Ирина Дягилева - Змея на груди

– Как самому себе. Это мой помощник и доверенное лицо Павел Эдуардович Мякишев.

Вольский произнес это снисходительным тоном, предполагавшим, что вопрос был идиотским. Кто же делает доверенным лицом человека ненадежного? Но так как его задала женщина, то для нее это простительно.

Пульхерию этот тон нисколько не задел. Она не сразу отреагировала на услышанное. За прошедший день Пуля все же слегка устала. И это сказалось на ее реакции. Когда до нее, наконец, дошел смысл сказанного, она интуитивно плотно сжала губы и отвернулась, глядя в окно. Мякишеву принадлежала квартира, в которой была убита Оксана. После недолгого молчания Пульхерия спросила:

– Почему вы не обратились в милицию?

– В записке было предупреждение…

– Обычно все похитители так пишут. Я в кино видела…

– Жизнь это не кино.

– Слишком банальная сентенция, даже для олигарха. Но меня беспокоит не это. Вам дали слишком мало времени, чтобы собрать такую большую сумму, да еще в евро. Это свидетельствует об осведомленности похитителей. Ваш помощник владел такой информацией?

– Постойте, вы его, что ли, подозреваете? – Вольский рассмеялся. – Это чушь! Я знаю Павла слишком давно. Мы с ним дружны с детства. Он выполнял для меня немало конфиденциальных поручений, подозревать его глупо.

– Самыми ярыми нашими врагами становятся, как правило, самые близкие люди, все остальные к нам просто равнодушны.

– А вот это, действительно, слишком банальная сентенция, даже для женщины.

– А по-моему, вы ко мне несправедливы, – улыбнулась Пульхерия, – на мой взгляд, очень даже афористично. Что-то в стиле Франсуа де Ларошфуко. Афоризм мой. Дарю. – Заметив скептическую улыбку на лице Вольского, Пульхерия напрямик спросила: – Не выносите превосходства других, в особенности женщин?

– Превосходства? Ну, это сильное преувеличение. Вы не находите?

– Ненавидите женщин? – усмехнулась она.

– Нет, просто давно не питаю на их счет никаких иллюзий.

– Негативный опыт, что-то из разряда «Змея на груди»…

– Что? – не понял Вольский.

– У Эзопа есть такая басня о крестьянине, который нашел замерзшую змею и положил себе за пазуху, чтобы отогреть. Змея согрелась и отблагодарила его по полной программе, – пояснила она и тут же без перехода спросила: – Всеволод Вениаминович, как вам удалось собрать за такой короткий срок столь большую сумму денег?

– Я готовился к довольно крупной сделке из разряда теневых… Ну вы меня понимаете?

Пульхерия кивнула.

– Оплату предполагалось провести наличными.

– Как вы получили письмо? И когда?

– Оно пришло вчера с утренней почтой.

– Странно, я не заметила на конверте марок.

Вольский резко затормозил и припарковался у тротуара. Он достал из внутреннего кармана пиджака конверт и с удивлением стал его рассматривать.

– Я даже не обратил на это внимание, – растерянно пробормотал он.

Пульхерия с любопытством взглянула на конверт. Имя и адрес были аккуратно напечатаны, как и само письмо, на лазерном принтере, а вот марки не было. Самое смешное, это обстоятельство всплыло на поверхности ее сознания именно сейчас. Тогда она тоже не обратила на это внимание. Ее интересовало прежде всего содержимое конверта, а сам конверт остался в руках у Вольского.

– Кто приносит почту?

– Мой дворецкий, – Вольский неожиданно захихикал. Пульхерия с удивлением взглянула на него. – Вы будете смеяться, Пульхерия Афанасьевна, но моего дворецкого зовут Осипом, как слугу Хлестакова из комедии Гоголя «Ревизор».

Пульхерия прыснула и через секунду громко и заразительно расхохоталась. Вольский не удержался и рассмеялся тоже. Они сидели и от смеха по-детски утирали слезы, всхлипывая и держась за животы. Смех их был больше похож на истерический. Чувства, доселе скрываемые от посторонних глаз, заталкиваемые глубоко внутрь, сдерживаемые усилием воли, требовали выхода и вот теперь весьма своеобразно прорвались наружу.

Они закончили смеяться так же неожиданно, как и начали.

– Да, влияние русской литературы на разночинную интеллигенцию было более глубоким, чем мы думаем, – подытожила Пульхерия после недолгого молчания.

– Пожалуй, слуга Хлестакова не лучший пример для подражания, – заметил Вольский.

– Скорее всего это просто совпадение, но в данном контексте выглядит забавно. Зато «Старосветские помещики» произвели на моих родителей неизгладимое впечатление, только отдуваться теперь приходится мне. Это я вам, как лицо пострадавшее, заявляю, – с легкой грустью пожаловалась она.

