Пиа Юль - Убийство Халланда

Он ткнул в меня пальцем:

— Сейчас я к тебе зайду.

— Давай, — ответила я.

Трольс лежал на диване. Я принесла ему чашку кофе, села, посмотрела на него:

— Нельзя так ревновать в твоем возрасте, да еще по пустякам. Ты просто с ума сошел. Ты понимаешь, что можешь попасть в тюрьму?

Он промолчал.

— Где ты вообще обитаешь?

— Я ночую в пакгаузе, я его купил.

— Купил?

— Да.

— Я думала, что уже успела тебя забыть, но я же тебя насквозь вижу.

У него задергалась щека.

— Утром я взяла в постель компьютер и написала первую страницу новеллы, про тебя. Она будет называться «Чиновник».

— Разве я чиновник?

— В своем роде — да. Лежи, не вставай, я тебе сейчас прочту.

Он закрыл глаза, щека дергалась. Я стала читать:

Было такое впечатление, что в этой постели совершено убийство.

Прежде чем покинуть комнатку, я прислонилась к дверному косяку и бросила взгляд на простыню (вещественное доказательство), выпачканную кровью и испражнениями. В тело мне вкралось чувство некоего удовлетворения. На дворе шел снег. Из дверей соседнего барака показался адвокат и заковылял по скользкой, как лед, плиточной дорожке; он поеживался, он не видел, как я помахала ему в окошко. Знал бы он только. Что в это окошко ночью проник чиновник, и до смерти напугал фрёкен Слот, и возродил меня к жизни.

Чиновником был бойкий молодой человек. Нагишом и в крови, он вышел, пошатываясь, в коридор и в поисках душа наткнулся на фрёкен Слот. У фрёкен Слот слабое сердце. Я лежала в кровавой луже и смотрела на его профиль, выступавший из полутьмы, и, закусив чистый край одеяла, смеялась сквозь слезы. Мне никогда не забыть ее крика. Или ту застенчивую решимость, с какой он вернулся, мокрый и чистый, к постели. Он совершенно не знает, кто я. И, что крайне удивительно, не стремится узнать. С другой стороны, кому как не мне известно, что, в сущности, знать почти нечего, почему я и не выставляю себя напоказ.

Я прыснула.

Повернув голову, Трольс кинул на меня обиженный взгляд.

— Безутешная вдова так не пишет, так пишут тинейджеры! Эбби права! Ты не горюешь!

— Одно к другому не имеет отношения!

— И это вовсе не про меня.

— Нет, про тебя, в переносном смысле. Про те времена, когда ты был молодым и веселым.

— Это было чертовски давно, — прошептал он.

— Да уж.

— Может, это больше про тебя, чем про меня.

— Нет, нет, нет, это про тебя!

Раздался звонок в дверь.

— Э-э, звонят! — сказала я, вскакивая. — К нам полиция.

34

Итак, я сидел там, удивляясь, почему старина Гендель с его либреттистом не могли сказать все по одному разу и на том успокоиться. Впечатление было, что каждая строчка в «Мессии» без конца повторяется.

Была среда, утро.

Пели синицы.

Накануне я не занесла простыни в дом, и теперь они были волглые от росы. Брандт сидел в своем плетеном кресле, завернувшись в шерстяной плед.

— Привет! — сказала я как можно ласковее и пролезла через дыру в живой изгороди.

— Привет, — отозвался он.

— Тебе лучше?

Он передернул плечами и поджал губы, словно отведал кислого.

— Прости, — сказала я.

— Н-да, — произнес он.

Я приложила руку к его щеке. Он было отвел голову, но потом прижался щекой к моей ладони и вздохнул.

— Меня посетила моя дочь!

— Правда? — Он слегка оживился.

— Ей понравился твой гость!

Он кивнул и посмотрел мимо меня:

— Ну а ты ей понравилась?

Далеко не глупый вопрос. Я не ответила.

— Она прислала мне открытку.

— Прямо чудеса! — Голос у него был как у старой старухи.

— Зато со мной порвала двоюродная сестра. Она тоже мне написала, но только большущее письмо! Я забыла сообщить ей про похороны Халланда. И теперь она не желает иметь со мной дело.

— Как это ты могла забыть и не сообщить, это же твоя единственная подруга?

— Она пишет, что я думаю лишь о себе.

— Вполне возможно, она и права, — сказал Брандт. — Ты что-то не особенно расспрашиваешь меня о моем самочувствии.

— Я не решаюсь.

— Ты же не виновата.

— Даже не знаю, что и сказать.

— Да ты никогда не знаешь.

— Так уж и никогда?

