Галина Романова - Дожить до утра
— Молодец, — Роман протянул руку и шевельнул пальцами. — Давай сюда. И иди домой. Ты и так мне помог больше, чем мог.
Особого приглашения Федору не требовалось. Взяв под несуществующий козырек, он слегка шлепнул каблуком о каблук и растаял за дверью, словно его и не было.
А Николаев уселся за свой стол с совершенно ошалевшим видом. И когда вошедший Леня Усачев попытался узнать причину столь необычного состояния своего друга и начальника, тот лишь поднял указательный палец, приложил его к губам и скомандовал:
— Тихо!..
Глава 20
Одурманенная неистовством Нинкиных эмоций, Ксюша провалилась в сон мгновенно. Поэтому, когда утром в дверь к ней начал кто-то ломиться, она проснулась не вдруг и не сразу.
Четвертый удар по тонюсенькой двери оказался более чем ощутимым, и она наконец подскочила с места.
— Иду, — просипела она спросонья. — Уже иду! Какого черта?!
Последние слова застряли у нее где-то в горле, потому как, открыв дверь, она мгновенно была схвачена чьими-то сильными руками за плечи и отброшена через всю комнату на диван.
— Эй! — плаксиво пискнула Ксюша, больно стукнувшись о стену. — Ты с ума сошел, да?!
Звучная пощечина отпечаталась на ее левой щеке, да так, что опрокинула ее навзничь. Ошалев от такого натиска и прижав к пылающей щеке подрагивающие руки, она попыталась приподняться. Но все ее попытки были неудачными и имели несколько необычный эффект, задрав ее футболку, в которой она обычно спала, до самых ключиц.
— Сука, — прошипел непрошеный гость и сделал два резких шага по направлению к ней. — Что же ты делаешь, сука?!
Окинув быстрым взглядом свою обнаженную плоть, призывно торчащую вверх сосками, Ксюша решила, что сейчас не до ложной стыдливости, и, быстро среагировав, прорычала:
— Какого хрена тебе здесь надо, ментяра ты долбаный?! Кто дал тебе право врываться ко мне без ордера?! Кто дал тебе право руки свои ментовские распускать?! Отведи глаза от меня, быстро!!!
Уличенный и пристыженный, Николаев нехотя отвернулся. Изо всех сил сжимая руки в карманах пиджака, он попытался вновь пробудить в себе ту злобу, что подстегивала его, подгоняя сюда. Но эта злоба, ехидно похихикав над распластанным обнаженным женским телом, вылетела вон, словно воздух из надувного шарика.
Он, конечно же, предполагал, что Ксения красива, но чтобы до такой степени!.. Куда там голливудским порнозвездам, накачивающим себя снизу доверху студенистым силиконом! Откуда мог взяться у этих заезженных рабочих лошадок, день и ночь плетущих интриги и копающих под более удачливую соседку по съемочной площадке, такой цвет кожи! Самый удачный колер цвета топленых сливок не мо — жет быть получен ни под солнечными, ни под многими другими лучами.
— Эй ты! — вклинился в его поплывшие мысли грубый Ксюшин окрик. — Может, объяснишь наконец, какого хрена тебе понадобилось бить мне морду?!
Роман обернулся и едва устоял на ногах. Эта сучка!.. Эта похотливая сучка мало того что завалилась полуобнаженной перед ним на диван, так теперь вообще разделась. Он судорожно сглотнул, совершенно потерявшись в ее до одури идеальных изгибах и выпуклостях, и на мгновение прикрыл глаза.
— Смотри! — рыкнула она, бешено сверкая глазищами, и пнула его ногой в колено. — Я приказываю тебе — смотри! Иначе мне никогда не избавиться от твоего присутствия в моей жизни! Если ты потерял от меня голову, как ты мне гнул тут в прошлый раз, то смотри!
Николаев открыл глаза и прокашлялся. Зачем он, черт возьми, пришел к ней? Что-то было такое… Что-то такое, что заставило его нестись через весь город и скрипеть зубами от ярости. Что-то очень, очень важное… Уж наверняка важнее этих бесстыжих грудей, нацеленных прямо на него. А этот живот!.. О черт!!! Как можно иметь такую фигуру при таком скверном характере?!
— Слушай, — прохрипел он и сделал шаг вперед. — Оденься, я прошу тебя…
— А вот черта с два! — Она выбросила вперед руку с пресловутой комбинацией из трех пальцев. — Ты, скотина, врываешься ко мне! Бьешь меня!..
Нет! Только этого не хватало!
Николаев едва не застонал, увидев, как задрожали ее губы и странно сморщилось лицо. Этого не может быть, не должно быть, она не может плакать! Эта леди из стали, причем такой, что отливает голубоватым холодным блеском, не может плакать как девчонка. Горько, обреченно и обезоруживающе ранимо…
Ксения и сама затруднилась бы ответить, что вызвало такой бурный поток слез. Если ей не изменяла память, то плакала она года три-четыре назад — это точно, и то по поводу сломанного ногтя. А сейчас!..
