Марина Серова - Как стать миллиардером
– Дмитрий Иванович, а с каких это пор мы с вами на «ты»? – ядовито спросила я. – Что-то не припоминаю, чтобы мы пили на брудершафт.
– Так вот сейчас и исправим, – осклабился Умецкий. – Костян, харэ с ней базарить. Хватай, грузи на плечо и тащи на кухню.
Серегин, видимо, представил все возможные последствия такой попытки настолько реально, что даже слегка протрезвел.
– Пойдемте, Евгения Максимовна, – сказал он совершенно серьезно. – Все-таки вы сегодня именинница, не лишайте нас своего общества. Посидите столько, сколько выдержите, ни секундой больше.
Делать нечего, пришлось идти. Боря уже сидел за столом. Его, как и меня, тоже сочли главным виновником и непременным участником торжества, но он на правах шофера имел право почти совсем не пить и после первой же здравицы в свою честь покинуть нас, сказав, что машину надо вести в гараж, пока не сперли. Я было вспомнила о моем «Фольксвагене», ночующем под окнами, но тут же поняла, что этот повод избежать пьянки никуда не годится. Оставалось терпеть. Лена мужественно выдержала два или три тоста и пошла спать, сославшись на головную боль. Скоро встала из-за стола и я. Мужчины немного посопротивлялись, но больше для порядка, потому что темы разговоров уже сползли к футболу и политике, для чего моего присутствия не требовалось.
5 июля, четверг
Я снова включила ноутбук и вернулась на сервер УВД. В первой же папке меня ожидала удача: выловленный вчера у Лебяжьего острова труп вполне подходил под описание киллеров, данное Серегиным. Анфас, профиль. Фу, что за бандитская рожа! Смерть никого не красит, но от этого человека, наверно, и при жизни прохожие шарахались. Два общих плана: вот улыбающийся милиционер тащит палкой тело к берегу, а вот оно уже на берегу. Отдельно, крупным планом – густо татуированные плечи, грудь, лодыжки, кисти рук. Судя по татуировкам, у покойного была весьма богатая биография: не менее трех судимостей, первую из которых он получил в весьма раннем возрасте. Безымянный палец украшал довольно редкий «перстень» – «дал раскрутку в зоне», то есть совершил преступление, уже находясь в местах лишения свободы. В общей сложности покойный провел за решеткой никак не меньше восьми лет. Я внимательно изучила фотографии, пролистала протокол и не нашла ничего противоречащего тому, что покойный вполне мог быть одним из киллеров. Пожалев об отсутствии принтера, я выдернула из ноутбука шнуры и потащила его на кухню.
– Константин Вячеславович, взгляните, пожалуйста, на эти фотографии. Вы когда-нибудь видели этого человека? – спросила я.
– А чтоб вам доброго здоровья на долгие годы, – буркнул Умецкий, забыв, что собирался перейти со мной на «ты». – Мы тут жрем, а вы такие фотки подсовываете.
Серегин долго вглядывался в распухшее лицо утопленника.
– Нет, – сказал он наконец. – Нигде, никогда, ни разу.
И вдруг вырвал у меня из рук ноутбук, впился взглядом в экран и завертел колесиком мыши, увеличивая масштаб изображения.
– Вспомнил! – просиял он.
– Что, в натуре? – удивился Умецкий.
– Вы его видели? Где? Когда? – деловито спросила я.
– Да нет, – махнул рукой Серегин. – Видите, у него татуировка на веках? У одного из тех, что меня в подъезде караулили, у нижнего, тоже на веках надпись была, только другая, «не буди». Как я ему дал под дых, так он глаза и прикрыл. Вот и прочитал.
Я ушла с кухни немного разочарованной, но не сломленной. Надпись на веках встречается в уголовном мире довольно часто, но все же не у каждого. Я снова взялась за милицейские архивы. К полуночи у меня уже был полный список всех мужчин с такой татуировкой, проживающих в Тарасове и области. Я попыталась хоть немного сузить круг подозреваемых, сравнивая список с теми, которые мне дали Серегин и Умецкий. Безрезультатно. Никто из носителей такой татуировки никогда не работал ни в одной из фирм, пострадавших от деятельности «Феникса», и не являлся близким родственником их владельцев. Возможно, стоило копнуть глубже. Я перечитала личное дело одного из подозреваемых. Фамилия, имя, отчество… в настоящее время проживает… прописан по адресу… отбывал срок… осужден по статье… учился… родился… И тут меня осенило. Я открыла папку, в которой хранила данные сотрудников «Феникса», пробежалась по списку, открыла файл, и мой палец сразу же уткнулся в нужную строчку. Я снова открыла личное дело подозреваемого. Ошибки быть не могло, там была точно такая же строчка.
