Василий Казаринов - Бог огня
— Пикантное, должно быть, блюдо из тебя вышло… Так ты сейчас с вечеринки, стало быть? Что там — день рождения? Именины? Банкет по случаю вручения кому-то Нобелевской премии?
Она хотела что-то ответить, но так и застыла с открытым ртом, тупо глядя перед собой. Потом едва слышно выдохнула:
— Хуже.
Медленным взглядом с ног до головы она оценила стоявшего перед лавкой Б. О. — от мысков ботинок до тугого воротничка рубашки — и с подозрением в голосе поинтересовалась:
— А ты, часом, не туда двигал? Не в салон добрых услуг? Четвертый этаж, дверь направо, квартира пятьдесят шесть. Прикид у тебя тот еще, для клиента в самый раз.
Туда, согласился про себя Б. О., но вслух обнародовать это сообщение не стал.
— А и один черт! — махнула Барби миниатюрной рукой. — Если даже и туда, все равно облом бы вышел. Там сейчас закрытое мероприятие. Какая-то братва в черном отдыхает. Обмывают какое-то удачное дело.
— Стоп, — скомандовал Б. О. — Что значит — братва в черном?
— Одежда у них такая, — пояснила девочка, — черная — свитеры, джинсы, кроссовки. Шесть человек, и одна баба среди них, крашеная блондинка, самая из всей кодлы сволочь.
— Так-так, — кивнул Б. О.
Он подумал, какие бы возникли проблемы, заявись он в это заведение: один из чернорубашечной команды его видел. Там, в ванной.
— Шесть человек? Не путаешь?
В квартиру Баси наведывались трое. Возможно, вторая троица была где-то поблизости — на случай, если возникнут сложности: скорее всего, в том фургончике, что стоял у подъезда.
— Шесть, шесть! — огрызнулась Барби. — Я до шести считать умею. В школе научили.
— Давай-ка я у тебя экзамен приму… Сколько там комнат?
Она закатила глаза, припоминая и отсылая в кукольную руку заторможенную команду, понуждавшую пальцы медленно загибаться: один, второй, третий, четвертый, мизинец нерешительно качнулся, но раздумал замыкать своим присутствием маленький кулачок.
— Четыре. И большая гостиная, в нее сразу из прихожей попадаешь. Большая такая, с черной кожаной мебелью и широким столиком для жратвы и водки. Кухня, само собой, потом джакузи. Наверное, там была коммуналка когда-то. — Она умолкла, потеряв канву, в которой двигалась ее мысль. — Ну вот, а потом, значит, заявляется на кухню эта белокурая сволочь, телка ихняя, и говорит: ты, что ли, прошмандовка по заказу? Ну, я… Это, говорит, я тебя для пацанов заказала, ага, сейчас они выпьют и потом хором тебя так употребят, что два дня спермой плакать будешь… Я там от этих слов чуть не родила. Прикинь, а?
— Прикинул, прикинул… Дальше что?
— Дальше в коридоре гвалт начался.
— Драка?
— Если бы… Один из этих деятелей, оказывается, в комнате с девчонкой развлекался. А тут смотрю, он ее за волосы по коридору тащит голую и орет: вот сука, не баба, а простокваша, я кончить не могу… Девки с кухни кто куда, я одна осталась, к полу приросла. Потом потихоньку, бочком-бочком, и ближе к двери. Там в прихожей ниша есть, в ней холодильник стоит, здоровый такой шкаф, и еще немного места остается. Спряталась там, видела… Этот гад девчонку пол языком вылизывать заставил, а потом у мужиков вылизывать… Ну понимаешь что. А потом эта белобрысая сволочь сзади подошла и давай ей бутылку из-под пепси запихивать… Ну, в общем, туда. Тут они отвлеклись, а я к двери, потом на лестницу — и ходу. А тут ты: бабочка, бабочка…
Б. О. достал сигарету, молча выкурил, потом, глядя поверх крыш, тихо произнес:
— М-да. Нас жалуют нравами, как мы того желали.
— Что? — спросила ночная бабочка.
— Ничего, — тряхнул Б. О. головой. — Пошли отсюда. Я тебя провожу. Тебе к метро? Пошли, это тут, рядом.
Расставаясь с девчонкой у турникетов, он прощально похлопал ее по плечу:
— Не волнуйся, мы их накажем.
— Точно? — крайне серьезно спросила она.
— Конкретно, — кивнул Б. О. — В натуре. Век воли не видать.
Она приподнялась на цыпочки, потянула за лацкан пиджака. Он наклонился.
— Тогда знаешь что… — тихо, но твердо произнесла она. — Отрежь им всем яйца. А потом позови меня.
— Светлая мысль. А зачем?
— А я их запихну этой белобрысой сволочи в задницу.
Он взял в ладони ее кукольное лицо и долго всматривался в него.
