Райнов Богомил - Инспектор Антонов рассказывает
Сую ноги в тапочки, натягиваю верхнюю часть пижамы — нижняя часть вообще не попадается мне на глаза, уж не помню, с какого времени, потом ложусь на кушетку, зажигаю ночную лампу и беру книгу со столика. Беру главным образом из любопытства, чтобы посмотреть, до какой страницы я имел мужество добраться. После этого я кладу книжку на столик, потому что мне надо подумать о некоторых вещах. В горизонтальном положении человек лучше всего сосредоточивается. Кровь равномерно поступает во все части тела, включая мозговые центры. И так сосредоточиваешься, что даже не чувствуешь, как засыпаешь.
Пронзительный звонок нарушает мою углубляющуюся дремоту. Второй звонок полностью сбрасывает меня с гладких рельсов сна. При третьем — я уже держу одной рукой телефонную трубку в то время, как другая рука массирует лоб.
— Товарищ Антонов? — Массаж помогает, потому что я мгновенно узнаю голос Доры. — Мне нужно сейчас же с вами увидеться… Марин исчез…
— Что ты болтаешь? — восклицаю я, переходя вдруг из-за своего дремотного состояния на «ты». — Как так «исчез»? Откуда он исчез?
— Из дома. Вы сами сказали мне, что он ждет меня в восемь, а сейчас уже двадцать минут одиннадцатого, а его еще нет…
— Наверное, задержался где-то. Человек деловой, завтра уезжает… — пытаюсь я успокоить Дору, не очень веря своим словам.
— Это исключено. Марин до педантизма точен. Даже если бы у него были дела, он заглянул бы, чтобы сказать мне.
— Хорошо, хорошо. Только не волнуйтесь. Сейчас буду.
Пятнадцатью минутами позже служебная машина доставляет
меня к дому Манева. Дора в смущении ждет у подъезда.
— Почему вы стоите тут? У вас нет ключа от квартиры?
— Есть, но мне уже как-то неудобно им пользоваться.
— Тогда давайте, я им воспользуюсь.
Быстро поднимаюсь наверх, отпираю дверь и врываюсь в темноту квартиры. Ничего ужасного или загадочного. Холл, спальня и даже кухня — в полном порядке. Никаких следов Марина.
Возвращаюсь на лестницу, запираю дверь и спускаюсь вниз. Дора садится со мной в машину.
— Давай на Витошу, — приказываю шоферу. — Есть ли у Марина друзья, у которых он мог бы задержаться? — спрашиваю женщину.
— Есть несколько друзей, но я же вам говорила, что это не в его характере — назначить встречу и не явиться на нее, — отвечает она взволнованно.
«Ну да, если только он не начал колебаться и предпочел не явиться», — думаю про себя, хотя это звучит не очень убедительно.
— Здесь помедленнее! — говорю шоферу, когда мы приближаемся к кафе «Бразилия».
Машина ползет еле-еле. Через широкую витрину мне ясно видно все, что делается внутри. Кое-где за столиками еще есть посетители, но лиц, которые меня интересуют, среди них нет. Смотрите-ка. Не заботятся больше о своем алиби. Если не фабрикуют их в данный момент в другом месте.
— Давай в Симеоново! И побыстрее!
Это последний вероятный объект. Если и там нет следов Марина, придется принимать чрезвычайные меры. Что еще не значит, будто мы тут же его найдем.
Машина с ревом преодолевает подъем на Лозенец, поворачивает мимо Семинарии и мчится по шоссе через лес. Мощные фары освещают фантастическим светом стволы и листву деревьев. Дора нервно кусает губы, и вообще ситуация в точности, как в кино.
Через несколько минут мы уже подъезжаем к вишнево-яблоневому саду, и я показываю шоферу, где остановиться. В «сарае» темно, и он едва различим сквозь ветви деревьев. К счастью, над нашими головами почти полная луна, и мы без всяких вывихов и растяжений сухожилий достигаем дома. Я приникаю к низкому окну, но в помещении слишком темно, чтобы можно было что-то различить.
— Он оставлял ключ на этой балке, — говорит Дора.
На балке, однако, нет никакого ключа, не находим мы его и по соседству. Приходится прибегнуть к приспособлению, заменяющему ключ. Мы входим и зажигаем свет. Ателье более или менее в том же виде, как я его запомнил, с картинами на стенах и штативом в углу. Никаких следов братьев Маневых. Остальные помещения — кухня и тесный чулан — тоже пусты.
— Да-а, — бормочу я. — Здесь нужно быть повнимательнее. Погреб, чердак, подземные помещения?
— Я об этом не слышала, — шепчет побелевшими губами Дора, у которой упоминание об этих помещениях вызывает представление об убийстве.
— Ну-ка, Кольо, займись этим, — говорю шоферу, а сам покуда начинаю осматривать ателье.
