Алексей Кленов - В понедельник я убит...
Подойдя почти вплотную, Карен весело окликнул:
— Антон, ты здесь?
Помолчав, я закурил, все равно таиться смысла уже никакого, и отозвался:
— Нет его.
— А кто говорит?
— А домовенок!
Покрутив головой, Карен улыбнулся:
— Веселый ты парень, Антошка. Ей-богу, жалко даже убивать тебя. Не сложись все так, мы могли бы стать друзьями.
Я тоже весело оскалился в ответ:
— Это вряд ли. Мы с тобой враги, Карен. И я тебя уничтожу. Ты большую оплошность допустил, не осмотревшись в доме Дамира. А я там обнаружил одну интересную видеозапись твоей беседы с небезызвестным тебе вице-губернатором. Интересно, Дамир внедрил к тебе секретутку, или купил ее, когда она уже работала на тебя? Знаешь, в таком деле, как у тебя, никому нельзя доверять. Особенно тем, кто ближе всех находится.
Потемнев, Карен уточнил:
— Не блефуешь?
— А откуда бы я узнал, если б не видел?
— И что ты хочешь взамен? Жизнь? Я подарю ее тебе. Отдай запись…
— Ты не Господь, чтобы мне жизнь дарить, — перебил я. — А запись уже ушла по назначению.
— Не верю.
— Купленный тобой Земсков тоже не поверил. И зря. У меня же ноутбук, и выход в Интернет. Так что можешь не верить. Я все равно…
Слушать меня дальше Карен не стал, и махнул рукой. Вся его банда тут же открыла плотный огонь по избушке. Мне стало совсем неуютно. Стекла зазвенели, стены моментально покрылись десятками пулевых отверстий, я даже голову не мог поднять, свернувшись на полу калачиком и шипя сквозь зубы: "Мать, мать, мать!!!". И только когда огонь ослабел, видно кто-то перезаряжал, я рванулся к окну, вывалился наружу, и открыл убойный огонь с обоих своих стволов. Трое стрелков сразу же заорали, и попадали на землю. Остальные бросились врассыпную, прячась за деревьями. Карен, гад, ушел. Хотя в него я целился в первую очередь. Но нашелся в его банде один преданный, прикрыл собой…
Все, отсюда пора сваливать наверх. Сейчас начнут решетить всерьез.
Рванувшись в сенцы, я прихватил топорик, баллон и серп со стены, забрался на подловку, и замер в ожидании. Через секунду снаружи снова началось. На этот раз поливали уже безо всякой пощады. Бедный домишко сотрясался и стонал каждым бревнышком. В довершение ко всему внизу грохнуло, потянуло едким запахом тротила, и даже сквозь щели застрех меня ослепило ярчайшей вспышкой. Судя по мощности, швырнули не "эфку" а наступательную "эргэдэшку". Иначе мне бы сейчас кранты. Разнесло бы домик, и крыша взлетела на воздух. Хлипковат он для таких испытаний. Я не шевелился. Пусть думают, что мне каюк, и высунутся из-за деревьев.
Ужом проскользнув до слухового окна, я стал осторожно наблюдать в щелку. Трое раненых уже отползли в сторону, и спрятались в кустах. Судя по стонам, задел я их прилично. Еще трое стали медленно приближаться к дому, держа оружие наизготовку. Карен благоразумно из-за ствола дерева не показывался. Черт осторожный. Вышел бы, что ли. Уж очень ты мне сейчас нужен. Ну не хочу я без тебя грешную землю покидать. А жить то мне, может, минуты остались. Если не секунды…
Все, ждать больше нельзя. Момент срезать этих троих — лучше не придумаешь. Пинком распахнув окно, я мгновенно разрядил вторую обойму "Вальтера", и на этот раз, кажется, гораздо удачнее. Все трое рухнули замертво. И что характерно, в руках у них у всех "Калашниковы". Значит, против меня остались два автоматических ствола. Извиняйте, ребята, эти три я вам уже не позволю взять, можете лютовать…
А парни и лютовали. В момент изрешетили всю переднюю стенку, с каждым новым отверстием добавляя света на полутемной подловке. А я, после своей нахальной контратаки, мгновенно перепрыгнул назад, за кучу керамзита, которую запасливый Миша привез, но не успел еще рассыпать по подловке ровным слоем. Вот мне радость то, укрывает не хуже мешков с песком. Жгите патроны, хлопцы. А я полежу, покурю покуда…
Патроны хлопцы жгли не меньше минуты. Изрешетили всю крышу как дуршлаг. Жгли бы и дальше, но Карен, поняв, что достаточно, урезонил своих балбесов:
— Все! Хватит! Хватит, я сказал!!! Там уже и мухи живой не осталось. Идите, проверьте. Если нужно — добейте. И принесите мне ноутбук и диски, все какие найдете.