Совсем забыв о том, что время уже очень и очень позднее, я схватила трубку и набрала номер Якова Моисеевича Цукайло, или просто дяди Яши. Старик тридцать лет проработал архивариусом в Центральном городском суде и был в курсе всех уголовных и гражданских процессов Тарасова. И совершенно не важно, что в данный момент у него под рукой нет его драгоценного архива. Дядя Яша обладал просто невероятной памятью и помнил каждое дело до мельчайших подробностей, которые могли забыть даже сами фигуранты. Иногда мне казалось, что его память хранит каждую закорючку в каждом протоколе.
– Да? – зевнул в трубку дядя Яша.
– Дядя Яша, простите ради бога, – спохватилась я. – Я вас, наверно, разбудила.
– Нет, что вы, Женечка, у меня все равно бессонница, – произнес старик. Вышло довольно убедительно, но повторный зевок в конце фразы испортил впечатление. – Чем могу быть полезен?
– Дядя Яша, извините, пожалуйста, я совсем заработалась, – искренне раскаивалась я. – Совсем с ума сошла, сама не сплю и людям не даю.
– Ничего, Женечка, ничего, – попытался успокоить меня архивариус. – Немного внимания старому человеку в любое время суток полезно, хе-хе. Так все-таки, чему обязан?
– Ничего особенного, просто нужна информация об одном человеке. Беззаботных его фамилия.
– Беззаботных? Ну как же, знаю такого! Тебя, как я понимаю, интересует его первая судимость? – спросил старик. – Или все-таки вторая?
– Начтите пока с первой, дядя Яша, а там видно будет, – ответила я.
– Ну что ж, – старик на какое-то мгновение задумался и продолжил: – Очень, очень громкое в свое время дело было, даже в центральную прессу попало. Группа молодых людей забила до смерти гомосексуалиста. Как сейчас помню, пятеро их было. Возвращались они поздно ночью с чьего-то там дня рождения, естественно, все в изрядном подпитии. Шли через парк. Застукали двоих педиков за противоестественным занятием. Ну и выразили им свое неудовольствие, да так, что одного даже до больницы довезти не успели, по дороге скончался. Второго врачи кое-как спасли, но он на всю оставшуюся жизнь ослеп. Задержали всех пятерых почти сразу же, по горячим следам. Беззаботных был инициатором и наиболее активным участником избиения, получил семь лет. Всем прочим дали кому по два, кому по три года. Могу всех пофамильно перечислить, если тебе интересно.
– Скажите, дядя Яша, а в связи с этим делом не упоминалась фамилия Умецкий?
– Да, разумеется, очень даже упоминалась, – заверил меня старик. – Он единственный из всей компании не принимал участия в избиении, проходил как свидетель.
– Большое вам спасибо, дядя Яша, это именно то, что я хотела узнать, – сказала я. – И еще раз простите, пожалуйста, за поздний звонок.
– Ничего, Женечка, ничего, – пробормотал архивариус. – Поругай за меня свою тетю. Скажи ей, совсем, мол, старика забыла, не звонит, в гости не заходит.
– Да, конечно, обязательно передам, – пообещала я. – Спокойной вам ночи, дядя Яша.
– И тебе, Женечка, спокойной ночи и удачи во всем, – снова зевнул старик.
Я положила трубку. Оставалось только узнать, каким образом Беззаботных получил информацию о кредите от Умецкого. В том, что о кредите он узнал именно от него, я даже не сомневалась. Я добавила к фотографии Беззаботных еще несколько, показавшихся мне похожими, расположила их на экране таким образом, чтобы они не закрывали друг друга, и снова потащила ноутбук на кухню.
Несмотря на то что на столе стояли уже две пустые бутылки и початая третья, Серегин выглядел почти совсем трезвым, разве что повеселел и раскраснелся пуще прежнего. Умецкий, в отличие от друга, был пьян в дымину и едва мог сидеть на стуле. Что ж, может, оно и к лучшему.
– Константин Вячеславович, – обратилась я в первую очередь к клиенту, – скажите, а из этих людей вы никого не узнаете?
Серегин некоторое время изучал фотографии, потом уверенно ткнул пальцем в нос Беззаботных:
– Вот этот. Это он меня в подъезде караулил.
– Вы совершенно уверены? – спросила я.
– На сто процентов, – уверенно заявил клиент. – Он это. Или, в крайнем случае, его клон. С такими же наколками.
– А я ево тож знаю. Эт Леха Без… Безаботых. Мы с ним одном иситуте учились, – пьяно пробормотал Умецкий и, подняв взгляд на меня, спросил: – Или вы эт и бесссменя уже заете?
Я молча кивнула. Пусть речь Умецкого было трудно понять без помощи переводчика, но голова его все еще работала.
