Валерий Гусев - Операция «Бременские музыканты»
Сопровождаемые этим разноголосым гвалтом, мы подошли к дому. Никого!
Мы потоптались у забора, заглянули в калитку. Лешка посвистел. А я даже позвал не очень громко:
– Эй! Товарищ Ростовцев! Вы где? Это мы! Нас папа прислал.
В ответ - ни звука. Неужели он так разоспался в сторожке?
Но так или иначе, а путь в подвалы Мрачного дома был открыт. И мы, два дурака, пошли по этому пути. Тем более что он был нам хорошо знаком.
Безуспешно подергав входную дверь, мы обошли дом, поднялись по внешней лестнице наверх и, включив фонарик, спустились в подвал. Здесь не было почти ничего. Остался какой-то хлам: несколько больших порожних коробок, хромая скамейка, старые ободранные столы. Кирпич, который вынимал папа, почему-то находился на своем месте в стене, и даже было незаметно, что его кто-то вытаскивал.
Мы вытащили его, бросили в дырку палец, потом воткнули кирпич на место и, сгрудив несколько коробок в углу, у самой двери, спрятались за ними, погасив фонарик.
Чем дольше мы находились в черной темноте и в мертвой тишине этого дома, тем все глупее казалась мне наша затея. Алешке, по-моему, тоже. Сидим на полу в холодном подвале, ночью, ради дурацкой шутки, вместо того чтобы беззаботно дрыхнуть под одеялами на своем уютном и милом чердаке. Я прямо до дрожи в коленях затосковал по нему.
Было так тихо, что даже звенело в ушах. И становилось все холоднее. И если папа задержится, мы тут сосульками обрастем. А если он вообще не придет? В айсберги превратимся.
– Идет! - Алешка сжал мою руку. - Затаимся еще сильнее!
Куда уж сильнее. Только вот зубы начнут сейчас стучать от холода. Или от страха?
Шагов папиных мы не слышали - он ступал бесшумно, как индеец на тропе войны. Просто доносились какие-то неясные звуки, вроде шорохов.
И вот раскрылась дверь и блеснул узкий луч фонарика. Он обежал кругом весь подвал и остановился, упершись в самый дальний угол.
Папа, невидимый нам - только мелькали на полу носки его белых кроссовок, - прошел туда, присел на корточки и долго рассматривал доски пола. Потом взял фонарик в левую руку, а в правой у него появилась отвертка.
И он стал выкручивать из пола шурупы, которые туго поскрипывали в тишине.
Я уже не жалел, что мы сюда забрались, - становилось все интереснее.
Вообще, картина была фантастическая. Темный подвал, в углу его пятно света, а в нем мелькает сама по себе рука с отверткой. И больше ничего не видно. Вот бы такое Грибкову приснилось.
Папа вывернул последний шуруп, подцепил отверткой край доски и приподнял ее. Она так недовольно крякнула, что мы вздрогнули.
Теперь стало совсем интересно.
Отложив эту доску в сторону, папа поднял еще две соседних. В полу образовалась длинная черная дыра. Просунув в нее руку, папа вытащил черный плоский чемоданчик - «дипломат». Что-то чуть слышно пробормотал, что-то проделал с замками (я догадался - они цифровые были), поднял крышку, посмотрел внутрь и удовлетворенно снова ее захлопнул.
А теперь уже интересно - просто невыносимо. Но мы пока терпели.
Взяв чемоданчик в одну руку, а фонарик в другую, папа пошел вдоль той стены, где он в прошлый раз вытаскивал кирпич. При этом он вел лучом света по стене, будто отсчитывал кирпичи, ища нужный.
Нашел, поставил чемоданчик на пол, вытащил все той же отверткой кирпич. Опять что-то чуть слышно бормотнул и запустил руку в дыру.
Ничего, конечно, он оттуда не вытащил. Кроме пальца. Глянул на него (наверное, глянул - мы ведь лица его не видели), брезгливо отшвырнул в сторону. Но не испугался и не заорал.
Заорали мы. Как выскочили, как выпрыгнули:
– Стоять! Руки вверх!
Папа даже не вздрогнул, только резко повернулся к нам. А в руке его появился пистолет.
А дальше… А вот дальше уже совсем неинтересно.
Потому что это был не папа.
Нет, может, он тоже чей-то папа. Но явно не наш.
– Что надо? - спросил он хриплым голосом. - Кто такие?
– Свои, - недолго думая, брякнул Алешка.
А я как заведенный автоматически добавил:
– Мы здесь живем.
– С папой, - подхватил Алешка.
– Он полковник милиции, - сообщил я.
Этими словами мы хотели прикрыться, как щитом.
– А я генерал, - сказал незнакомец. - Еще какой!
И, недолго думая, он сунул пистолет за пояс, подхватил одной рукой под мышку Алешку, а другой - чемодан и затопал по лестнице.
