Фридрих Незнанский - Золотой выстрел
– Давайте будем смотреть, – серьезно заявил он, перелистывая собственные записи. – Вот что-то имеется. А вы говорите – компьютер!
Денис ничего такого не говорил.
– Ну-ка посмотрим, что тут ваш умелец сочинил, посмотрим.
Моисеев стал внимательно рассматривать снимки «костылей» и «винтореза».
– Так что я вам должен сказать… – проговорил он как бы сам себе. – Этот ваш стрелок – человек уже немолодой, нет. Знаете, что говорят по этому поводу? А говорят, что истинный стрелок, как и хороший коньяк, с годами становится качественнее. И мастер, который готовил эти инструменты, его отлично знает. Все достоинства, некоторые слабости… Да, и это есть. Самонадеянный, определенно. И что вы возразите, если оружие готовится на один выстрел, а потом его можно оставить? А вся хитрость заключается совсем не в том, чтобы усовершенствовать ну, к примеру, убойные качества. Тут немножко наоборот, он ему облегчает оружие, убирает лишний вес. Зачем? А я вам так скажу: секрет здесь в том, чтобы сделать оружие незаметным. Замаскировать его под обыденный предмет, не вызывающий ни у кого из посторонних подозрения, понимаете? Ну чтобы не быть голословным, напомню такой случай. Было, вы наверняка читали, такое семейство, кажется, Овечкины. Или я уже с кино путаю… Это те, которые самолет угоняли. Так вот, они, если мне не изменяет память, пронесли оружие в самолет в футляре от контрабаса, да? А этот ваш убийца, он что же, на крышу Киевского вокзала, да еще ночью, с этаким бегемотом полезет разве? Как бы не так! Он с собой футляр от скрипочки прихватит. Это я фигурально выражаюсь, но вы понимаете, о чем я хочу сказать.
– Понимаю.
– Ну а раз понимаете, то, вероятно, уже догадались, что мастера надо искать не среди профессионалов оружейников, которых все эти штучки-дрючки абсолютно не интересуют, а среди любителей. Но больших любителей и знающих дело. И этот, – Моисеев ткнул широким ногтем в фотографии на столе, – скорее конструктор. Конечно, я не держал в руках его изделий, но вижу, что он – не Калашников, не Драгунов и даже не Стечкин, он, если хотите, фантазер. Который отлично знает стиль работы своего заказчика. Вот смотрите, и там и тут ножки для упора. Они вообще нужны? Нет. А тут? Оказывается, нужны, потому что он заранее знает, что стрельба будет вестись с большого расстояния. И, несмотря на все «облегчения» изделия, оно все-таки остается для стрелка тяжелым. Особенно если еще учитывать и ночной прицел. Который вы, кстати, не обнаружили.
– В первом случае нашли. А во втором – нет, хотя он стрелял практически в полночь. И расстояние там не меньше трехсот метров.
– Это только подтверждает, что прицел у него очень дорогой. У нас таких не делают. И достать трудно. Хотя сегодня… – Моисеев с сомнением покачал головой. – За большие деньги сегодня можно даже слона купить. Только где его держать?…
– Со слонами, Семен Семенович, проще. А вот где умельца обнаружить?
– А я разве еще не сказал? – хитро улыбнулся Моисеев. – Ох, неужели старость? Ай-я-яй! Действительно, пенсия… Да вы не стесняйтесь, молодой человек, наливайте себе чай и капайте, капайте коньячок… А Вячеславу Ивановичу скажите, что он правильно вспомнил дело «оружейников», только вот заглянуть в него не удосужился. А там у нас проходил некто… – Он полистал записи. – Вот, если он еще жив, а лет ему сейчас, должно быть, за шестьдесят. Это в те дни он был молодой и красивый… Да, старость не красит, это верно.
– Вы фамилию забыли назвать, Семен Семенович, – вклинился в новый поток воспоминаний Денис.
