Сергей Бакшеев - Зеркальная месть
Взгляд Виктора Брагина становится загадочным и томным. Видимо, я должна растаять и с придыханием «Я твоя!» и броситься ему на шею.
— Осади фантазию, вояка.
— Да я чего. Без всякой задней мысли.
— Ага, с передней. За чай спасибо, но я приехала сюда не за этим. Давай вспоминать 28 августа 75 года.
Брагин нервно трет культю, точно у него зачесалась живая рука.
— Август, время заготовок. Тогда все крутили банки: огурцы, помидоры, грибы, варенье, чтобы зимой было что пожрать.
— Ты не отвлекайся, Брагин.
— Я как раз по делу. Банки эти ставили в сарайки за домами. У кого погреб был, у кого так. А у меня батя был, как бы тебе объяснить… Короче, куркуль. Мне двенадцать было, пацан верткий, отчаянный, и батя подбил меня по чужим сарайкам лазить. По мне так даже в кайф — приключение. Замки я не вскрывал, лез через крышу. Отогнешь рубероид, пару гвоздей из доски вырвешь, доску сдвинешь — и вниз. Хитрость была в том, чтобы брать понемногу. Тут пару банок, там еще три — и доску на место, чтобы не заметили. В ту ночь, двадцать восьмого, я тоже этим занимался. Каникулы заканчивались, батя торопил.
— В сарае нашли Александра Демьянова с ножом.
— Да. Только он не убивал.
— Почему?
— Я видел его еще вечером, он пришел в сарай пьяным и заснул.
— Убил, напился и заснул.
— Нет. Ножа при нем не было.
— Ты мог не заметить.
— Нож принес позже другой человек.
— Другой? — меня охватывает волнение. — Как это было?
— Ночью я полез по сараям. Спустился в один, в другой — всё, как обычно. Банки я передавал отцу, он за сараями прятался. Сараи к лесу примыкали, удобно. А потом я услышал шаги и затаился на крыше. Я как раз сарай Демьяновых хотел переползти, там ведь Сашка спал, да и брать у них нечего, кроме гнилой картошки. Слышу, открывается дверь прямо подо мной. Я не из пугливых — отгибаю рубероид, чтобы посмотреть, как Сашку отец пинать будет, чтобы домой увести. Вижу человека. Странное дело, он осторожно крадется, явно опасается Сашку разбудить. Присел пред ним и что-то сует ему в ладонь. Я вначале не понял, что это было, только заметил, что длинное. Потом человек встал, прошел вглубь и сунул эту штуку в поленницу между дров. Тут-то я и увидел, что это нож.
— Это был отец Демьянова?
— Нет. Я точно не разглядел, но не он.
— Почему уверен?
— Темно было, я видел только макушку человека с ножом. Демьянов-старший невысокий, а этот был выше. Когда он сунулся вглубь сарая — там крыша снижается — он задел головой балку, а из нее гвоздь торчал. Этот тип здоров поцарапался, на макушке остался кровавый след.
— Демьянов старший не достал бы головой до балки?
— Сама посуди. Демьяновы в сарай постоянно за дровами ходили. Если бы гвоздь им мешал, давно бы его загнули. С ножом пришел тот, кто никогда не был в этом сарае.
Я мысленно соглашаюсь с логикой Брагина.
— Значит в сарай пришел настоящий убийца и подкинул нож с отпечатками Александра Демьянова.
— Выходит так.
— Почему ты ничего не рассказал милиции.
— Да ты что! Когда Демьянова повязали, батя меня сразу взял в оборот. Молчи, говорит, а то убью! Пришлось бы признаться, что мы воровали у соседей.
— Из-за твоего молчания, Брагин, расстреляли невинного человека! — вспылила я.
Виктор Брагин мигом набычивается.
— Ты пришла сюда на совесть капать или правду узнать? Я за свои грехи отвечу. Вот, рукой уже поплатился, а ты чем?
Мы испытываем друг друга тяжелыми взглядами. Я опускаю глаза первой.
— Пойми, речь идет о моей маме. Я хочу знать, кто убийца. Вспомни еще что-нибудь.
— Я всё рассказал.
— Ты говоришь, высокий. Какого роста?
— Крыша сарая сзади два метра, я сто раз залезал — знаю. Еще балка, доска. Выходит, он должен быть ростом около ста девяносто сантиметров.
— Цвет волос?
— В темноте все кажутся черными, но этот был посветлее. Светло-русый, наверное.
— Он расцарапал гвоздем голову. Сильно, — пытаюсь рассуждать я. — Ты видел потом высокого человека с повязкой или пластырем на голове?
— Ты угадала. Я присматривался, пытался быть сыщиком. Но никого не заметил. Я думаю, убийца был не из нашего района. Валяпинск большой город.
— Убили молодую маму, девятнадцатилетнюю женщину. Из квартиры ничего не взяли. Кто мог желать ей смерти?