— Ба-а-арби, — произнес он нараспев, — а ты, оказывается, человек с фантазией.
Когда она уплыла вниз на эскалаторе, Б. О. направился к телефону-автомату, накрытому прозрачным пластмассовым полушарием, и набрал номер, который обнаружил на одном из множества листков, приклеенных к стене на кухне. Помимо номеров ДЭЗа, телефонной станции и прочих бытовых контор, там значился телефон ближайшего отделения милиции — отчего-то именно он врезался в память.
* * *Дежурный капитан, принявший сумбурное сообщение какого-то гражданина о происходящих в квартире напротив безобразиях, подмигнул сержанту:
— Наша пятьдесят веселая квартирка!
Сержант, застегивая бронежилет, понимающе кивнул: они давно пасли эту пятьдесят веселую квартиру, и пора ее, в самом деле, накрыть, благо есть повод — гражданин прерывистой, с придыханием, скороговоркой сообщал, что там что-то жуткое творится, женские крики, ругань, и вообще похоже, там кого-то убивают.
— Эй! — окликнул капитан сержанта, привычным толчком вгонявшего в автомат свежий магазин. — Ты смотри, чтоб все культурно там…
В ответ на недоумение сержанта, выпятившего нижнюю губу, капитан пояснил:
— Там же у них мебеля хорошие, мягкие, кожаные. — Он обвел взглядом унылое помещение отделения, обставленное казарменной мебелью. — Вот мы и обставимся.
Сержант коротко и звонко хохотнул. Сблизив большой и указательный пальцы, он сомкнул их ноликом и легонько качнул рукой — будь спок! — и вряд ли ему приходило в голову, что, возможно, этим жестом он дело сглазит. Потому что, когда он со своими ребятами вломится в эту пятьдесят веселую квартиру с криками: «Всем на пол! Лежать! Руки за голову!» — в сознании его отпечатается такая вот картинка.
Несколько человек в черном нависают над голой девчонкой, а один, тоже в черном, с коротким светлым ежиком на квадратной голове, сидит в стороне от компании в восхитительно мягком кожаном кресле, тоном с креслом почти сливаясь. Однако растворенность черного в черном не помешала сержанту уловить этот жест: человек кинул руку за пояс, и оттуда, из-за поясного ремня, в руку впрыгнул пистолет.
В ответ на это движение сержант выстрелил наугад и увидел, что попал.
Голова у парня вдруг раскололась, как кокосовый орех в рекламном ролике про шоколадку «Баунти», а из разлома брызнуло на мебель что-то скользкое, бело-желтое и осело на черной коже, как плевки голубиного помета.
— Вот черт, это ж мозги, — пробормотал сержант. — Достанется теперь от капитана за порчу мебели.
Легонько — для; острастки — попинав мыском ботинка послушно распластавшихся на полу, лицом вниз, обитателей квартирки, он медленно обвел глазами поле боя.
Взгляд его наконец приплыл к черному дивану, забрызганному мозгами.
— А неплохой был выстрел! — покачал головой сержант.
Глава 3
«И ЕЩЕ ЖАЛУЮ ВАС ДЕНЬГАМИ И ТЕЛАМИ, КАК ВЫ ТОГО ЖЕЛАЛИ»
1. Пропавший винчестер
Вернувшись домой, Б. О. нашел на кухонном столе записку.
«Пока ты ходил по шлюхам, позвонили с работы — там у них какой-то пожар…»
Б. О. вздрогнул, поднес записку к глазам.
«…пожар. Ах, извини, я совсем забыла, как ты реагируешь на это слово. Хотела сказать, что работы навалом. Где меня искать, ты, скорее всего, знаешь — я там частенько пряталась, когда ты ходил за мной следом».
Конечно, он знал — двухэтажный дом в Замоскворечье, в переулке, который он про себя сразу назвал Пьяным: шел переулок в глубь квартала от трамвайных путей так неровно и нетвердо, точно хлебнул лишнего. Сбоку к желтому дому примыкал крохотный палисадник с лавочкой и помпезной чугунной урной, в нем было очень уютно — оттого, скорее всего, что палисадник накрывала тень старого каштана.
Прошлой ночью Бася, кстати, вспоминала и каштан, и урну, и саму мастерскую, располагавшуюся на втором этаже. Когда-то дом был жилым, и в каждом из трех подъездов имелось по четыре просторных квартиры, но теперь в них размещались офисы со стальными дверями, кодовыми замками, решетками и прочими аксессуарами цивилизации, и только, наверное, в мастерской все сохранилось: двери с медными ручками, тяжелые оконные рамы с массивными шпингалетами, подпирающий потолок пенал камина.
Он спрашивал:
— А чем занимаются в этой мастерской люди?
И она отвечала:
— О-о-о, это сложное дело, они занимаются драматургией, но совершенно особой, площадной.
— Площадной?
— Ты помнишь, несколько лет назад был «Марш зверей»?