Осмотр, в сущности, занимает не более двух минут. Резко переворачиваю кушетку, и передо мной — квадратная крышка в полу. Открываю ее и направляю в отверстие луч фонаря. Он освещает самодельный цементированный погреб небольших размеров. И первое, на что падает луч фонаря, это тщательно связанное скрюченное человеческое тело. Марин.
Тело шевелится, и я обращаю внимание Доры на этот факт, чтобы предотвратить намечающийся у нее обморок. Зову Кольо, общими усилиями вытаскиваем живой тюк на поверхность и начинаем его распаковывать. Когда мы выдергиваем тряпку, засунутую в рот Манева, мужчина некоторое время делает попытки восстановить запасы воздуха в легких и только после этого выдыхает:
— Еще немного, и я бы задохнулся.
— А кто вас тут устроил?
— Филипп.
— «Кто выбил тебе глаз? — Брат мой», — изрекает назидательно Кольо, любитель цитат.
— Как это произошло?
— Только я вернулся домой в семь с чем-то, вижу, он ждет меня в своем «БМВ» около дома. «Скорее, говорит, случилось нечто ужасное!» «Что случилось?» — спрашиваю. «Дора, говорит, отравилась». «Как, где, когда?» «Садись, говорит, по дороге все объясню». Сел я, поехали, и он по дороге стал мне рассказывать бессвязно, что, вернувшись недавно в «сарай», он не нашел на месте ключа, который оставил утром, толкнул дверь, она была не заперта, а в комнате лежала Дора, без сознания. «Шесть пустых трубочек от люминала валялись возле нее, полная гарантия смерти, хорошо, что рядом живет знакомый врач, я его нашел, и он тут же принял меры. Сейчас, говорит, она вне опасности, по крайней мере, так сказал врач, но я в этом не уверен». В тот момент все это показалось мне совершенно правдоподобным, я только спросил: «Зачем, ты думаешь, она выбрала для этого «сарай»?!» А Филипп: «Это же ясно, зачем — чтобы мне отомстить за то, что я рассказал тебе о ней. Разве я знал, что она будет так сильно это переживать?» Ну и в том же Духе, а я был так ошарашен, что мне даже в голову не пришло в чем-то усомниться.
Манев устало смотрит на меня, в глазах еще какое-то смятение, и просит:
— Если можно, немножко воды…
Дора выбегает и приносит стакан воды. Марин выпивает воду большими, жадными глотками и вытирает рукой губы. Пальцы его, онемевшие от веревки, еще дрожат.
— Что было потом?
— Приехали сюда, и Филипп, как вылез из машины, сразу побежал к даче, — ясно же — положение тревожное, и я, понятно, побежал за ним. Он на пороге пропустил меня. Я вошел, и пока оглядывался, что-то меня ударило сзади. А когда я опомнился, уже лежал связанный в темноте.
— Все же нападение братское, — замечаю я утешительно. — Если бы он не был вам братом, мог бы и пристукнуть.
— Но зачем ему понадобилось это делать? — спрашивает Марин, беспомощно глядя на меня.
— Где ваш заграничный паспорт?
— У меня.
Манев машинально лезет в свой внутренний карман, чтобы убедиться, что не ошибся, и ахает:
— Нет его. И билета на самолет тоже. И валюты…
— Ну, значит, вы ответили на свой вопрос, — говорю я, думая что это ответ и на некоторые другие мои вопросы.
— Но это же глупость! Паспорт на мое имя! — бормочет Манев, по-прежнему ища отгадку.
— Успокойтесь, — говорю. — И пора ехать, если ничего не имеете против.
Они выходят вместе с Кольо. Я восстанавливаю в комнате порядок, чтобы не вызывать подозрений у хозяина, если он случайно вздумает вернуться на минутку, гашу лампу, запираю дверь и спешу догнать остальных.
И вот машина снова несется мимо неясных силуэтов деревьев и редких домов, а потом въезжает в лес, и фары врезаются в туннель из весенней листвы. Марин еще несколько минут задает бессвязные вопросы, больше себе, чем мне, что освобождает меня от необходимости отвечать ему. В сущности, он играет в эти вопросы главным образом потому, что ему неловко перед Дорой, сидящей рядом с ним на заднем сиденье. После всего случившегося — разрыва, договоренности о встрече, возни вокруг воображаемого отравления — не так-то легко начать разговор, словно ничего не было.
Чтобы не смущать эту пару, я сел впереди, рядом с Кольо. И насколько могу судить, глядя в зеркало, дела на заднем сиденье идут к лучшему.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Большие часы в аэропорту показывают ровно семь, когда я прохожу через зал ожидания и направляюсь в помещение контрольной паспортной службы. В сущности, в моем присутствии здесь нет особой необходимости, но у меня есть некоторые соображения, благодаря которым я хочу сам посмотреть, что здесь будет происходить.
