Грегори Макдональд - Скайлар
— В одном я не сомневаюсь. Без уступчивости полиции наркотикам крышка. В тех местах, где полиция действительно борется с наркотиками, их практически нет. Все равно как раньше было несколько самогонщиков, — судья пристально смотрел на шерифа. — Наркотики — это большие деньги, Пепп.
— Полицейская служба безопасности, — ответил шериф.
— Что?
— Из книги, которую я читал. У нас самогона нет, и ты это знаешь. Несколько стариков гонят его для личного пользования, по традиции, и все. Никто на этом деньги не делает. И уж точно, клянусь тебе, не управление шерифа.
— Ты в отличной форме, Пепп. Пробегаешь шесть миль в день. Сколько тебе лет, сорок четыре? Если пьешь, то чуть-чуть. Сколько за неделю ты прочитываешь книг?
Пепп промолчал.
— У меня одна беда, — продолжал частить судья. — Не могу сказать, кто что использует и когда. Обычно мы с тобой не знаем, что какой-то человек — наркоман, до тех пор, пока он не оказывается в камере и не начинает лезть на стену. Ведь так? Я понимаю, тут есть своя логика. Действительно, зачастую трудно сказать, употребляет человек наркотики или нет. Но слышал, если взрослый человек не пьет — это один из признаков. Я читал, некоторые люди думают, что с помощью наркотиков они могут увеличить свой энергетический потенциал. Это так, Пепп?
— Все, что ты говоришь, очень любопытно, Хайрем.
— Мне давно известно, что семейная жизнь у тебя не очень-то счастливая, Пепп.
Пепп фыркнул:
— Марта Джейн вещает об этом на каждом углу.
— Ты полагаешь, в этом причина того, что ты отдаешь столько энергии пробежкам и чтению книг?
— Вполне возможно, — спокойно ответил Пепп.
— Прошлым вечером, на каком-то женском сборище,
Марта Джейн утверждала, что твое поведение обусловлено одним — наркотиками, без которых ты не обходишься.
У Пеппа волосы стали дыбом.
— Она так и сказала?
— Как я понимаю, громко и отчетливо, чтобы все слышали.
— Меня предупредили, что вчера Марта Джейн что- то такое сказала, только я не знал, что именно.
— Теперь знаешь.
— Прежде чем она ушла на это свое заседание, я заявил ей, что хочу с ней развестись. Утром переговорил с Френком Мюрреем насчет встречи по поводу развода. И она все это слышала...
— Понятно. Мне, можно сказать, поручили переговорить с тобой.
— Переговорить со мной?
— Марта Джейн намекала на это и раньше. Введу тебя в курс дела, Пепп, полиция штата уже проверяла твои банковские счета, здесь и в Сент-Олбансе.
— У меня нет банковского счета в Сент-Олбансе.
— Вроде бы ты там часто бываешь.
— Я покупаю там книги. И захожу в местную библиотеку.
— Они говорят, что банковский счет ты можешь открыть где угодно, под любым именем.
Пепп вздохнул:
— Как бы мне хотелось, чтобы у меня был тайный банковский счет.
— Наркотики, как я слышал, стоят дорого. С тобой могли расплачиваться, снабжая тебя бесплатным товаром, говорят, это практикуется.
— Перестань, Хайрем. — Из-за системы кондиционирования пот на лице Пеппа стал холодным как лед. — Ну почему кто-то верит в такую чушь?
— Сколько лет ты женат, Пепп?
— Двадцать два года.
— Когда женщина, с которой ты прожил двадцать два года, что-то говорит, сообщает о твоих привычках, к ее словам прислушиваются. Потому что в данном вопросе она — эксперт.
Пепп наклонился вперед, закрыл лицо руками.
— Она ненавидит меня, Хайрем.
— Согласно ее вчерашнему заявлению, она ненавидит тебя, потому что ты употребляешь наркотики.
— Она ненавидит мужчин. Все, о чем нынче твердят женщинам с экранов телевизоров, говорят по радио, пишут в газетах и журналах под флагом феминизма, направлено против мужчин. Феминизм разрушает американскую семью, судья.
— Есть женщины. И женщины. Многие хотят независимости, но не знают, как ее заполучить. В этом я с тобой согласен. Но если статистика не врет, в этой стране очень многие употребляют наркотики, и некоторые успешно скрывают этот порок от окружающих.
Пепп вскинул голову:
— Ты веришь тому, что Марта Джейн наговорила обо мне?
— Я бы предпочел не верить.
— Ты веришь, что перед тем, как Марта ушла на вчерашнее заседание, я сказал ей, что хочу с ней развестись?
