Нина Васина - Красная Шапочка, черные чулочки
- Я не лягу рядом со свояком! На одном кладбище! - возбудился он.
- Ладно тебе, похороню в другом месте, - обещаю я, поежившись.
- Да тут один погост - один, понимаешь? На всю округу. Место такое погост называется. В других местах не хоронят. Желаю быть сожженным и рассыпанным по лугам. Я не хочу в земле лежать! - Кубрик вскакивает и мечется по комнате, рассекая своей длинной тенью отблески огня на стенах. Любая сволочь сможет выкопать мой череп!
- Кубрик!..
- Ты не понимаешь, как это - когда тебе привезут череп женщины - самого дорогого человека! И вот тут, на лбу!.. - он провел указательным пальцем поверх бровей, - будет написано ее имя и годы жизни! Как раз над двумя дырками глазниц.
- Как это - написано?.. - От ужаса я влезла с ногами на лежанку и забилась в угол, стараясь спрятаться в шкурку целиком. - Кем?
- Есть такие писаки, есть! - непонятно ответил Кубрик, но метаться перестал. Из ведра с водой зачерпнул ковшиком и жадно пил, закинув голову и дергая ужасающих размеров кадыком, который на его худой жилистой шее под коричневой тонкой кожей казался инородным телом.
- А кто тебе привез череп дорогой женщины? - решилась я, когда ковшик булыснулся в ведро.
- Я уже сказал - свояк привез! Он отнял у меня женщину, увез с собой, а через десять лет приехал сюда!.. - Кубрик топнул ногой в пол. - И привез ее череп с надписью на лбу - "Либхен Краушен". И когда я увидел ее зубы!.. Когда я увидел зубы Любушки... У меня помутилось в голове, а свояк смеялся, а Рута сказала: "Не смотри в глаза этому человеку, он скоро умрет", и спасла меня от желтого дома. Меня не зароют в землю. Только огонь!
- Ты вчера сам копал могилу для Руты, - тихо заметила я.
- У нее свои счеты с мертвецами, которые на этом кладбище. Она должна быть рядом с ними. Шутка сказать - там лежат шестеро ее мужиков! А я не могу туда. Там свояк похоронен. Я не могу...
- Значит, Рута сказала, что он умрет...
- И через месяц - нету свояка! - Кубрик притопнул и развел руки в стороны, словно собираясь броситься в пляс. - Он так переживал, когда заболел! У меня, говорит, билет обратный пропадет, а это - куча марок! Я, говорит, приехал только затем, чтобы показать тебе череп Любушки твоей, теперь этот череп лежит на всеобщее обозрение в пещере в куче других черепов.
- Я ничего не понимаю, - созналась я, едва справляясь с дрожью.
- Нечего понимать, - отмахнулся Кубрик. - Немцы - они и есть немцы, что с них взять. К любому делу подходят с выгодой. В том городке, где жили свояк с Любушкой, так принято - через десять лет после захоронения выкапывать останки мертвеца, писать на черепе имя и годы жизни и складывать в кучу в одной пещере.
- Это не немцы. Это, наверное, дикари в Африке так делают. Какая еще выгода?
- Говорю тебе - немцы! А выгода в том, что места другого у них для кладбища нет. Горы кругом. Вот они и выкапывают своих мертвецов, чтобы положить других, а черепа на память помечают и складывают в пещере. Свояк говорил, что они даже показывают эту пещеру за деньги туристам. А ты говоришь - Африка... А свояк, когда понял, что кончается, просил, чтобы я череп Любы положил с ним в гроб.
- А ты? - спросила я шепотом. - Положил? Я вспомнила тогда день, когда Кубрик меня не встретил, как Рута отпаивала его ночью - голого...
- Ни за что, - твердо ответил Кубрик. - Попил он Любиной кровушки, она не хотела бы лежать с ним в одном гробу. Я тебе сейчас покажу...
- Что?.. Череп? Нет, спасибо, не надо.
- Только что обещала похоронить меня правильно, а теперь - не надо?
- При чем здесь твои похороны? - сопротивляюсь я, стуча зубами от ужаса, что придется идти и смотреть на череп с надписью на лбу. И вдруг меня осенило: - Ты хочешь, чтобы я положила это к тебе в гроб?
- Правильно. Я хочу сгореть с ее косточками. Ничего сложного. Раз уж пообещала - возьмешь и положишь. И нечего трястись. Никуда идти не надо. Здесь он у меня, под лежанкой.
Я вскакиваю и вжимаюсь спиной в стену, топчась ногами на старом ватном одеяле, пока Кубрик вытаскивает заветный сундучок.
Он присел, открывая сундучок, и вдруг я замечаю, что волосы у присевшего мужчины другие - темные, и плечи не те, и не Кубрик это совсем это мой суженый достал из-под кровати свое сокровище и улыбается мне, испуганной девочке, и хитро прищуривается - сюрприз брачной ночи!.. Я кричу, дергаюсь и просыпаюсь, обнаружив себя на большой кровати с мокрыми щеками и крепко зажатым в правой руке диктофоном.
