Анна Данилова - Бронзовое облако
– В книге речь идет о крупном заеме, этот Бим взял у Жени двести тысяч баксов…
– Об этом ничего не известно. Моя жена – обыкновенная женщина, а не следователь прокуратуры. Бим мог просто припрятать эти деньги или же открыть новое предприятие, вложить их туда…
– А этот… Сема?
– О нем я сам лично наводил справки… Он – двоюродный брат Васильевой. Редкая скотина! Я вышел на него как бы случайно, предложил ему работу. Тоже хотел выяснить, что он собой представляет и мог ли он так поступить с Женькой…
– Ты имеешь в виду генеральную доверенность?
– Ну конечно!
– И что же?
– Думаю, что мог. Во всяком случае, он очень дружен со своей сестрой, говорит, что он без нее пропал бы…
– Но если они заполучили от Жени генеральную доверенность, то зачем же ему вообще работать? Ведь они опустошили все ее счета… Я проверял…
– Ну вот и славненько… – хлопнул ладонями Сергей. – Вспомнил про счета, это уже хорошо. Может, еще что-нибудь припомнишь…
– У меня свой человек в банке, это он сказал мне, что на счетах Жени остались какие-то символические суммы, он обещал еще выяснить, кто именно снимал деньги… Но вот что он мне ответил, я уже не помню… Однако особой тревоги почему-то нет… Может, она сама сняла все деньги, когда поняла, что натворила, что подписала… Ведь действовали не профессиональные мошенники, а какая-то Васильева, как ты говоришь, с братом… Не так-то просто выяснить, в каком именно банке она хранила наши деньги… Стоп! Бог с ними, с деньгами… Сергей, ты уводишь меня от основной темы – смерти Женьки… Я не верю, что ее нет в живых.
– Не знаю, что тебе на это сказать… Я бы и сам рад не верить… Но этот список… Трупы-то реальные, понимаешь? Ты отомстил за смерть своей жены, во всяком случае, именно для того эти люди и были приглашены сюда, в твой дом… И именно ради этого я приехал сюда в такой снегопад, чтобы предотвратить эти убийства… Но опоздал…
Герман закрыл лицо ладонями.
12
Страницы дневника Е.К.
«1 мая. Сегодня я вернулась из больницы. Там, на больничной койке, я многое поняла. Германа больше нет в живых. Иначе он дал бы о себе знать. Все те, кто знает о том, что я осталась совсем одна, хотят одного: опустить меня на самое дно. Кто-то хочет денег, кто-то собирает по крупицам события моей неудавшейся жизни. Люди в основной своей массе – беспечные, легкомысленные и очень эгоистичные. Каждый живет как хочет. И никому нет дела до того, кто находится рядом. Все думают только о себе, и это, вероятно, стало нормой. Меня ограбили, чуть не изнасиловали, обманули… И все это за какой-то один месяц! Еще немного, и меня лишат жизни. Вломятся не только в мою квартиру, но и в мою жизнь и примутся размахивать перед моим носом ножом, пистолетом или склянкой с ядом: выбирай! Вот если бы был жив Герман, такого бы не случилось. Возможно, он был прав, когда говорил, чтобы я никому не открывала дверь, ни с кем не общалась, никого не впускала в нашу с ним жизнь. Он был старше меня, умнее, опытнее. Я забыла все то, чему он меня учил, и теперь поплатилась за это».
13
Отрывок из книги О.З.
«Холодные цветы одиночества»
«Герман, как же долго я не обращалась к тебе, не говорила с тобой. Сегодня Первое мая, я уже вернулась из больницы. Не могу сказать, что чувствую себя хорошо. Да и как может себя чувствовать женщина с распоротым животом? Шов мой не зарастает, он весь почернел от марганцовки, словно обуглился. Нитки выдернули, но у меня все равно такое чувство, будто бы он наполовину раскрыт и что стоит мне только пошевелиться, как он разойдется и оттуда хлынут кровь и гной… Все советуют мне обратиться в суд, чтобы наказали эту пьяницу, убившую нашего ребенка. Но у меня нет ни сил, ни денег, ничего… А главное, нет желания заниматься всем этим. Лара ругает меня, призывает, чтобы я взяла себя в руки, не раскисала, потому что я еще молода, передо мной вся жизнь и я не должна оставлять все вот так, без последствий… Ведь она убила не только моего ребенка, но и всех наших будущих детей. Лара очень помогает мне, она почти живет со мной, готовит мне еду, стирает, ухаживает за мной, за моим швом, смазывает его спиртом, а потом прижигает марганцовкой. Я же не могу даже смотреть на свой живот – так мне страшно. Здоровье мое подорвано.