Сейчас рыдания буквально задушили ее. Все слова, которыми ей хотелось исхлестать этого наглого мента, превратились в жалкое бульканье, вязнущее где-то в гортани. Дыхания не хватало. Как, впрочем, не хватало и сил дышать. Зная, что в подобном слезоточивом состоянии, будучи почти голой, она выглядит глупо, не говоря уж о распухшем, хлюпающем носе и покрасневших глазах, она тем не менее не могла остановиться.
— Эй! — Роман подошел к ней почти вплотную. — Перестань, прошу тебя… Прости. Я не хотел трогать тебя. Это вышло как-то само собой. Тебе больно?
— Мне?! — прорыдала Ксения. — Мне?! Да!!! Мне больно, понимаешь?! Мне очень больно!!! Мне так больно, что, кажется, сердце остановилось!!! Все внутри жжет!!! Понимаешь ли ты это?! Способен ли ты это понять?!
Ну что он мог ей ответить?! Что чувствует ее боль каждым нервом? Так она все равно не поверит. Попытаться утешить, обнять? Наверняка шарахнется от него, как от прокаженного. И какого черта не сдержался и хлестнул ее по щеке?! То ли кровь далеких предков ударила в голову, то ли устал он от этого идиотского противостояния, которое вымотало ему сердце и выворачивает наизнанку его душу.
— Перестань, — еле слышно произнес Николаев и резким движением привлек Ксению к себе. — Перестань плакать, слышишь?! Я приказываю тебе! Такие женщины, как ты, не плачут… Ты сильная… Перестань…
Куда там! Эти его бесхитростные слова утешения вызвали новый взрыв эмоций с ее стороны. Прижав свое лицо к его груди и вцепившись руками в лацканы его пиджака, Ксюша с отчаянием утопающего пыталась в слезах дать выход той горечи, которая усиленно рвалась наружу.
— Я не могу… — сдавленно всхлипывала она. — Мне так пусто… Так больно… Вокруг люди, но я одна… Я все время одна… А ты… Ты… Ты меня ударил!..
Никогда в жизни Роман не испытывал подобной неловкости. Много раз он попадал в критические ситуации, когда чувствуешь затылком холодноватое дыхание смерти. Неоднократно на его глазах разыгрывались жуткие сцены, подчас заканчивавшиеся трагично. И в любой обстановке он умел сохранить невозмутимость и способность хладнокровно оценивать ситуацию. Но попробуй сохранить трезвость мысли, когда к тебе прижимается рыдающая женщина! Причем женщина, из-за которой ты теряешь рассудок. Да к тому же почти полностью обнаженная…
Все ее всхлипывания слились для него в негромкий речитативный гул, которому вторил шум крови, пульсировавшей в его висках. Кончики пальцев покалывало от непреодолимого желания впиться в ее кожу. Тискать, мять ее, прижать к себе всю ее упругую безупречность. Она упиралась в него своей высокой грудью, совершенно позабыв о своей уязвимой наготе и заставляя его судорожно сглатывать от мучительного желания.
— Ксения, — еле слышно выдохнул Роман, — прости меня. Я умоляю тебя — прости!
— Что? — не расслышав, подняла она на него заплаканные глаза.
Продолжить он не смог. Очертания предметов вокруг сделались вдруг неясными и размытыми. Все разом поплыло у него перед глазами: и ее изумленно распахнутые глаза, и приоткрытый в немом крике протеста рот, и бессильно вскинутые руки.
Понимая, что поступает грубо, почти варварски, но не в силах ничего изменить, Николаев отшвырнул ее от себя на диван и, не давая ей опомниться, рухнул на нее всем телом.
— Молчи, молчи!!! — заклинал он, терзая ее своим обезумевшим ртом. — Только молчи!
Нелепейшая ситуация, что и говорить. Это просто садомазохизм какой-то! Сначала избиение, затем истерика и под занавес секс?!
Широко раскрыв глаза, всего лишь минуту назад обильно орошавшиеся слезами, Ксения попыталась встряхнуться, сбросить с себя дурацкое оцепенение, сковавшее ее по рукам и ногам. Но разве это возможно при таком раскладе?! Если этот здоровенный, крепкий мужлан лишился рассудка, слепо следуя зову плоти, то что говорить о ней — слабой, беззащитной женщине?!
Уцепившись за эту спасительную мысль, красной нитью прочертившую весь ее оправдательный немой монолог, Ксения несколько ослабила сопротивление и даже позволила себе запустить пальцы в смоляные жесткие кудри этого дикаря.
Дикарь! Точно дикарь! Это же надо так отдаваться страсти! Он же почти задохнулся! Стонет… Что-то невнятно бормочет… Вот соседушкам будет чем потешиться сегодня вечером на кухне. А руки… Ох уж эти его руки! Ксения обеспокоенно заворочалась — не нужно ей всего этого, совсем не нужно!