— Я — судья, Пепп. — Судья поднялся, чтобы опять наполнить стакан. — Дома ты говорил с женой наедине. Без свидетелей. А вот твоя жена говорила публично. При большом числе свидетелей. — Теперь судья не стал отмеривать бурбон, просто плесканул в стакан. И не добавил содовой. — Ясно одно — твоя жена сводит на нет твои шансы на переизбрание, а это повлечет за собой изменение семейного дохода, ее образа жизни. И какие из этого можно делать выводы?
Судья сел.
— Произошло убийство. Ты в течение нескольких часов арестовал подозреваемого. Твой помощник, проводя арест, избил его. Подозреваемый сбежал из тюрьмы. Твои помощники арестовали кузена подозреваемого, безо всяких на то причин. И избили его. Шериф, ты контролируешь свое управление?
Пепп посмотрел судье в глаза:
— Не тебе спрашивать, судья.
Судья пожал плечами:
— Важно, чтобы люди нам верили, Пепп. Мембрана между порядком и хаосом очень тонка. Если люди перестанут верить в тех, кто олицетворяет закон и порядок, пострадаем мы все. И еще как пострадаем.
— Господи, — выдохнул Пепп. — Господи Иисусе!
— Я не знаю, какие у тебя персональные привычки, Пепп. Я не знаю, какие у тебя отношения с женой. Но я точно знаю, что этим вечером весь наш чертов округ смеется над управлением шерифа.
Пепп встал:
— Наверное, я пойду.
Не поднимаясь, судья еще раз улыбнулся:
— Так ты точно не хочешь выпить?
* * *С потолка потянуло свежим воздухом. Со своей койки Джон увидел звезды. Кто-то могучий приподнял часть крыши. Кто-то поменьше, опустившись на четвереньки, наклонился над образовавшейся щелью.
— Эй, мистер! Вы голодны?
Джон подпрыгнул.
— Это моя жареная курица? — пророкотал бас из соседней камеры.
— Специальная доставка, — ответила девушка. — В отдельной корзине.
Посмеиваясь, здоровяк в соседней камере тоже встал, закинув голову вверх.
— Я знал, что ты не забудешь меня.
— Сможешь забраться по решетке? — спросила девушка. — Не хочу, чтобы курица упала на пол. Его не мыли с тех пор, как он удостоился чести соприкасаться с грязными сапогами янки.
Силуэт в соседней камере встал на первый горизонтальный прут. Девушка наклонилась ниже, опуская корзинку.
Джон унюхал жареную курицу.
— Уж не знаю, куда ты спрячешь корзину, чтобы мистер Хэддем ее не нашел.
— Не волнуйся, — сказал мужчина. — Я съем и ее.
Выпрямившись, девушка повернулась к своему напарнику:
— Опускай, Дуфус.
— Эй! — воскликнул Джон. Металлическая полоса начала опускаться. — Эй!
Присев, девушка всмотрелась в темноту внизу.
— Это ты, Джан-Тан? — Да.
— А что ты тут делаешь?
— Заблудился по пути к продовольственному магазину. Наверное, незнание местной географии здесь считается преступлением.
— Миссис Уитфилд как раз гадала, куда это запропастились свиные отбивные. Я думаю, она решила, что ты удрал с выделенными тебе на покупки деньгами.
— Я не удрал, — ответил Джон. — Меня задержала полиция.
— Ты действительно совершил серьезное преступление, парень?
— Ты хочешь сказать, более серьезное, чем убийство?
— Хорошая курица, — сообщил бас из соседней камеры.
— Они посадили меня сюда вместо Скайлара, — продолжил Джон. — Я ехал на автомобиле дяди Дэна. Поначалу они думали, что я — Скайлар. Потому решили сунуть меня сюда. Может, за то, что поцарапали мне лицо.
— Тебе поцарапали лицо?
— Ничего страшного.
— А-г-г-г-г, — подал голос напарник Тэнди.
— Одну нью-йоркскую минуту, Дуфус. — Девушка встала, уперла руки в боки. — Наверное, ты хочешь выбраться отсюда?
— Да, пожалуй.
— То есть ты не имеешь ничего против побега из тюрьмы?
— Я не сделал ничего такого, чтобы сажать меня сюда.
— И в камере тебе не нравится?
— Конечно, нет.
— Джан-Тан, я заметила, что за время нашего разговора ты ни разу не назвал меня по имени.
— Нет, не назвал.
— Ты знаешь, как меня зовут, Джан-Тан?
— Не могу вспомнить.
— Мы встречались.
— Я видел тебя вчера утром, в ванной.
— Ты видел меня и за завтраком. И мог бы увидеть в «Холлере» в пятницу вечером, если б таращился как петух на куриное дерьмо.
— Мне очень жаль, что я не знаю твоего имени. А это Дуфус?
— То, что от него осталось. Он тает на глазах.
— Хэй, Дуфус? Как поживаешь?
— А-г-г-г-г.
— Выговор у тебя выправляется, — похвалила его девушка. — Меня зовут Тэнди Макджейн.
— Понятно.
— Не забудешь?