– Сочувствую, – с мягкой улыбкой отозвался Вольский. – А мне ваше имя нравится, по-моему, оно вам подходит.

– Я к нему за столько лет уже привыкла, – вздохнула Пуля и тут же спросила: – Скажите, Всеволод Вениаминович, в то утро у вас не было посетителей? Примерно в то время, когда вам принесли почту.

– Нет. Впрочем, заходил один из друзей сына, Рома Мякишев, сын Павла Эдуардовича. Хотел узнать, где Славик. Я сказал, что не знаю.

– Он не сказал, зачем тот ему нужен?

– Славик обычно подвозил его в университет. А вчера он его не взял… – голос его дрогнул, он завел машину, но трогаться с места не спешил.

– Может быть, еще кто-то был?

– Нет, Осип мне сказал бы.

– А этот Роман? Что вы о нем знаете?

– Ромашка? – Голос Вольского потеплел. – Я знал его еще маленьким. Несколько лет назад его родители расстались, у него сложные отношения с отцом, но Павел Эдуардович его очень любит. Мальчик, хоть с виду и увалень, однако весьма способный, сам подготовился и поступил в университет, будет генным инженером. А что?

– Не знаю, – откровенно ответила Пульхерия, а про себя подумала: «Пока не знаю». Память ее уже зафиксировала новое имя. Может, это что-то и значит, а, может, и нет. – Мне хотелось бы задать вам еще кучу вопросов, но пока они могут подождать. Сейчас главное добраться до автовокзала и выследить получателя денег. Все-таки плохо, что вы не сообщили в милицию.

– Что вы все заладили «в милицию, в милицию», а как бы вы поступили на моем месте? – раздраженно спросил Вольский.

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Я считал, что это бессмысленно. Может, мне и помогли бы, но вряд ли. Вероятность возвращения жертвы и так чудовищно мала, а обращаясь в милицию, я ее сокращаю еще больше. Я думал, что сумею сам справиться с этой проблемой.

– Хотите знать мое мнение? Оно покажется вам парадоксальным. К тому же я не до конца уверена…

– Ну?

– Ваш сын сам организовал свое похищение, а оно бумерангом ударило по нему самому. Что-то вышло из-под контроля… Свет могла бы пролить Оксана Шпак, но она тоже мертва. Если мы с вами поймаем сообщника…

– Я в это не верю, – глаза Вольского прожигали Пульхерию насквозь. Ей стало не по себе от его взгляда. – Я не верю в дикие совпадения, когда речь идет о таких деньгах.

– Может быть, вы и правы, – Пульхерия тяжело вздохнула. – Так или иначе, я очень надеюсь, если нам удастся выследить сообщника, многое прояснится. Мне одно непонятно, зачем было их убивать до того, как деньги были получены?

– Если принять во внимание вашу версию, то это вполне объяснимо: один из них пожадничал и захотел получить всю сумму.

– Я тоже об этом подумала. У меня сложилось такое впечатление, что ее убил человек, которого она хорошо знала.

– Почему вы так решили?

– Я ведь видела убийцу. Правда, всего лишь мельком.

– ?!

– Да. Я была в квартире Оксаны, когда убийца в нее вернулся. Он забрал из квартиры улику.

– Очень интересно, – пробормотал Вольский, – вы мне потом расскажете подробнее, а сейчас мы должны ехать, времени у нас в обрез.

Глава четырнадцатая

На свете мало недостижимых вещей; будь у нас больше настойчивости, мы могли бы отыскать путь почти к любой цели.

– Высадите меня у входа в автовокзал, а сами ждите в машине. Какой номер вашего мобильного телефона?

– Я пойду с вами, – упрямо заявил Вольский.

– А если вас узнают? За вашим посыльным наверняка следят. Преступники знают вас в лицо. Они сразу почувствуют неладное.

– В письме было указано, что деньги я могу принести сам или передать с посыльным.

– «Или», не «И», – подчеркнула Пульхерия, – посыльный плюс вы – комбинация неприемлемая.

– Я буду соблюдать осторожность, – упорствовал Вольский.

– О какой осторожности вы говорите? – всплеснула она пухлыми руками. – Как только вы появитесь в своем эксклюзивном костюме от модного дизайнера за восемь штук баксов, вся публика, включая бродячих собак и милиционеров, начнет на вас пялиться.

– Как вы догадались, что он стоит восемь штук? – удивился Вольский.

– А что, попала в точку?

Он кивнул.

– Ох и мощная же у меня интуиция! – с восторгом воскликнула Пуля.

– Скромнее надо быть, девушка, – рассмеялся Вольский, в душе поражаясь ее почти детской непосредственности.