Наталья Андреева - Сто солнц в капле света
– Пройдемте в библиотеку.
Получив свою книгу, она тут же распрощалась и даже не посмотрела, что именно порекомендовал ей для чтения граф. Выехав за ворота, она все еще думала о необыкновенном алмазе. Они словно должны были встретиться и встретились, наконец. «Сто солнц» ее нашел. Алмаз показался ей лишь на какое-то мгновение, но она уже ощутила его прикосновение, а он – ее дыхание. Шурочка чувствовала, что разум становится яснее, а кровь холодней.
Она обернулась на графский дом и глазами нашла окна кабинета Алексея Николаевича. Он там! Зовет ее. Ждет. Это какое-то наваждение! Разумеется, она думала об алмазе.
С прогулки она вернулась усталой и, увидев в гостиной Евдокию Павловну и отца, равнодушно сказала:
– На следующей неделе граф Ланин устраивает празднество с балом и фейерверком. Надо подумать о том, в чем мы туда поедем. Там будет вся местная знать. Мне надо новое платье. Не перешитое, а именно мое. Маменька, есть у нас деньги?
Василий Игнатьевич тяжело вздохнул.
– Мы и так уже всем должны! – в отчаянии сказала Евдокия Павловна. – А тут еще господин Лежечев на нас в большой обиде! Ума не приложу, что теперь делать?
– Лежечев подождет, – сухо сказала Шурочка. – Может быть, нам заложить жемчуга?
– Я давно ей об этом говорю! – оживился Василий Игнатьевич.
– Нет, нет и нет! – замахала руками Евдокия Павловна. И вдруг опомнилась: – Их сиятельство приглашают нас к себе в имение?! На бал?!! Мари! Софи, Жюли, Долли! Все сюда! Срочно едем в город!
– Я тоже еду, – решительно сказала Шурочка, и ей никто не решился возразить.
Но срочно не получилось. Поездку в город, чтобы заложить жемчуга и на эти деньги обновить гардероб барышень Иванцовых, отложили на завтра. И весь день Василий Игнатьевич ворчал, что девки в конец его разорили. В доме, мол, все встало с ног на голову. Сашка – отродье – взялась верховодить! И никто не смеет ей перечить! Что дальше-то будет? Разорение, сплошное разорение. Того и гляди, в усадьбу нагрянут с описью, а потом отнимут и дом.
А Шурочке не терпелось с кем-нибудь поговорить. Она могла довериться только Жюли, которая и так уже много знала. Именно ей Шурочка с восторгом рассказала о необыкновенном алмазе, который видела сегодня утром у графа.
– Юленька, если бы ты его видела! – с упоением говорила она. – Это же чудо! Истинное чудо! Огромный бриллиант, и он так красив!
– Сашенька, это же, наверное, стоит целого состояния!
– Да уж! Но зачем графу деньги? У него и так миллионы! Ты бы видела этот дом! Этот дивный парк! А сколько у него земель? Сколько крепостных? Граф – настоящий богач!
– Не слишком ли ты увлеклась? – вздохнула сестра. – Он поиграет тобой, да и бросит. Приласкает, а потом прогонит.
– Ну и пусть! Зато я видела чудо! Я его видела!
– И все это лежит в одной маленькой коробочке, – задумчиво сказала Жюли. – Целое состояние…
– Он, наверное, возит алмаз с собой. Неужели же никто не пытался его украсть?
– Сашенька, забудь ты о нем. Мы должны помнить свое место в обществе. Не ходила бы ты больше к графу. Это так на тебя влияет, меняет тебя совершенно.
– Ну уж нет! Пока меня туда зовут, я пойду! Да что там! Побегу! Полечу!
Она схватила Жюли за руку и решительно повела сестру к зеркалу.
– Смотри. Вот здесь ему будет лучше всего. – Шурочка положила указательный палец в ямочку между ключицами и слегка нажала. – Здесь его место. И он это знает.
– Саша, опомнись! Не искушай судьбу!
– Помяни мое слово. Я чувствую, как все вокруг меняется, и сама я меняюсь. В этом ты права. Но не бежать мне надо оттуда, а напротив. Пойти и завоевать!
Она и в самом деле была полна решительности. А в сумерках Варька опять принесла ей письмо. И опять сладко замерло сердце. Но тщетно она надеялась: Серж не давал о себе знать. Письмо было от Лежечева. Он писал:
«Милая Александрин!
Весь день, с самого утра, я вспоминаю наше свидание, и во мне все больше надежды. Неужели же Вы не сможете оценить искреннюю привязанность к Вам человека, доселе не знавшего любви? Неужели же Вам дороже ветреный повеса с дурной репутацией? Я готов немедленно приехать к Вам в усадьбу и снова говорить с Вашим отцом. Если он переменил решение, то наша свадьба состоится в следующем же месяце. Что мне до того, что скажут соседи? До того, какое мнение будет обо мне в свете? Мне небезразлично лишь Ваше мнение обо мне. Я повторял это, и буду повторять. Стоит Вам пожелать, и после свадьбы мы сейчас же оставим провинцию и отправимся в Москву, где снимем дом. У меня там остались связи и есть родня. Вы не будете скучать.