— Так ее же судили за хищения в универмаге. Посадили заведующую, еще кого-то, а ей условное. Заведующая могла посчитать девчонку стукачкой и прислать урку для расправы. А может вообще за Портновой-старшей пришли, а дочь до кучи завалили. Кто ж теперь знает.
— Кто-то должен знать. — Я думаю. — Брагин, ты служил в МВД. У тебя остались связи? Я хочу найти ту самую заведующую.
Виктор Брагин опускает взгляд, улыбается, словно вспомнил что-то приятное, и хлопает себя по колену.
— Есть одна женщина. Не думаю, что откажет. Мы с ней бывало… Утром позвоню, — заверяет он.
— Попробуй сейчас, — прошу я и дотрагиваюсь до его руки выше протеза. — Только про меня упоминать не стоит.
— Ежу понятно.
Мужские глаза скользят по моей фигуре сверху вниз и возвращаются обратно. Теперь он смотрит на кровавую точку, которую оставил крюком на моей шее.
— Я не всегда такой грубый. Руки нет, зато всё остальное…
Он не так истолковал мое прикосновение. Приходится отодвинуться.
— Давай без заигрываний. Позвони.
Он набирает номер, игриво воркует с женщиной и получает утвердительный ответ.
— Завтра узнает. А мне придется отработать услугу.
— Надеюсь, не огород пахать.
— Углублять межличностные отношения.
Я не желаю развивать скользкую тему и достаю из сумочки выпускную фотографию своих родителей.
— Вот этого парня ты помнишь? — я показываю на Олега Рысева.
Брагин берет карточку и приглядывается.
— Моя школа. Но когда они заканчивали десятый, я был только в третьем — разные планеты. Свету Портнову и Сашку Демьянова я запомнил из-за трагедии. А его… — Брагин качает головой. — Я половину своих одноклассников благополучно забыл.
Я встаю, смотрю на часы.
— Скажи свой телефон. Я завтра позвоню.
— Издалека приехала? Можешь остаться. Места хватает, отдельную казарму выделю. Правда, натоплено только в моей комнате.
— У меня есть кому согреть.
— А чего же одна пожаловала?
— Как на счет телефона?
— Да, пожалуйста! — Брагин диктует номер.
Проходя мимо оружейной комнаты, я останавливаюсь.
— Мне бы хорошую винтовку с оптикой, разборную. Я заплачу.
— Эх, чего захотела. Компактные у меня на строгом учете.
— Тебе же деньги нужны. Хороший протез немало стоит.
— Может, ты меня и квартирой обеспечишь? Бери СВД, из которой стреляла. За ночную оптику отдельная плата.
Я не торгуясь плачу и возвращаюсь к «чероки» с зачехленной винтовкой и коробкой снайперских патронов. Положив оружие в багажник, я сажусь за руль и завожу двигатель. На свет фар выходит обеспокоенная девушка с большим животом.
— Какое счастье, вы в город? — лепечет она, поддерживая живот. — У меня схватки начинаются, подвезите. Отсюда ночью никак не выбраться.
— Да разве можно быть такой безрассудной!
— У меня через три дня срок, а тут… — девушка чуть не плачет.
— Садись, — скрепя сердце, решаю я вопреки своим правилам.
Для вечного беглеца незнакомый попутчик всегда таит опасность. Как минимум, это лишний свидетель. Но я ведь тоже рожала и не могу я отказать девушке в такой ситуации.
Виктор Брагин выглянул в окно. «А вдруг, она передумала и вернется!»
От подоконника, прижимаясь к старой раме, тянулась белая «плотина» из снежинок.
«Нет, уезжает».
Зажглись фары и джип крутой гостьи резво рванул с места.
«Рисковая! Зачем так гнать? На дороге яма на яме», — успел подумать Брагин прежде чем увидел яркую вспышку на месте автомобиля.
Взрывная волна смахнула вершины сугробов, привела в дрожь оконное стекло и разрушила часть снежной «плотины».
35
Майор Матвеев тискал ягодицы жены в ожидании эрекции. Даже супруга не знала его оперативного псевдонима Гном. В мозгах Матвеева червяком извивались слова «мягкая сила». Именно так характеризовало начальство современную концепцию работы спецслужб. Теперь не нужны суперагенты «а ля» Джеймс Бонд, наибольший эффект дает обволакивающая и малозаметная «мягкая сила». Червяк разъедал мозг, двигаясь по кругу, пока не закольцевался. «Мягкая сила, мягкая сила», — вертелось в голове у Гнома. И слова эти относились отнюдь не к глобальным проблемам супердержав. Он перенес одну из рук на грудь жены, стал тискать сразу оба самых лакомых кусочка покорной женщины, двенадцать лет назад согласованных Конторой в качестве супруги. Но «мягкая сила» отказывалась твердеть.