— Да брось ты! — фыркнул он. Он и с виду чем-то походил на старую старуху.

— Твой гость очень беспокоился!

— Его зовут Иоаким, почему ты не называешь его по имени? Он уехал домой и забрал с собой собаку, сестра не на шутку разобиделась.

— Ты уверен, что он забрал собаку? Тут какая-то бегает.

— Она что, здесь единственная? Временами мне кажется, что твой кругозор несколько сужен.

Пел черный дрозд. Пели всякие птицы. Внизу по Прогулочной аллее проехал мопед. Это запрещено.

— Такое чувство, что жизнь прожита зря, — сказала я.

— Если твоя прожита зря, то моя и подавно.

— Ты врач! Как твоя жизнь может быть прожита зря!

— Если ты недовольна, сделай с ней что-нибудь!

— Я вчера кое-что написала, смешное. Прочесть тебе?

— Нет, спасибо. Повторяю, сделай что-то со своей жизнью.

— Я не в настроении заниматься самоанализом.

— Да ты никогда не в настроении.

— Ну прямо уж.

— Заведи себе друзей! Продай дом! Переезжай!

— Подальше от тебя?

— Тебе же скучно!

— Мне никогда не скучно!

Я обернулась и поглядела на свои простыни, которые вздымал ветер. Как-то раз в сумерках я запуталась в одной из развешанных простыней, и Халланд поцеловал меня. При мысли о поцелуе Халланда голова у меня закружилась. Сколько раз он кричал мне «Иди сюда!», а я отвечала «Сейчас!».

— Ты скучная! — произнес Брандт.

— Да, — отозвалась я. — До чего же я скучная.

— Мы блуждаем в потемках и спим!

— Ну, это ты так говоришь. А впрочем, наверное, это очень разумно. По-моему, это звучит здраво и хорошо.

— Ты выяснила, кто застрелил Халланда?

Я заглянула ему в лицо: уж не насмехается ли он надо мной?

— Я вовсе не разыгрываю из себя детектива.

— И все-таки, как обстоит с Халландом?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не хочешь узнать, что произошло?

— С тобой? Но мне же прекрасно известно, это был Трольс. Я действительно прошу прощения.

— Я совсем не о том. Что произошло с Халландом? Кого подозревают?

— Брандт, прекрати! Это не смешно!

— Черт возьми, я спрашиваю на полном серьезе!

— Это дело полиции, я в их работу не вмешиваюсь.

Он посмотрел на меня.

— Я сказала им, что не хочу ничего знать, пока они не будут знать наверняка.

В глубине его голубых-преголубых глаз, похоже, сверкнул огонек.

Но больше он ничего у меня не выведал, я не стала ему говорить, что я думаю про разоблачения и раскрытия. Например, что я просто-напросто подвожу черту.

— Его уже предварительно допрашивали, — сказал он.

— Трольса? А почему? Он же не опасен?

Глаза Брандта.

— Он же не опасен? — повторила я.

35

Кстати, я наконец-то побывал в доподлинных внутренних покоях, и должен признаться: таковых вовсе не существует.

Спускаясь под гору, я повстречала Фундера.

— Хорошо, что я тебя встретил! — сказал он, сдвинув на лоб солнечные очки. — Я только что был у Трольса в пакгаузе. Фантастический свинарник. Он же туда вселился.

— А теперь ему, очевидно, надо будет выселяться?

— Это уж точно! — ответил он, жмурясь от солнца. — Я начинаю думать, он вполне мог психануть и застрелить Халланда.

Я в этом не сомневалась, поэтому ничего не сказала.

— Однако многое не сходится.

— Что именно? — спросила я вежливо.

— Ты же не хотела, чтобы мы тебе рассказывали, пока не будем знать всего, так ведь?

— Да. Ну а почему же ты тогда сейчас со мной заговорил?

Он сдвинул очки на нос. Улыбнулся. И пошел дальше в гору.

— Когда это ты успел так загореть? — крикнула я вдогонку.

Он обернулся и, пятясь, пожал плечами и показал на солнце.

Я спустилась к библиотеке. Взяла в автомате газировку, зажала под мышку «Зеландские новости» и прошла через полупустой зал на террасу. У самой воды и в зонтиках, она напоминала летнее кафе. За одним из столиков сидел Лассе с приятелем. Им было ни до чего — оба уткнулись в свои мобильники. У Лассе он был синий, старой модели, такой же как у Халланда.

— Привет, Лассе! — окликнула я его.

Быстро, скользящим движением он сунул мобильный в карман и улыбнулся мне, открыв чересчур белые и чересчур ровные зубы, и встряхнул головой, отбрасывая со лба челку. Я села к нему спиной.