И там Вы легко сможете забыть того недостойного человека, жертвой которого стали вследствие своей юности и неопытности. Я сделаю Вас если и не счастливейшей из женщин, то, по крайней мере, уважаемой в обществе дамой, и смогу оградить Вас от всяких волнений и тревог исключительно за Ваше расположение и внимание к скромной моей персоне. Остаюсь с надеждою и ожиданием Вашего скорого ответа.
Владимир».
Она прочитала письмо и задумалась. Уехать? В Москву! Как бы это было замечательно! Как давно она об этом мечтала! Отец уже, кажется, на все согласен. Но выйти за Лежечева замуж значило его обмануть. Что будет, когда он узнает всю правду? Неужели тут же ее разлюбит и переменит свое решение? И она останется с разбитым сердцем. «Жертвой которого вы стали…» Ах, стала! Но он еще не знает главного, о той ночи в саду. Обдумав все это, она написала следующее:
«Милый Вольдемар!
Разрешите мне так Вас называть в ответ на Вашу любезность. Мне право совестно, что Вы решили связать свою судьбу с девушкой, Вас недостойной ни по положению своему, ни по поведению. Отец еще не готов благословить нас, да и вопрос о приданом меня беспокоит. Я не хочу бесконечно слушать Ваши упреки, время которым, вне всякого сомнения, придет. Вы богаты, Вы образованы, Вы вращались в высшем свете. А кто такая я? Провинциальная девушка! А ну как ослепление Ваше пройдет, и Вы станете меня стыдиться? Я уже смирилась со своим положением и вовсе не рассчитываю выйти замуж. Поэтому я решила дать Вам время, чтобы убедиться в своих чувствах. Подождите, по крайней мере, до осени. Если же Вы решите, что любовь ко мне и в самом деле выше пересудов соседей и осуждения со стороны Ваших родных и высшего света, куда Вы готовы меня представить, то я готова дать согласие. Но только в обмен на Ваше обещание не отравлять мою жизнь постоянными упреками. Не спешите приезжать к нам и обдумайте все как следует. С неизменным уважением
Александрин».
Шурочка перечитала письмо, нашла его вполне разумным и запечатала. Потом кликнула Варьку. Отдала ей конверт со словами:
– Это ответ барину на его письмо.
– Жениху? – со значением переспросила Варька.
– Да. Беги скорее к нему в усадьбу, и он даст тебе денег.
– Слушаюсь, барышня!
Горничная тут же исчезла. Шурочке пришла было в голову мысль написать Сержу, но она оставила ее тут же, горько усмехнувшись. У него, должно быть, целая шкатулка любовных писем! И ее жалкое письмецо будет лежать где-нибудь между графиней Б* и баронессой О*. Почетно, конечно, но все равно унизительно. Если бы ему это было нужно, он дал бы о себе знать. Не стоит так унижаться. В конце концов, она увидит его в воскресенье, на именинах у Федосьи Ивановны. И по одному его взгляду поймет все.
Глава 5
Остаток недели пролетел как одно мгновение. Сестры были заняты своими нарядами, готовились к важным событиям в своей однообразной и ничем не примечательной жизни. Сначала именины у Соболинских, где непременно будут танцы, а потом большой бал в усадьбе у графа Ланина! Когда такое было? Столько праздников в одно лето! А тут еще в трех верстах от уездного города был расквартирован армейский полк. Все дамы были в восторге. Теперь и полковой оркестр будет, и кавалеров хватит на всех. У Соболинских будет настоящее веселье! Шурочка тоже готовила платье, на этот раз бледно-голубое, атласное, с кремовыми розами по подолу, с пышными рукавами. Шея и плечи открыты, а талия, словно зажата в тиски, до того утянута. В этом платье Шурочка была дивно как хороша. И это была ее маленькая победа. Раньше для нее платьев не шили и не покупали. Но высокое покровительство графа Ланина вознесло ее на немыслимую высоту: все в доме ее теперь слушались.
Каждое утро она выезжала верхом на Воронке на прогулку и, против воли, сворачивала в сосновый бор. И каждое утро разочаровывалась, не находя там Сержа. Он не давал о себе знать, не писал и не появлялся в их усадьбе. Лежечев тоже не объявлялся.
Тот, казалось, и не собирался налаживать отношения с Василием Игнатьевичем Иванцовым, оскорбленный ничем не объясненным отказом. Но Шурочке он писал, а она ему отвечала. И именно она его от этого всячески отговаривала. Варька носила письма, и к концу недели все уже об этом знали, но делали вид, что ничего не происходит. Василий Игнатьевич словно забыл о женихе, равно как и не замечал ежедневные поездки младшей дочери в усадьбу к графу Ланину, о которых все в округе тоже уже знали. И говорили об этом. О сватовстве Владимира Лежечева Иванцовы благоразумно не распространялись, здесь сохранялась конфиденциальность. А что касается графа…