История с доверенностью закончилась для меня катастрофой. Мы с Ларой были в банке, я хотела снять все оставшиеся деньги и предупредить о том, что меня вынудили подписать генеральную доверенность, чтобы мои деньги не выдавали посторонним лицам. Но мы опоздали. На моих счетах остались ничтожные суммы: по сто долларов на каждом из трех счетов. Хорошо, что на карте еще есть какие-то деньги, мне удалось обналичить их и забрать себе. Это почти пять тысяч долларов. На первое время хватит. Лара говорит, что мне в первую очередь необходимо заплатить за квартиру, купить продукты, словом, думать о том, как жить уже сегодня, не загадывая далеко вперед. У меня же в голове зреет еще один план. Те деньги, Герман, что лежат у нас дома, я должна вложить (пока меня окончательно не ограбили) в недвижимость, купить квартиру, куда я пущу жильцов, думаю, это единственный способ как-то обезопасить себя и обеспечить минимальный доход… Конечно, перед этим мне необходимо обратиться в милицию, написать заявление о том, что на меня было совершено нападение, что меня заставили подписать доверенность. Пока я этого не сделаю, я не могу ничего предпринимать. Но деньги больше не должны оставаться дома, это опасно, я боюсь, наконец. И в банк положить их я тоже не могу – из-за этой проклятой доверенности. Герман, мне так тяжело, так трудно, что даже сама мысль, что мне предстоит выйти из дома, доставляет боль, похожую на физическую. Однако я должна тебе признаться: силы мои на исходе. Это на бумаге у меня куча планов, на самом же деле я не могу заставить себя подняться с кровати и пойти на кухню, чтобы разогреть сваренный Ларой суп. Но я это сделаю. Я постараюсь это сделать… И вообще, я не знаю, что бы я делала, не будь у меня Лары…»
14
Маша
Не было ни одного человека, с кем Маша могла бы поговорить о том, что так мучило ее, что занимало все ее мысли и чувства. Вся жизнь ее с тех самых пор, как она познакомилась с Сергеем, была переполнена тайнами. Поначалу ей было интересно жить с мужчиной, который ее так любил и который создал для нее просто идеальные условия жизни, но потом возникли вопросы… Первый год супружества она была абсолютно счастлива и почти ни разу не навестила живших в Подмосковье родителей – она вила свое собственное гнездо, где ей было уютно и комфортно с одним человеком – мужем. Сергей Северцев был заботливым и нежным мужем, добрым, щедрым и надежным, и единственное, что тяготило Машу, – это его долгие отлучки из дома, его двух-трехмесячные командировки, куда он отправлялся вместе со своим другом, кинооператором Германом Кропоткиным. Сергей был его ассистентом, они снимали львов в Африке, монтировали фильмы и продавали их серьезным телевизионным компаниям. Все просто, красиво и успешно. О Германе Маша много слышала, но видела его всего несколько раз, когда тот заходил к ним, чтобы договориться об очередной поездке. Сергей неохотно соглашался, чтобы Маша напоила гостя чаем, не говоря уже о том, чтобы пригласить Германа к ним вместе с женой, Женей, о которой Маша тоже изредка слышала от самого Северцева, но которую ни разу не видела.
– Что это за дружба такая, когда вы не можете, как люди, встретиться вместе с женами, посидеть, пообщаться… На дачу съездили бы, на шашлыки… Подумаешь, снимаете львов, что за секреты у вас от нас, женщин, и почему ты, Сережа, не хочешь познакомить меня с Женей? Вы вот с Германом уезжаете, причем надолго, и нам с Женей было бы куда легче переносить разлуку с мужьями, если бы мы имели возможность встречаться, разговаривать, просто проводить время вместе… Неужели это так трудно понять? И что это за запреты такие? Или, быть может, у тебя с Женей был роман?
Сергей ужасно злился, когда Маша начинала разговор на эту тему. Он пытался объяснить ей, что они с Женей совершенно разные люди, что им будет неинтересно друг с дружкой и что эти женские посиделки лишь усугубят тяжелое чувство разлуки и это может привести к тому, что женщины взбунтуются и потребуют, чтобы мужья сменили работу… Маша слушала мужа и качала головой: эти аргументы не выдерживали никакой критики, и ей было ужасно обидно, что ее принимают за дурочку.
– Сережа, ты и сам знаешь, что несешь ахинею… Я скорее поверю в то, что вас с Германом связывают более глубокие и близкие отношения, которые вы пытаетесь от нас скрыть, чем то, что ваша камерная в прямом и переносном смысле работа требует такой неестественной скрытности и осторожности. Чего вы боитесь? Или, быть может (что уже и похоже на абсурд), вы боитесь, что мы с Женей сблизимся настолько, что перестанем в вас нуждаться? Но ведь вы же не думаете так?
Однако что бы ни говорила Маша, какие бы вопросы ни задавала, связанные с Германом и Женей, сразу же натыкалась на броню: Сергей не позволял ей встречаться с Женей и пресекал всяческие ее попытки сблизиться с семьей его друга.
