- Ты ждешь меня? - вкрадчиво прозвучал особенный, глухой голос.

- Жду, - ответила Аня, счастливо закрывая глаза.

Наверно, в этом коротком диалоге было сказано больше, чем за все предшествующие дни. Или же он просто подвел черту: произошло то, что не могло не случиться.

Едва оказавшись вдвоем в машине, они бросились друг к другу в объятия, словно после долгой разлуки, и целовались до одурения, не замечая лицеистов, высыпавших во двор.

Потом куда-то ехали, молча, держась за руки. Даже когда Михаилу нужна была вторая рука, он хватался за руль, не отпуская Анину, прижимая её ладонь своею теплому ободу. Ехали долго, потом поднялись в лифте на последний этаж блочной башни в спальном районе, вошли в темную однокомнатную квартиру и долго стояли в крошечной прихожей, обнявшись, ощущая всем существом, что нет и не может быть на свете ничего лучше того, что случилось и должно произойти между ними.

Все было чудесно в ту ночь: ужинать на кухне, обернувшись в простыни, валяться на широкой тахте, видеть в темноте лишь огонек сигареты Михаила, лежащего рядом и держащего в охапке свою женщину.