Кто-то осторожно уточнил:
— Шеф, там после гранаты все обуглилось. Чего смотреть то?
— Значит, принесите все, что обуглилось! Угольки принесите! Пепел! Мне нужно знать, что ничего не осталось. А отправил он куда, или нет, проверим.
Ага, проверяй. А я исполню свой заключительный номер. В отверстия в стене мне хорошо было видно, что из-за деревьев вышли все шестеро. Трое так и валялись в кустиках. Вот он, момент истины. Только стрелять я теперь не стану. Глядишь, найдется у Карена еще один преданный телохранитель с хорошей реакцией, и прикроет в последний момент. Так что я уж наверняка, по-простецки…
Распахнув остатки слухового окна, я швырнул наружу баллон с пропаном, и, через секунду, когда он брякнулся в паре метров от Карена, всадил в него сразу штук шесть пуль. По теории вероятности хоть одна да влепит удачно. И влепила. Баллон подпрыгнул в воздух, сердито ухнул, и раскрылся розочкой. Наружу рванул взорвавшийся газ, плюясь горящими клочьями, осыпая всех, кто находился рядом. От взрывной волны все шестеро попадали. Карен, подлюка, оказался шустрее всех, и успел отвернуться, прикрывая лицо и грудь. Но спина, и то, что ниже, заполыхали у него качественно. Он яростно стал кататься по земле, сбивая пламя. Пятеро его мордоворотов в точности копировали действия хозяина, взревывая как бегемоты перед случкой.
Мучить ребят я не стал. Спрыгнул из слухового окна на землю, кувыркнулся через голову, и без зазрения совести и жалости прекратил их мучения разом, всаживая каждому по пуле в башку. Вот так… Вот так… И еще раз вот так!!! Не хрен убивать безоружных! Не хрен губить людские души, суки! Вы сами на это напросились, не надо было будить мои бойцовские инстинкты, которые мирно дремали себе, и никого не трогали. Я сейчас не гражданин Полетаев, не журналист Антоха. Не друг, не любовник, не сын, и не брат. Сейчас я сержант Полетаев с позывным "Летун". Я зверь. Такой, каким я был на той долбаной, никому не нужной и тысячи раз проклятой войне. Где из меня сделали убийцу. Так получайте теперь полной мерой, ребята.
Война бывает первая, и больше не кончается…
Когда в живых остался только Карен, отползший к дереву, я медленно приблизился к нему, на ходу перезаряжая "Беретту". Взгляд, которым я смотрел на него, видимо был не любвеобильным. Потому что Карен, всемогущий и безжалостный Багдасаров, был бледен, губы у него тряслись и глаза так и бегали по сторонам в поисках хоть какого-то оружия. А вот хрен тебе, Красная Шапочка! Свой ствол он обронил при падении, до любого другого было далеко, хоть и лежат они россыпью в каких нибудь трех-четырех метрах. И прикрыть то тебя Карен больше некому, вот незадача. А у меня аж челюсти сводило от желания всадить и ему в башку пулю, чтоб не рождались в ней больше злодейские помыслы…
Карен приподнялся, и облокотился спиной о ствол дерева. Видно было, что ему сейчас больно. Очень больно. Только что мне до его боли? Сколько боли было в душе Зайчика? Сколько боли сейчас в доме дальнобойщика Дамира? И сколько ее будет в доме этого несчастного алкоголика? Нет, Карен, мне тебя не жалко…
И все же убить его просто так я не мог. Все из-за того же боевого инстинкта: убивать можно только вооруженного врага. Это закон любой войны, во имя чего бы она ни велась.
А Карен, сука, чувствуя мое состояние, жалобно заскулил:
— Антон… Послушай, не убивай меня. Давай договоримся. Я откуплюсь. Я тебе денег дам. Очень много денег. И забуду про тебя. Ты сможешь уехать из страны, поселишься, где хочешь, и будешь обеспеченным человеком до глубокой старости. И дети твои не останутся без начального капитала… Ну, давай договоримся!!! Да будь же ты человеком!!!
Опустив ствол, я переспросил:
— Человеком?.. Это ты мне говоришь? Смешно. Много ли человеческого осталось в тебе, чтобы говорить о человечности?.. Ладно, я тоже зверь. Но не такой кровожадный, как ты. Предлагаю такой вариант…
Передернув затвор, я выщелкнул обойму из "Беретты", спустил большим пальцем курок, взял пистолет за ствол, и бросил Карену на колени.
— Держи. Там один патрон. Ты можешь убить меня, и все кончится. Но я тебе советую употребить его по совести, если ты человек. Застрелись. Мы оба знаем, что ты давно заслуживаешь смерти. Это мой тебе приговор. Стань сам себе палачом. У меня нет оружия, смотри.
Подняв вверх обе руки, я продемонстрировал, что оружия у меня действительно нет. И ему оставалось только взять пистолет, направить его в нужную сторону и спустить курок.