Я кинулся за ним, схватил Алешку за ноги и попытался выдернуть его из-под руки бандита. За что получил точный удар пяткой в коленную чашечку и от резкой боли грохнулся на ступени.
Когда я, прихрамывая, добрался до верхней двери, в ней снаружи щелкнул замок.
Вернувшись в холл, я распахнул окно и в свете фонаря у ворот увидел, как незнакомец запихивает брыкающегося Алешку в машину и садится в нее сам.
Выпрыгнув на улицу, я добежал до ворот в тот момент, когда ярко вспыхнули фары, взревел мощный двигатель, машина резко, визжа колесами, развернулась и помчалась по дороге.
– Дима… - услышал я слабый голос. - Это ты?
У ворот лежал наш участковый. Руки его были прихвачены наручниками к железным прутьям.
– Быстро, - сказал он, - в левом нагрудном кармане - ключик от наручников.
Я достал ключик, расцепил кольца наручников. Участковый встал, его пошатывало. Он сильно потер лицо ладонями.
– Беги за отцом! - приказал он. - Я постараюсь перехватить их у Рябинок.
И он, спотыкаясь и покачиваясь, подбежал к стоявшему неподалеку «уазику».
– Пусть захватит оружие! - крикнул он уже из машины. - Мой пистолет они забрали. - И он так рванул с места, что мне показалось, будто машина стала на дыбы.
Я бросился домой. Доигрались, думал я, а ведь предупреждал нас папа. А что с мамой будет? И я решил скрыть от нее нашу беду.
Постучав в окошко родного хозблока, я негромко сказал:
– Полковник Оболенский, выдь на минутку.
Окно тотчас распахнулось.
– Пап, Алешку украли, - прошептал я. - Участковый хочет перехватить их у Рябинок. Пистолет возьми.
Папа без лишних вопросов, успев крикнуть в глубину комнаты: «Я на минутку!», выпрыгнул в окно, одновременно засовывая пистолет под мышку, будто он специально лежал у него на подоконнике.
Мы молча пробежали несколько участков, потом папа перемахнул чей-то забор, бросив мне: «Жди здесь!» И я услышал дробный стук в окно, а потом папин голос:
– Петрович, я возьму твою машину.
Мгновенно вспыхнули фары, заработал двигатель, и рядом со мной оказался «жигуленок» с распахнутой правой дверцей.
Я нырнул в машину.
– Пристегнись!
И ни слова упрека.
Скажу честно: во время этой погони я почти все время сидел с закрытыми глазами. Такой сумасшедшей езды я даже в боевиках не видел. Ревел двигатель, визжали колеса, выбрасывая гравий на виражах, мелькали по обочинам деревья, тени, огоньки. Один раз, подкинутая на ухабе, машина пролетела несколько метров по воздуху и снова вернулась на шоссе - я чуть не прикусил язык при этом.
Папа ухитрялся гнать машину по ночной дороге, увиливая от всех препятствий и опасностей, и одновременно задавать мне короткие вопросы.
– Что ж, - пробормотал он, еще раз услыхав про Рябинки, - решение правильное.
Мы мчались в ночи со страшной скоростью. Но я не боялся разбиться. То есть боялся, конечно, но только потому, что тогда мы не сможем выручить из беды Алешку.
Папа сидел за рулем, как-то застыв, глаза его были прикованы к световому пятну наших фар, мчащемуся впереди нас. И только руки непрестанно работали, безупречно точно направляя машину именно тем путем, который сейчас был самым выгодным и безопасным.
Впереди показалась встречная машина. Папа чуть сбавил скорость. А машина вдруг замигала фарами и стала отходить к обочине, останавливаясь.
Папа затормозил и еще на ходу выскочил на дорогу, а навстречу ему уже бежал участковый:
– Все в порядке! - кричал он. - Все путем! Не волнуйтесь, товарищ полковник.
А за ним не спеша шел Алешка, хорошо видимый в свете фар, и почему-то плевался.
Папа подхватил его на руки.
– Ты чего! - возмутился Алешка и, отвернувшись, опять плюнул на дорогу.
– Ты чего плюешься? - испугался папа.
Участковый рассмеялся.
– Он ихнего водилу, товарищ полковник, за ухо укусил! Боевой хлопец. Если бы не он, я бы с ними в одиночку не справился.
А я подумал: какой отважный хлопец, этот наш молодой участковый. Без оружия бросился в схватку с вооруженными бандитами.
Папа, наверное, подумал то же самое, потому что, вернув наконец-то Алешку на землю, положил руку участковому на плечо и сказал:
– Спасибо, лейтенант.
А Лешка опять плюнул и добавил:
– Теперь вам за меня полковница очередное звание даст. Или премию.
Участковый опять засмеялся:
– Все путем, ребята!
И мы все почувствовали на этой ночной дороге, в ярком свете фар, такое облегчение, что тоже изо всех сил рассмеялись.
– Где ты их перехватил? - спросил папа.
– Где и рассчитывал, у развилки. Прямо на них и вышел.