Сундучок открыт. Кубрик бережно разворачивает что-то, еще невидимое мне, но уже пугающее до оцепенения. В темном ложе на пачке документов лежит желтый череп и светится странным посторонним светом. И над провалами его глазниц идет надпись - два слова на немецком, а пониже - цифры. И я, очнувшись на огромной кровати с шелковым покрывалом, больше всего в тот момент боюсь, что тряпка, в которую был завернут череп Либхен, окажется гербом клана Тейманов...
Как ни странно, но тогда при виде отполированной лобной кости мой страх сразу прошел. Я села и разглядела его внимательно - Кубрик взял череп в руки, поворочал перед лицом, что-то шепча. Я спросила, любуясь вдохновением в глазах старика:
- Ты уже три года хранишь череп у себя? Как тебе спится с ним под кроватью?
Кубрик осмотрелся, как будто не понял, откуда идет голос. Обнаружил меня на кровати и нахмурил лоб, вспоминая.
- Три года? - неуверенно повторил он. - Наверное, три, я не помню. Я только помню, что Тили тогда уезжала нянчить девочку. Она еще сказала - сын родил мне прелестную девочку, я счастлива, а ты похорони свояка и займись Микарием. Забери его с собой в ветлечебницу, а дом запри.
- Плачете, Нефила Доломеевна? Я дернулась и резко села на кровати.
- Плачете! - удовлетворенно повторил Ерик, развалив коленки в стороны в огромном кресле у окна. Я не слышала, как он вошел. - У вас сегодня день визитов, как я посмотрю.
- Что вы делаете в моей спальне?
- О-о-о! Сразу - моя спальня. Быстро привыкаете к хорошему, Нефила Доломеевна. Кстати, что это за имя - Доломей?
- Ну уж нет - имен на сегодня хватит! - Я решительно качаю головой.
- Да я так просто спросил, я заметил, что вас уже посетили в этой спаленке папа, мама и даже первая теща Гамлета. Что, тяжелый денек выдался?
Внимательно всмотревшись в его лицо, я замечаю что-то вроде удовлетворения в печальных глазах с тяжелыми веками.
- Не смотрите на меня так, - Ерик шутливо закрылся растопыренной ладонью. - Я не мучить вас пришел, я свой плеер ищу. Оставил вчера вечером вот тут, на тумбочке под журнальчиком, а теперь нигде нету.
- Плеер? - Я сидела, опираясь ладонями в кровать. Под правой рукой в кровать вдавился маленький диктофон - новейшая модель с отличным радиусом приема.
- Маленький такой, компактный. Подарок Гамлета. Я без него никуда. Не попадался? Ну и ладно. Вот что я хотел спросить...
Я уныло повалилась на бок, подтянула к себе колени и скорчилась, зажав руки с плеером между ног.
Ерик: Мы дружили с детского сада. Два мальчика из приличных семей и еврей. "Недокормыш" - так меня называл Генерал. "Этот недокормыш своего не упустит!" - трепал он меня по голове и иногда всей пятерней захватывал волосы и начинал больно тянуть вверх. "Давай, недокормыш, подрастай, а то ты рядом с моими мальчиками смешно смотришься!" Он так называл Гамлета и Кобру - "мои мальчики". Знаешь, почему? Потому что уже с пяти лет определил их в женихи к своей дочери. Так сказать, заранее предусмотренный выбор. Ты не спишь? Уверен, что найду его под подушкой!.. Ничего? Фил а-Нефила... Где же мой плеер?
Я: Отвали... Не трогай мою ступню.
Ерик: Давай для меня ты будешь Филой, а для всех остальных He-филой, а-а-а?
Я: Бэ-э-э...
Ерик: Какая чудная крошечная ножка. О-о-ё-ё!.. С ума сошла? Смотри, куда лягаешься!!
Я (не вставая и не открывая глаз): У тебя короткие толстые пальцы с обкусанными ногтями. Не смей трогать мою пятку такими пальцами.
Ерик: Знаешь, что меня в тебе особенно умиляет? Подбор цветов в одежде. Ты это делаешь специально? Красный и черный - это знак? Не хочешь разговаривать... У мадагаскарской паучихи Нефилы золотая грудка, ярко-красные ноги и черные носочки на лапках. Я вчера посмотрел в Интернете. Забавный паук. Птицеед. Но Гамлет тебе не по хелицерам. Хорошо сказал, да? Ладно, Фила, давай дружить.
Я: С какой стати?
Ерик: Потому что этой свадьбой ты обязана мне.
Я: Спасибо большое, Еремей Срулевич, а теперь не пошли бы вы куда подальше, я устала уже брать интервью, у меня голова болит, и ноги иногда делают непроизвольные дергающие движения.
Ерик: Нет, серьезно. Кто напоминал Гамлету, что у него свадьба через три-два-один год? Потом пошел отсчет месяцев. Кто нашел твою школу и сделал сотню фотографий, чтобы убедить Гамлета, что из перепуганной девочки в красной шапочке выросла настоящая роковая красавица?!
Я: Почему это - роковая?
Ерик: Даже странно слышать такой вопрос, ей-богу! Посмотрела бы ты на себя со стороны на выпускном! Вся в черном, а на шляпе - дохлая птичка с красными перышками!