– Ах, фамилию? Да разве в ней дело! Вы послушайте эту историю, нет, я не задержу вашего внимания, честное слово, но надо же вам знать, с кем, возможно, придется иметь дело. Пейте, пейте… И мне плесните… Спасибо, молодой человек. Знаете, я часто завидую Вячеславу. Ну да, он таки не собрался завести собственных детей. Но у него есть вполне приличный племянник. А где мои? Они не хотят сюда, а я не желаю туда. Помните этот старый анекдот? Еще до так называемой перестройки. В Черном море встречаются два парохода: один из Израиля в Россию, а другой, наоборот, из России в Израиль. И на носу каждого стоит по еврею, и каждый из них, видя друг друга, крутит пальцем у виска. Сумасшедший! Мишигенер! Вот так и я… Ах да, «оружейники»! Взяли мы банду с хорошо исполненным самодельным оружием. Такие пистолеты, что сам бы Токарев позавидовал. Ну в конце концов вышли и на изготовителей. Оказались умельцы, которые обосновались в мастерской «Металлоремонт» на Малаховском рынке. Кастрюли паяли, ведра, чайники, делали ключи, а в свободное от работы время мастерили оружие. Которым и пользовались уголовники. Заведующим той мастерской был сравнительно молодой тогда человек, лет тридцати, по-моему, или чуть больше. И звали его… вот, Виктор Ильич Бессонов. Невысокий, помню, худенький. Сам вместе со своими мастерами у станка стоял. Пальцы в металле. Знаете, так въедается со временем, что никакой «Силит» не возьмет. Это название я по телевизору слышал, между прочим. Ну так вот, взяли мы всю бригаду во главе с начальником. Посмотрели, много они там, у себя, любопытного понапридумывали, насочиняли. А когда пошли допросы, все мастера эти грехи на себя берут. Откровенно начальника своего отмазывают. И сумели-таки. Так ничего и не смогли ему толком предъявить. Он, оказывается, не знал, чем по ночам занимались работники, сам, по свидетельству клиентов мастерской, обладал поистине золотыми руками. А вот невиновен, да и все! Что-то он тогда тем не менее получил, но потом следы его как-то потерялись… Я, собственно, почему о нем вспомнил… Знаете, молодой человек, у каждого есть своя тяга или интерес на всю жизнь. И уж если, как говорится, дал тебе Бог что-то, так уж действительно дал. За что потом и спросит. Вы меня понимаете? Нет, я не уверен, что точно вывожу вас на нужного человека, но вы попробуйте его все-таки отыскать – он и проживал где-то в тех же местах – и поспрашивать. Может быть, он подскажет кого-то. Все может быть… И адрес его был в деле, нетрудно найти. А дядюшке своему скажите, что я и в самом деле скоро на него обижусь…
Как всякий высокий профессионал и индивидуалист, Кротов предпочитал работать в одиночку. Причем задачи он себе ставил максимально сложные. К примеру, вычислить стрелка – это было действительно интересно, поскольку тут интеллект выступал против такого же интеллекта. Это не игра в казаки-разбойники, где один убегает, а другой догоняет. И бегать здесь не надо было, требовалось думать и хорошенько напрягать необходимую агентуру.
Стрелок как бы бросал вызов, не только умело заметая свои следы, но в то же время будто нарочно подставляясь: вот мои клиенты, вот вам мой почерк, а вы теперь попробуйте поймайте.
Одной из наиболее реальных возможностей вычислить стрелка являлось бы определение круга лиц, снабжавших его оружием. Причем не каким-нибудь ТТ китайского производства, а оружием, обладавшим специфическими особенностями и предназначенным для войск особого назначения. Следовательно, поставщик оружия имел доступ к закрытым арсеналам. Хотя, с другой стороны, что считать закрытым в нынешних условиях, когда ухитряются воровать даже ядерные припасы… И тем не менее!
Кротов в принципе знал, как можно достать хорошее оружие и у кого. Но одно дело знать, а совсем другое – взять поставщика на горячем.
Опять же, взять-то, конечно, можно, устроить грамотную провокацию, пробежать по цепочке и накрыть поставщика. А дальше что? Ну сознается он, что и сам является всего лишь неприметным звеном в цепочке торговцев оружия, даже покажет на парочку братанов, коим и в самом деле передавал «волыны». Те, естественно, будут отрицать, а потом сознаются – и дело уйдет в песок. А где оружие? Да в Москве-реке утопили. На самой быстрине, иди ищи…
Был у Кротова один кадр, которым он предпочитал не рисковать. Парень прошел Чечню, был ранен, от родимого государства, кроме устной благодарности от бывшего неблагодарного министра обороны, ничего не поимел и после выхода из госпиталя – жить-то надо! – оказался невольно втянутым в уголовные дела. Кротов помнил его по тем временам, сумел отыскать и устроил душевный разговор. Выяснилось, что парень и сам тяготится своим вынужденным положением, но выхода из него для себя не видит.
Одним словом, повторялась старая история, когда после Отечественной войны огромная масса героических летчиков-истребителей, большинству из которых ко Дню Победы исполнилось по двадцать с небольшим лет, оказалась, по сути, выброшенной за борт мирной жизни. Что они умели, кроме как летать да сбивать врага? А ничего практически. Но пока они летали и сбивали, другие успели – и часто весьма успешно – устроиться в мирной жизни. И вот победители вынуждены были находить свой путь к установлению справедливости, ради которой они, собственно, и воевали. Отсюда и всплеск уголовщины. Это потом уже, много позже, войдет в обиходную речь «вьетнамский синдром» у американцев, ну а у нас – «афганский» и «чеченский». Со всеми вытекающими последствиями.
